Они ели в молчании. Наконец, как будто случайно, чтобы что-то сказать, Стели спросил:

— Как прошла твоя миссия?

Уайтбрид был готов к этому.

— С переменным успехом. Худшие полтора часа Моти провела таращась на меня. Смотри,— Уайтбрид встал, склонил голову в сторону, согнул колени и опустил плечи, как будто забираясь в невидимый гроб высотой 130см.— Полтора часа в такой позе.— Он снова сел.— Пытка, скажу я тебе. Я ведь надеялся, что они выберут тебя.

Стели покраснел.

— Я был добровольцем.

— Это меня потрясло. Ты был тем, кто принял капитуляцию "Вызывающего".

— И позволил этому мальку украсть мою бомбу!

Уайтбрид опустил вилку.

— Ого?

— Ты не знал?

— Конечно, нет. Думаешь, Блейн рассказал об этом всему экипажу? Ты вернулся слегка потрясенный после этой миссии, и всем было интересно, почему.

— Теперь ты знаешь. Какой-то болван пытался отказаться от своего слова, но капитан "Вызывающего" не позволил ему, хотя и мог.— Стели изо всех сил потер руки.

— Он вырвал у меня бомбу! И я позволил ему! Я бы отдал все за возможность...— Стели внезапно встал, но Уайтбрид быстро схватил его за руку.

— Сядь,— сказал он.— Я могу объяснить, почему тебя не. выбрали.

— Ты можешь читать мысли капитана?— По молчаливому соглашению оба они говорили вполголоса. Внутренние перегородки "Макартура" были звукопоглощающими и голоса звучали очень четко, если говорить тихо.

— Угадай-ка — хорошая практика для гардемарина,— сказал Уайтбрид.

— И почему же? Из-за этой бомбы?

— Косвенно. Ты стремился проверить себя, но даже без этого в тебе слишком много от героя, Хорст. Совершенная физическая форма, здоровые легкие — и никакого чувства юмора.

— У меня есть чувство юмора.

— Нет, это не так.

— Ты хочешь сказать, что его нет?

— Ни следа. Эта ситуация не требовала героя, Хорст. Нужен был человек, который не будет думать, что выглядит нелепо в какой-либо ситуации.

— Ты смеешься надо мной. Проклятье, я никогда не могу понять, когда ты говоришь серьезно, а когда нет!

— Сейчас не самое подходящее время. Я не шучу, Хорст. Слушай, я йе могу объяснить этого. Ты видел все, верно? Сэлли говорит, что я был на всех экранах интеркома, живой, в цвете и объемный.

— Да,этотак.— Стели кротко улыбнулся.— Мы видели твое лицо, особенно, когда ты начал ругаться. Это было безо всякого предупреждения. Изображение немного скакнуло, потом ты заорал на чужака и все сломалось.

— А что бы сделал ты?

— Не знаю. Но не это. Полагаю, выполнил бы приказ.— Ледяные глаза сузились.— Я не пытался бы кричать, если ты имеешь в виду именно это.

— Скажем, выстрел из лазера в пульт управления? Чтобы уничтожить защитное поле?

— Только после приказа.

— А как насчет языка жестов? Я провел некоторое время жестикулируя и надеюсь, что чужак поймет меня, но этого не произошло.

— Этого мы не видели.

— Вот я и говорю,— сказал Уайтбрид,— что эта миссия потребовала человека, готового выглядеть глупо в любой ситуации. Вспомни, сколько раз ты слышал смех, пока я вез Моти сюда.

Стели кивнул.

— А теперь забудь об этом и подумай о Моти. Как у нее с чувством юмора? Понравится тебе смех Моти над тобой? Ты даже можешь быть уверен, смеется ли она: ты не знаешь, как это выглядит или звучит...

— Но ты выглядел нелепо.

— Всем известно, что ситуация требовала человека, способного узнать, могут ли чужаки говорить с нами. Здесь не требовалось защищать честь Империи. Пройдет еще немало времени, прежде чем мы узнаем, с чем столкнулись. Еще будет место героям, Хорст. Так бывает всегда.

— Это успокаивает,— сказал Стели. Он закончил завтрак, встал и быстро ушел, держась все так же прямо, оставив удивленного Уайтбрида.

Ну что же, подумал Уайтбрид. Я пытался. И, может быть...

