Дэвид Харди улыбнулся, но ничего не ответил.

— Ну хорошо,— сказал Хорват.— Вы знаете, есть не так уж много вопросов, о которых моти не хотели говорить, и я не пойму, почему они так обходили именно этот. Я совершенно уверен, что эти существа не были предками других форм моти — это не те же, что для нас обезьяны.

Харди хлебнул бренди. Он был очень хорошим и священник задумался, где моти достали образец для подражания. Этот, несомненно, был синтетическим, и Харди стало интересно, сумел бы он отличить его от настоящего.

— Очень разумно было поместить его на борту,— ска зал он и сделал еще глоток.

— Плохо, что мы должны оставить все это,— сказал Хорват.— Впрочем, мы все это засняли, и со всего сделали записи. Голограммы, рентген, плотномстрия, тадоновое излучение. Все, что можно было разобрать, мы разобрали и сделали голограммы составных частей. Нам очень помог командор Синклер... иногда и военные могут оказаться полезными. Хотел бы я, чтобы так было всегда.

Харди пожал плечами.

— А вы не пытались взглянуть на проблему с точки зрения Военного Флота? Если ошибетесь вы, то потеряете некую информацию, если же ошибутся они, опасности будет подвергнута вся раса.

— Глупости. Одна планета, населенная моти? Независимо от того, насколько они развиты, здесь слишком мало моти, чтобы угрожать империи. И вам это известно, Дэвид.

— Да, Энтони, я не думаю, что моти угрожают нам. Но с другой стороны, и не верю, что они также простые и открытые, как мы о них думаем. У меня было больше времени для размышлений над этим, чем у вас...

— Ну и...?— спросил Хорват. Ему нравился священник Харди. У него всегда были интересные рассказы и мысли.Конечно, он умел говорить, ведь этого требовала его профессия, но он не был типичным священником, да и типичным военно-морским тупицей тоже.

Харди улыбнулся.

— Вы знаете, я не могу' выполнить ни одной работы. Хингвистическая археология? Так я даже не изучал языка моти. Когда меня вызовет церковная комиссия, сомневаюсь, что найдется достаточно аргументов, чтобы решить что-либо. Должность корабельного священника поглощает не так уж много времени — что еще остается, как думать о моти?— Он снова усмехнулся.— И размышлять над проблемами миссионеров, которые явятся со следующей экспедицией...

— Вы полагаете, Церковь пошлет сюда миссию?

— А почему бы и нет? Никаких богословских возражений я придумать не могу. Да скорее всего это и бесполезно...—- Харди хихикнул.— Я вспомнил историю о миссионерах на Небесах. Они обсуждали свою прежнюю работу, и один говорил о тысячах, которых обратил, другой хвастался целой планетой павших, которых вернул в лоно Церкви. Наконец, они повернулись к маленькому человечку на конце стола и спросили его, сколько душ он спас. "Одну", ответил тот. Сейчас эту историю считают иллюстрацией морального принципа? но не думаю, чтобы миссионерам на Мошке-1 удалось превратить его в... гмм... реальной жизни.

—- Дэвид,— сказал Хорват, и в голосе его прозвучала нотка крайней необходимости — Церковь будет оказывать большое влияние на Имперскую политику относительно моти. И я уверен, что Кардинал придаст большое значение вашему докладу, когда вы явитесь в Новый Рим. Понимаете ли вы, что ваш вывод о моти будет иметь такое же влияние, как... Нет, черт побери, он будет более влиятельным, чем научные доклады, а может, даже более, чем военные.

— Это я понимаю,— серьезно сказал Харди.— Энтони, это влияние меня не интересует, но саму ситуацию я понимаю.

— Хорошо.— Хорват тоже не был напористым человеком, или по крайней мере пытался не быть им, хотя иногда и забывал об этом. Впрочем, с тех пор, как он занялся научным администрированием, он научился бороться за свой бюджет. Он глубоко вздохнул и изменил тактику.— Я хочу, чтобы вы помогли мне кое в чем прямо сейчас. Мне хотелось бы забрать эти статуэтки с собой.

— А почему не весь корабль?— спросил Харди.— Я бы взял его.— Он глотнул бренди и прокашлялся. Гораздо легче было говорить о моти, чем об имперской политике.— Я заметил, что вы уделяете большое внимание пустым местам на статуэтках,— озорно сказал он.

