— Ударило? Он ранен?

— Разумеется, нет. Я имел ввиду, что он должно быть... Давайте лучше сменим тему. Просто пойдите и постучите в его дверь, хорошо?— Кевин вывел ее в коридор и, нисколько не заботясь о ее чувствах, потащил в его конец. Когда она удивленно уставилась на него, он указал ей на дверь,— А я пойду чего-нибудь выпью.

Ну вот, подумала она. Торговые капитаны говоря «аристократам, как они должны вести себя друг' с другом... Однако, не было смысла стоять и коридоре. Она постучала.

— Войдите.

Сэлли быстро вошла.

— Привет,— сказала она. Блейн выглядел ужасно. И этот мешковатый мундир... что-то с ним нужно было делать.— Не заняты?

— Нет. Я как раз думал о том, что сказал мистер Реннер. Вы знаете, что глубоко в душе Кевин Реннер действительно верит в Империю?

Она посмотрела вокруг в поисках ст-ула. Ничто не указывало на то, что он предложит ей сесть. Тогда она сделала это сама.

— Он офицер Военного Флота, разве не так?

— Да, конечно, он ПОДДЕРЖИВАЕТ Империю, иначе не прошел бы комиссию... но я имел ввиду, что он действительно верит в то, что мы знаем, что делаем. Удивительно.

— А разве это не так?— неуверенно спросила она.— Если эго не так, то все человечество в большой опасности,

— Об этом я и думал,— сказал Род. Все это выглядело довольно нелепо. Из множества тем, которые можно было обсудить с. единственной девушкой на десять парсек, он выбрал политику.—- Вы хорошо выгладите. Как вам это удается? Ведь вы должны были все потерять.

— Нет, у меня остались дорожные вещи. А платье я получила от моти, помните?— Не в силах сдержаться, она рассмеялась.— Род, если бы вы знали, как глупо выгладите в мундире капитана Михайлова! Вы в два раза меньше его по любому направлению. Нет уж, довольно! Пора браться за ум, Род Блейн!— И она скорчила строгую мину.

Это длилось мгновение, но она выиграла. Она поняла это, когда Род посмотрел вниз на огромные складки на тунике, сделанные им, чтобы она не очень походила на палатку. Он усмехнулся.

— Не думаю, чтобы мою кандидатуру можно было выставить на конкурс самых изысканно одетых мужчин Двора, верно?

— Конечно, нет.

Они сидели молча, и она изо всех сил пыталась придумать тему для разговора. Почему ей так трудно говорить с ним? Дядя Бен говорил, что я слишком много говорю, а здесь я не могу придумать, о чем сказать.

— Так о чем же говорил мистер Реннер?

— Он напомнил мне о моем долге. Я и забыл, что он у меня еще есть. Полагаю, он прав, и жизнь продолжается, даже для капитана, потерявшего свой корабль...— Последовала очередная пауза, во время которой воздух, казалось, сгустился и стал более тяжелым.

Что же сказать теперь?

— Вы... вы были с "Макартуром" долгое время?

— Три года. Два, как эксек, и один, как капитан. А теперь он погиб... Впрочем, лучше не начинать об этом. А чем занимаетесь сейчас вы?

— Вы уже спрашивали меня. Я изучаю данные с Мошки-1 и доклады с подаренною корабля... и думаю о том, что скажу, чтобы убедить адмирала взять послов моти с собой. А мы должны убедить его, Род. Я хочу, чтобы было что-нибудь еще, о чем мы могли бы сказать, и чтобы было много времени после того, как мы покинем систему Мошки.— И чтобы мы провели его вместе, теперь, когда "Макартур" погиб. Впрочем, не знаю. Неужели я обрадовалась кончине своего соперника? Нет, нельзя позволить, чтобы он хотя бы заподозрил об этих моих мыслях...— А сейчас, Род, у нас так мало времени, и у меня вообще нет никаких мыслей...

Блейн коснулся пальцем утолщения на носу. Что касается времени, подумал он, пора уже перестать быть олицетворением Печали и начать действовать, как будущий двенадцатый Маркиз.

— Хорошо, Сэлли. Посмотрим, с чем мы. сможем подойти к вопросу. Надеюсь, вы позволите Келли сервировать кам завтрак здесь?

Она широко улыбнулась.

— Мой лорд, вы можете быть обходительным.

Гораций Бари был несчастным человеком.

