Внезапно дверь открывается, и меня встречает адская девчонка. Несмотря на то, что она выглядит более презентабельно в своем черном кружевном траурном платье и вуали, закрывающей половину ее лица, нет другого слова, чтобы описать Карину, кроме как угрожающей.

— Чего ты хочешь? — спрашивает она с психопатической ухмылкой. — О, ты пришел, чтобы тебе перерезали горло?

— Нет, — говорю я прямо. — Но я действительно хотел поговорить с тобой.

— О, отвали. Разве тебе не нужно быть тенью этого ублюдка Кирилла или что-то в этом роде? — она собирается захлопнуть дверь у меня перед носом, но я упираюсь в нее рукой и протискиваюсь внутрь.

В ее комнате темно, все шторы задернуты, а в правом углу у нее какой-то сатанинский круг из свечей.

— Какого хрена ты творишь, придурок? Я буду орать на весь дом, ты, гребаный псих! Ты и глазом моргнуть не успеешь, как будешь мертв.

— Неужели это так?

Она сглатывает, ее горло движется вверх и вниз.

— Если ты думаешь, что я блефую, испытай меня. Клянусь, черт возьми, я прикажу охранникам содрать с тебя шкуру живьем, пока я буду смотреть.

— Забавно, что ты так говоришь, потому что я могу поклясться, что тебе не нравится, когда вокруг люди. Вот почему ты принимаешь пищу только в своей комнате и даже просишь горничных оставлять ее перед дверью, чтобы ты не виделась с ними. Именно поэтому ты сбежала с похорон, даже не показав своего лица.

— Это не твое дело, тупой ублюдок! Сегодня на ужин у меня будут твои яйца. Посмотрим, будешь ли ты продолжать использовать такой тон тогда.

— Это будет невозможно, но вот что может быть. — я делаю паузу, пока она не начинает постукивать каблуком по полу, демонстрируя отсутствие у нее терпения. — Как насчет того, чтобы поддержать Кирилла?

— Я поддержу его в Аду, когда он будет гореть вечно.

— Ты ведешь себя так, будто не можешь выносить его вида, но на самом деле, он единственный, кто думал о вас сегодня. Он не только попросил повара принести завтрак и обед в вашу комнату, но и специально велел вашей матери не вмешивать вас в это дело. Она не слушала, но его намерение было таким.

Ее губы поджимаются, но в уголках глаз появляется едва уловимая мягкость.

Так что я был права. Карина ведет себя так, словно убийство Кирилла — миссия ее жизни, но я часто мельком вижу, как она наблюдает за ним из-за занавески своего окна.

Она также обязательно врывается в его комнату каждую ночь, чтобы угрожать ему, но она больше не носит оружие.

В конце концов он обнимает ее, и она убегает обратно в свою комнату, проклиная его до конца.

Дело не в том, что она его ненавидит. Дело в том, что она, вероятно, чувствует себя брошенной им. Такая замкнутая и странная особа, как она, потеряла чувство реальности. Она слишком защищена, слишком избалована и слишком богата для ее же блага. В результате она держится на расстоянии от мира, но когда она привязывается к кому-то, то это на всю жизнь.

Я предполагаю, что этим кем-то был Кирилл но, когда он ушел, она восприняла это не очень хорошо.

— Какая мне разница, что делает этот кусок дерьма? — она вздергивает подбородок. — Почему бы тебе не сделать миру одолжение и не столкнуть его со скалы, чтобы вы оба могли умереть?

— Осторожнее со своими желаниями, мисс. Если Кирилл не преуспеет в своих начинаниях, он вернется в Россию.

— Хм. Как будто Кирилл мог так быстро передумать. Ты ничего о нем не знаешь, придурок.

— Я, конечно, знаю больше, чем ты. Он уже бросил вас однажды, неужели вы действительно думаете, что он не сделает этого снова? Сможете ли вы выжить на этот раз?

Ее самодовольное выражение исчезает, и она в ужасе смотрит на меня.

— Ты... ты...

— Запомни мои слова. — я приветствую ее двумя пальцами и выхожу из комнаты под натиском ее проклятий.