Комфорт военного корабля весьма относительный.

Каюта офицера-артиллериста Кроуфорда была размером с его кровать. Когда кровать поднималась, у него была комната для переодевания и небольшая раковина, где можно было почистить зубы. Опуская кровать для сна, ему приходилось выходить в коридор и, будучи человеком высоким, Кроуфорд научился спать свернувшись клубком.

Кровать и дверь с замком в ней, вместо гамака или ряда из многих коек: комфорт. Кроуфорд пытался сохранить ее, но все же его выселили. Сейчас он занимал катер "Макартура", а его помещение занял чужак.

— Она немногим более метра высотой,— рассудительно сказала Сэлли Фаулер.— Конечно, она поместится. И все же это только крошечная комната. Вы думаете, она может занять ее? Если нет, вам придется оставить ее в гостиной.

— Я видел каюту в ее корабле — она ничуть не больше. Она может занять ее,— сказал Уайтбрид. Было слишком поздно спать в кают-компании, и он предпочел с учеными поговорить обо всем, что знал: по крайней мере, будет объяснение, если Каргилл спросит, почему он надоедает Сэлли.— Полагаю, кто-то постоянно следит за нею по интеркому.

Сэлли кивнула. Уайтбрид направился за ней в гостиную ученых. Часть комнаты была перегорожена сеткой, за которой находились обе малышки. Одна из них грызла кочан капусты, держа его перед собой всеми четырьмя руками, другая, с животом, раздувшимся от беременности, играла карманным фонарем.

Очень похоже на обезьян, подумал Уайтбрид. Он впервые получил возможность разглядеть этих крошек. Их мех был гуще и испещрен коричневыми и желтыми пятнами, тогда как у большого чужака был однородного коричневого цвета. Четыре руки были почти одинаковы: пять пальцев и пальцы были одинаково гибки и имели одинаковое число суставов. Мышцы внешней левой руки были закреплены на верхушке черепа. Зачем, если не для увеличения усилия при подъеме тяжестей?

Когда он насмотрелся, Сэлли провела его к маленькому угловатому столику, где биологи чесали свои затылки и громко спорили. Он взял кофе для них обоих и спросил у Сэлли о странной мускулатуре чужаков. Не то, чтобы это очень интересовало его, но нужно было как-то начать.

— Мы считаем, что это рудимент,— сказала она.— Они явно не нуждаются в ней: их левые руки не приспособлены для тяжелой работы.

— Значит, маленькие существа не обезьяны? Они отпрыски большого.

— Или же кого-то еще. Джонатан, у нас уже есть по крайней мере две классификации. Смотрите.— Она повернулась к экрану интеркома, и на нем появилось изображение Моти.

— Она выглядит довольно счастливой,— сказал Уайтбрид и усмехнулся при виде того, что сделала Моти.— Мистеру Кроуфорду не понравится то, что она сделала с его койкой.

— Доктор Хорват не позволил остановить ее. Она может делать что угодно и с чем угодно, кроме интеркома.

Кровать Кроуфорда была укорочена и оконтурена. Контуры были чрезвычайно странными, не только из-за сложных суставов спины Моти, но и потому, что она видимо, спала на правом боку. Матрац был разрезан и сшит, нижняя стальная рама изогнута и перекручена. Теперь там были два углубления для двух правых рук, яма для бедра и высокий гребень, служащий подушкой...

— Почему она может спать только на правом боку?— спросил Уайтбрид.

— Возможно, она может защитить себя своей левой рукой, если ее потревожить во сне. Левая рука значительно сильнее.

— Может быть. Бедняга Кроуфорд. Возможно, она не ждет, что он попытается ночью перерезать ей горло.— Он взглянул, как Моти трудилась над верхней лампой.— У нее довольно односторонний разум, верно? Мы можем извлечь из этого большую пользу. Она сможет улучшить все, что угодно.

— Возможно. Джонатан, вы изучали эскизы анатомирования чужака?

Сэлли говорила как школьная учительница. Она была достаточно взрослой для этого, но уж слишком хорошенькой, подумал Уайтбрид, и сказал:

— Да, мадам.

— Вы видите какие-нибудь отличия?

— Цвет меха различен. Но это ничего не значит, ведь тот чужак был в анабиозе сотню лет.

— А еще?

— Второй, по-моему, выше. Впрочем, я бы не стал этого утверждать.