Хорват нахмурился.

— Да? Что же, возможно. Возможно...

— Должно быть, вы провели немало времени, думая об этом. Вас не удивляет странность этой второй области сдержанности моти?

— Пожалуй, нет.

— А меня да. Это меня весьма удивляет.

Хорват пожал плечами, затем наклонился вперед и налил им обоим бренди. Не имело смысла экономить то, что все равно придется оставить.

— Вероятно, они думают, что их сексуальная жизнь не наше дело. Много ли подробностей дали им МЫ?

— Довольно много. У меня была долгая и счастливая супружеская жизнь,— сказал Харди.— Возможно, я не эксперт в том, что делает ее счастливой, но я знаю достаточно, чтобы научить моти всему, что они захотели узнать. Я не скрывал ничего и призывал поступать так же Сэлли Фаулер. В конце концов, они ЧУЖАКИ, и едва ли мы способны вызвать у них похотливые желания.— Он усмехнулся.

Хорват ответил улыбкой, потом задумчиво кивнул.

— Скажите, Дэвид, почему адмирал требовал сжигать тела после похорон?

— Что ж, я думал об этом... И ведь никто не протестовал. Мы не хотим, чтобы чужаки вскрывали тела наших товарищей.

— Именно. Мы ничего не собирались прятать, просто нам противна мысль о чужаках, вскрывающих мертвых людей. Это единственное, вчем я могу согласиться с Царем. А теперь подумайте, Дэвид, может быть моти думают точно также о своем способе воспроизведения?

Харди на мгновение задумался.

— Вы знаете, это не так уж невозможно. Множество человеческих обществ испытывают те же чувства, скажем, к фотографии.— Он снова глотнул бренди.— И все же, Энтони, я в это не верю. Я не могу предложить ничего лучше, но поверить не могу. Что нам действительно нужно, так это долгий разговор с антропологом.

— Чертов адмирал не позволяет ей подниматься на борт,— проворчал Хорват, но гнев его быстро прошел.— Держу пари, что она еще сердится.

Однако, Сэлли не сердилась — она исчерпала свой словарный запас еще раньше. Пока Харди, Хорват и остальные радостно изучали подаренный корабль, ей приходилось довольствоваться голограммами и устными рапортами.

Сейчас она никак не могла сосредоточиться. Обнаружив, что читает один и тот же абзац пятый раз, она швырнула доклад через каюту. Проклятый Род Блейн! Он был не прав, осаживая ее таким образом и заставляя думать о нем.

В дверь каюты постучали, и она торопливо открыла ее.

— Да... О, здравствуйте, мистер Реннер.

— Вы ждали кого-то другого?— лукаво спросил Реннер.— Ваше лицо вытянулось, когда вы меня увидели, и это не слишком лестно для меня.

— Простите, нет, я не ждала никого другого. Вы что-то сказали?

— Нет.

— Мне показалось... Мистер Реннер, мне показалось, что вы сказали "вымирание".

— Вы над чем-то работаете?— спросил Реннер, окидывая взглядом каюту. Ее стол, обычно отличавшийся порядком, был завален бумагами, диаграммами и компьютерными распечатками. Один из докладов Хорвата лежал на полу возле переборки. Реннер сложил губы в нечто, что должно было означать полуулыбку.

Сэлли проследила за его взглядом и покраснела.

— Пожалуй, нет,— признала она. Реннер говорил ей, что собирается навестить Рода, и она ждала, когда он заговорит об этом. Ожидание затягивалось, и, наконец, она сдалась.— Ну, хорошо. Я ничего не делаю, а как он?

— Он — это мешок с битым стеклом.

— О...!— Это заявление застало ее врасплох.

— Он потерял свой корабль и, конечно, находится в плохой форме. Послушайте, не позволяйте никому говорить вам, что потеря корабля подобна потере жены. Это не так. Это больше похоже на зрелище сожженной планеты, на которой вы жили.

— Вы думаете, я могу что-то сделать?

Реннер уставился на нее.

— Вымирание, как я и сказал. Конечно, вы можете кое-что сделать. Например, пойти и взять его за руку, или просто сесть с ним рядом. Если сидя рядом с вами, он будет продолжать разглядывать переборку, значит, его явно ударило по голове.