Да, я могла бы сделать это по-другому, но у меня не было времени. Или, может быть, я просто превращаюсь в кого-то калибра Кирилла.

Во всяком случае, Карина - единственный союзник, которого он может иметь здесь, несмотря на ее выходки. По крайней мере, я надеюсь, что она решит быть на его стороне в этой войне.

Теперь мне нужно придумать, как помочь Кириллу добраться до вершины. Чем больше я буду полезней, тем больше он будет мне доверять Чем больше он мне доверяет, тем ближе я подойду к раскрытию причастности его отца к смерти моей семьи.

18

                   КИРИЛЛ

У меня есть план.

На это потребуется много времени, усилий, и, самое главное, терпения, но рано или поздно это сработает. Все в организации думают, что я зря потратил время в России, но именно армия сформировала мой стратегический склад ума в его нынешнем состоянии.

В то время как жестокие пытки моего отца наполняли мой разум красным, именно военная дисциплина позволила мне перенаправить эту энергию в ясное русло. Мой план опасен и имеет двадцатипроцентную погрешность, что, несомненно, много, но я предпочитаю сосредоточиться на восьмидесятипроцентной вероятности успеха.

Я выхожу из своей комнаты и нахожу Виктора у двери. Выражение его лица серьезное, но его отношение не изменилось с тех пор, как мы вернулись, что я очень ценю.

— Пахан назначил встречу на сегодня позже, на которой ты с Константином должны присутствовать.

Это не заняло у него много времени. Всего через неделю после похорон старика. Я поправляю очки средним и безымянным пальцами.

— Все ли на месте?

— Все так, как ты приказывал.

— Хорошо.

— Мадам и твой брат ждут внизу.

— Сейчас?

— Миссис Морозова сказала, цитирую, я не приму этого оскорбления. Скажи ему, чтобы он немедленно спустился.

Мои губы подергиваются, и я решаю оставаться на месте как можно дольше. Просто чтобы заморочить Юле и Константину головы.

Я бросил взгляд на окружение Виктора.

— Где эта... неотступная тень?

— Не считая меня?

Я поднимаю бровь.

— Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю, Виктор.

Я бы поклялся, что он собирается закатить глаза, но в последнюю секунду останавливает себя.

—Он куда-то свалил. Очевидно, утонченному Липовскому не нравилось спать зажатым между Максимом, Юрием и остальными.

— Зажатый? — Я медленно повторяю.

— Как в лагере — Виктор повторяет мой тон, а затем прищуривает глаза. — Есть ли причина, по которой Липовский является темой обсуждения?

— Я назначаю его своим ночным охранником.

— Этого импульсивного дурака?

— Он учится.

— Но я всегда буду твоим охранником.

— Не надо ревновать. Кроме того, ты не можешь бодрствовать все время, иначе будешь неэффективен.

— Мне это не нравится, и я ему не доверяю. Он новенький, большую часть времени выглядит подозрительно, и я на семьдесят процентов уверен, что он что-то скрывает.

— Теперь ты ведешь себя как параноик. — я шуточно толкаю его плечом, затем направляюсь к лестнице. — Скажи Максиму, чтобы он привел его. На самом деле, нет. Пусть будет Юрий.

Я не оборачиваюсь, но чувствую, как глаза моего охранника сверлят дыры в моем затылке. Виктору никогда не нравилась Саша — по всем понятным причинам.

Он думает, что она слишком слаба, чтобы защитить меня, иногда действует импульсивно, большую часть времени не думает о последствиях своих действий, и она ведет себя подозрительно. Не говоря уже о том, что у нее есть приводящая в бешенство привычка отвечать тем же.

Это веские аргументы, на которые мне, вероятно, следовало бы обратить больше внимания, но я этого не делаю. Это не потому, что я доверяю Саше. Напротив, я действительно считаю, что она скрывает нечто большее, чем свой пол.

И поскольку у меня есть свои подозрения на ее счет, я должен держать ее ближе сейчас, чем когда-либо.

— Он делает это нарочно, чтобы задурить нам головы. — Голос моего брата доносится до меня, когда я спускаюсь по лестнице.