Они выслушали его, но не поверили, Бари чувствовал это. Они слушали его крик до того, как он попал на борт, слышали крики по ночам и считали, что он сумасшедший.

Уже не единожды Бари благодарил Аллаха за Бакмена. Астрофизик был странным человеком, но Бари мог говорить с ним. Первое время "почетный караул" морских пехотинцев, стоявший у дверей каюты Бари, удивлял Бакмена, но вскоре ученый перестал замечать их, как не замечал наиболее необъяснимых поступков своего приятеля.

Бакмен изучал работы моти, касающиеся Глаза Мурчисона и Угольного Мешка.

— Отличная работа! Есть некоторые вещи, которые я хотел бы проверить лично, и кроме того, меня не устраивают кое-какие их предположения... но этот чертов Кутузов не дает мне воспользоваться телескопом "Ленина".

— Бакмен, возможно ли, чтобы моти были более интеллигентны, чем мы?

— Видите ли, те, с которыми я имел дело, сообразительнее большинства людей, которых я знаю. Скажем, мой зять... Впрочем, вы, конечно, спрашиваете в целом, верно?— Бакмен задумчиво почесал челюсть.— Они быстрее, чем я, и делают чертовски хорошие работы, но они более ограничены, чем думают. За весь свой миллион лет они имели возможность изучать только две звезды.

Как видим, представления Бакмена об интеллигенции были достаточно ограничены.

Вскор::—  Бари отказался от попыток предупредить Бакмена об угрозе со стороны моти. По мнению Бари, он был безумен, впрочем, безумным Бакмена считали все.

Хвала Аллаху за Бакмена.

Прочие гражданские ученые были достаточно дружелюбны, но в отличие от Бакмена хотели от Бари только одного: анализа возможной торговли с моти. Бари мог сделать его в девяти словах: ПОКОНЧИТЬ С НИМИ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОНИ ПОКОНЧАТ С НАМИ! Даже Кутузов находил это суждение преждевременным.

Адмирал выслушал его достаточно вежливо, и Бари считал, что убедил его в том, что послы моти должны быть оставлены здесь, что только идиоты вроде Хорвата, могут взять врагов на борт единственного корабля, способного предупредить Империю о чужаках. Впрочем, полной уверенности у него нс было.

Все это являлось превосходной возможностью для проверки на практике терпения Горация Бари. Если его терпение давало трещину, знал об этом только Набил, а Набил не удивлялся.

В Офицерский кают-компании "Ленина" висел портрет Императора. Изображение Леонида IX было окружено со всех сторон флагами Империи и боевыми знаменами и смотрело вниз на длинный стальной стол. Картины военных сражений из истории Первой и Второй Империй висели на всех переборках, а в одном углу перед иконой Святой Екатерины горела свеча. Имелась даже специальная вентиляционная система, чтобы поддерживать ее горение при нулевой силе тяжести.

Дэвид Харди не сумел сдержать улыбки при виде этой иконы. Мысль о подобной вещи на борту корабля с таким названием была довольно забавной; Харди полагал, что даже Кутузов не знал об истории коммунизма — в конце концов это было так давно — или же просто взяли верх его русские национальные симпатии. Наиболее вероятным было первое предположение, поскольку для большинства имперцев Ленин был героем из далекого прошлого, человеком, известным по легенде, Иван Грозный, Наполеон, Черчилль, Сталин, Вашингтон, Джефферсон, Троцкий — все почти современники (для всех дотошных историков). Доатомная история имела тенденцию к сжатию, если смотреть с такого большого расстояния.

Офицерская кают-компания начала заполняться, когда ученые и офицеры, входя, занимали свои места. Морские пехотинцы зарезервировали два места — одно во главе стола, второе справа от него, хотя Хорват пытался занять его. Министр по науке пожал плечами, когда морской пехотинец возразил ему на быстром русском, и отправился к другому концу, где вытеснил с места какого-то биолога, а затем попросил пересесть другого ученого, освободив место СПРАВА ОТ СЕБЯ, и предложив его Дэвиду Харди. Если адмиралу захотелось поиграть в престиж, пожалуйста, но Хорват тоже кое-что знал об.этом вопросе.