Если команде "Макартура" было тяжело иметь с ним дело, то на "Ленине" все обстояло еще хуже. Экипаж его состоял из екатерининцев, имперских фанатиков, состоящих под началом адмирала и капитана с их родного мира. Даже спартанское Братство имело меньшее влияние.

Бари знал об этом заранее, но испытывал постоянную необходимость контролировать свое окружение при любых обстоятельствах, и ничего не мог с собой поделать.

Его статус на борту стал еще более двусмысленным, чем прежде. Капитан Михайлов и адмирал знали, что он был передан под личный контроль Блейну, не обвиненный ни в каком преступлении, но с запретом предоставления ему свободы. Михайлов решил эту проблему, назначив Бари прислугу из числа морских пехотинцев, и поставил старшим над ними канонира Келли. Таким образом, когда бы Бари не покинул свою каюту, за ним по всему кораблю следовал хвост.

Он пытался поговорить с членами экипажа "Ленина" — но его выслушали всего несколько человек. Возможно, они слышали слухи о том, что он может предложить, и боялись, что морские пехотинцы "Макартура" доложат об их интересе, а может, подозревали его в измене и ненавидели за это.

Торговцу требуется терпение, и Бари имел его более, чем достаточно. И все-таки тяжело контролировать самого себя, когда ты не можешь контролировать ничего больше, когда ничего нельзя сделать, а нужно просто сидеть и ждать. Временами его взрывной характер находил разрядку в гневных воплях и крушении мебели, но никогда это не происходило публично. За пределами своей каюты Бари был спокоен, расслаблен и умело вел разговоры, подлаживаясь даже к адмиралу Кутузову.

Это дало ему доступ к офицерам "Ленина”, но они были крайне официальны и каждый раз, когда он хотел поговорить, вспоминали о каком-нибудь срочном деле. Бари скоро обнаружил, что есть всего три безопасные темы: карточные игры, моти и чай. Если "Макартур" заправлялся кофе, то двигатель "Ленина" работал на чае. Й поклонники чая знали о предмете гораздо больше, чем поклонники кофе. Корабли Бари торговали чаем точно также, как любыми другими товарами, которые покупали люди, но сам Бари не возил его с собой и не пил.

Итак, Бари проводил бесконечные часы за столом на мостике, а офицеры и с "Ленина", и с "Макартура”, предпочитали сидеть с ним в его каюте, заполненной гораздо меньше, чем офицерская кают-компания. Было довольно легко говорить с офицерами "Ленина" о моти — хоть они и приходили группами, но были любопытны. После десяти месяцев, проведенных в системе Мошки, большинство из них никогда не видели моти. Всем хотелось послушать о чужаках, и Бари был готов рассказывать.

Промежутки между робберами растягивались, когда Бари принимался оживленно говорить о мире моти, о Посредниках, которые могли читать мысли, хотя и говорили, что этот не так, о зоопарке, Замке, поместьях баронов, выглядевших как укрепленные крепости — Бари, конечно же, отметил эту деталь. Каждый раз разговор переходил на опасности. Моти не торговали оружием и даже не показывали его, потому что планировали нападение и старались сохранить свою сущность в тайне.

Они заселили "Макартур" Домовыми — это было первое, что сделал первый моти, которого они встретили — и эти коварно полезные и милые зверьки захватили корабль и едва не удрали на нем со всеми военными секретами Империи. Только бдительность адмирала Кутузова предотвратила это несчастье.

И кроме того, моти считали себя более разумными, нежели люди. Они смотрели на человечество как на зверей, которых можно приручить — если получится лаской — превратив в еще одну касту, прислуживающую почти невидимым Мастерам.

Он говорил о моти, и ненавидел их. Страшные сцены возникали в его мозгу, иногда, когда он просто думал о моти, и всегда по ночам, когда он пытался уснуть. Его преследовали кошмары в космических скафандрах и боевых доспехах. Они приближались к нему, и три пары крошечных глаз выглядывали через лицевую пластину. Иногда сон кончался тучей паукообразных шестилапых чужаков, умирающих в вакууме и плавающих вокруг человеческой головы — тогда Бари засыпал. Но иногда кошмар кончался тем, что Бари беззвучно кричал охране "Ленина", пока одетая в скафандр фигура приближалась к линкору. После этого Бари просыпался в холодном поту. Нужно было предупредить ека-терининцев.