Он смотрел, как собирались остальные. Каргилл, Синклер и Реннер вошли вместе. Затем появились Сэлли Фаулер и капитан Блейн... Странно, подумал Хорват, что Блейн входит теперь в переполненную комнату вообще безо всяких церемоний. Морской пехотинец указал им на места слева от адмиральского, но Род и Сэлли сели в середине. Он может позволить себе это, подумал Хорват. Он был рожден для этой должности. Что же, мой сын тоже будет таким. Моей работы в этой экспедиции должно быть достаточно, чтобы внести меня в очередной почетный список...

— Внимание!

Офицеры встали, так же как и большинство ученых.

Хорват на мгновение задумался, затем тоже встал. Он посмотрел на дверь, ожидая увидеть адмирала, но там был только капитан Михайлов. Итак, вам придется пройти через это дважды, подумал Хорват.

Однако, адмирал одурачил его. Он появился как только Михайлов добрался до своего места, и буркнул:

— Продолжайте, джентльмены,-— так быстро, что у морского пехотинца не было никакой возможности объявить его приход. Если кое-кто и хотел осадить Кутузова, им нужно было ждать другого случая.

— Командор Борман зачитает извлечение из экспедиционного задания,— холодно сказал Кутузов.

— Раздел Двенадцать. Военный Совет. Параграф первый. Вице-адмирал, командующий экспедицией, должен спрашивать совета у научного персонала или старших офицеров "Макартура", зз исключением случаев, когда задержка с принятием решения может поставить под угрозу безопасность линкора "Ленин".

— Параграф второй. Если старший ученый этой экспедиции не согласен с вице-адмиралом, он может потребовать официального Военного Совета. Старший ученый может...

— Этого достаточно, командор Борман,— сказал Кутузов.— В соответствии с этими распоряжениями и по официальному требованию министра по науке Хорвата этот Военный Совет созван для обсуждения вопроса о чужаках, попросивших доставить их в Империю. Вся процедура будет записана. Министр Хорват, если вы готовы, можете начинать,

Красота, подумала Сэлли. Атмосфера напоминает алтарь Св. Петра во время мессы в Новой Риме. Эти формальности должны запугать любого, несогласного с Кутузовым.

— Благодарю вас, адмирал,— вежливо сказал Хорват.— Учитывая то, что заседание может быть долгим — в конце концов мы обсуждаем решение, которое может оказаться самым важным из принятых нами — полагаю, нам не помешают закуски и напитки. Капитан Михайлов, могут ваши люди предложить нам кофе?

Кутузов нахмурился, но причин отказать в просьбе не было.

Кроме того, просьба разрядила обстановку в комнате. Со стюардами, суетящимися вокруг, запахами кофе и чая в воздухе, испарилась большая часть официальности, на что и рассчитывал Хорват.

— Спасибо,— поблагодарил Хорват.— Как вам известно, моти попросили нас перевезти троих их послов в империю. Это посольство имеет все полномочия представлять цивилизацию моти, подписывать договоры о дружбе и торговле, принимать решения о совместных научных разработках... думаю, можно не продолжать. Полагаю, преимущества от представления их Вице-королю должны быть очевидны. Вы согласны?

Послышалось согласное бормотание. Кутузов сидел прямо, его темные глаза под кустистыми бровями сузились, лицо напоминало маску, вылепленную из красной глины.

— Да,— сказал Хорват.— Думаю, очевидно также то, что при любой возможности мы должны проявлять по отношению к послам моти всю возможную учтивость. Вы не согласны, адмирал Кутузов?

Попался в свою собственную ловушку, подумала Сэлли. Все это записано, и он должен понимать это.

— Мы потеряли "Макартур",— грубовато сказал Кутузов.— У нас есть только один этот корабль. Доктор Хорват, вы присутствовали на конференции, когда Вице-король Мерилл планировал эту экспедицию?

— Да...

— Меня там не было, но мне рассказали об этом. Разве тогда не говорилось, что чужаки не должны попасть на борт этого корабля? Я имею в виду прямой приказ Вице-короля.