Она вслепую машет ножом в воздухе и чуть не режет меня. На самом деле, она это делает, судя по отсроченному ожогу на моей шее.

Но мне удается выкрутить ей другую руку и развернуть ее. Она теряет хватку на ноже, и тот со звоном падает на землю. Девушка все еще брыкается и бьется обо мне, полностью сосредоточив свое внимание на Кирилле.

— Борись со мной, ты, гребаный трус! — кричит она. — Борись со мной!

Неужели эта крошечная девочка действительно просит Кирилла подраться с ней? Даже те, кто служил в армии, никогда этого не делали, прекрасно зная, что проиграют.

      — Отпусти ее — говорит он мне с обманчивым спокойствием.

— Но она пытается убить тебя.

— Убери нож и освободи ее.

Медленно я ослабляю хватку, затем мгновенно хватаюсь за нож и держу его за спиной, чтобы быть уверенным. Девушка, Карина, прыгает на него с красным лицом и начинает ругаться потоком неразборчивых слов.

Она действительно звучит по-американски, когда говорит по-английски. Как и его брат и мать раньше. На самом деле, Кирилл иногда делает то же самое. Они действительно русские члены королевской семьи в Штатах.

— Ты выросла, Кара, — говорит он странным ласковым тоном, которого я никогда раньше не слышала.

Она бьет его кулаком в грудь.

— Не благодаря тебе, мудак, придурок, гребаный ублюдок. Я молилась каждый день, чтобы ты умер. Почему ты вернулся живым?

— Кот с девятью жизнями?

— Иди и умри. Я ненавижу тебя, я ненавижу тебя!!

— Я знаю — говорит он со сверхчеловеческим пониманием и гладит ее по плечу. — Ты бы ненавидела меня меньше, если бы я сказал тебе, что отец умер?

— Пошел ты и он! — Она пинает его в ногу, а затем топает в том направлении, откуда пришла.

Затем она оборачивается и указывает пальцем на меня, затем на свое красное запястье.

— Ты заплатишь за это, тупой ублюдок!

Потом она уходит.

Эта маленькая…

Я собираюсь высказать психу часть своего мнения, когда Кирилл встает передо мной и, словно почувствовав мои мысли, качает головой.

— Она психически не здорова. Не обращай на нее внимания.

— Ты забыл ту часть, где она пыталась убить тебя? Если она психически не здорова, возможно, ее следует поместить в психиатрическое отделение.

— Она не склонна к насилию ... за исключением только что произошедшего инцидента.

— Ни хрена себе.

Я осматриваю порез на его руке, и мои руки пропитываются кровью. Это огромная рана, которая пересекает некоторые из его татуировок.

— Здесь точно понадобятся швы. Если ты смог так легко убрать меня, ты мог бы заблокировать и ее атаку.

— Я мог бы, да?

— Ты вполне мог бы, но предпочел этого не делать. Почему?

— Ей нужно было это сделать, иначе ее гнев не утих бы.

— Ты действительно... странный.

— Мы двое.

Я прочищаю горло.

— Есть ли в этом месте врач? Так должно быть со всеми домами и отделениями. Разве ты не можешь попросить его взглянуть на это...

Мои слова обрываются, когда теплый палец проводит по бледной коже возле пульсирующей точки на моем горле. Я понимаю, что он поглаживает рану.

— В следующий раз, когда случится что-то подобное, ни при каких обстоятельствах не подвергайте свою жизнь опасности из-за меня.

Я пытаюсь сглотнуть, но это застряло, как и мое дыхание.

— Разве это не то, что я должен делать как телохранитель?

— Нет. Всегда есть лучшие решения, которые не включают в себя роль мученика.

— Я ... не пытался быть одним из них.

— Неужели, а прямо сейчас?

Мои губы приоткрываются, и ход моих мыслей вылетает в окно, потому что его палец двинулся вверх. Теперь он полностью исследует мое горло, прослеживая, прикасаясь и оставляя после себя адские мурашки.

Я ни за что на свете не могу сосредоточиться ни на чем, кроме его чувственно темных прикосновений. Ощущение его кожи на моей запретно, но в то же время так затягивает. Такой грубый. Так... неправильно.

— Ты был готов позволить ударить себя ножом в то же самое плечо, которое ранено, потому что ты разыгрывал мученика. Это дело больше не повторится, я правильно понял?

— Нет.

— Нет? — резкость в его голосе заставила бы любого убежать, включая меня, но я должна твердо стоять на своем.

— Я не понимаю, как Виктор и другие утверждают, что они ваши охранники, позволяя так называемым членам вашей семьи нападать на вас. Какова бы ни была причина, я не такой, как они. Вы наняли меня в качестве вашего телохранителя, и я намерен выполнять свою работу в полной мере.

— Саша... — Это предупреждение, пронизанное невысказанной угрозой. Его ледяные глаза мерцают намеком на опасность, которая является частью того, кто он есть.

Он холодный, бесчувственный человек, которого, похоже, не волнует опасность, которую он навлек на себя в тот момент, когда переступил порог своего дома.

Неудивительно, что он предпочел мороз России этому.

Он может быть бесчувственным, но я - нет. Кирилл не раз спасал мне жизнь, и я просто не собираюсь оставаться в стороне, когда его собственная жизнь в опасности.

— Да, сэр?

— Оставь невинный тон и не издевайся надо мной. Его рука сжимается на моем горле.

У меня такое странное ощущение, что я попала в паутину смертоносного паука. Нет, может быть, я заперта в логове льва.

— Что я тебе говорил, прежде чем согласился взять тебя с собой?

— Моя жизнь принадлежит вам — я говорю без труда, но с каждым словом чувствую его руку на своем горле.

— Это верно. Это мое. — Он тычет большим пальцем в точку моего пульса. — Так что, когда я говорю тебе не делать, ты, блядь, слушаешь.

— Я не буду. Если вам ничего не угрожает.

Я вижу тень, падающую на его черты, и я не уверена, свернет ли он мне шею или сдавит ее до смерти.

На мгновение он переходит ко второму. Его хватка усиливается, и я быстрым движением лишаюсь кислорода.

Но потом он отпускает меня так же быстро, как и схватил.

— Иди.

— Как насчет раны? — Я понимаю, что говорю с придыханием, почти чересчур.

— Ты теперь врач?

— Нет, но я могу предоставить помощь.

Он на долю секунды прищуривает глаза, прежде чем они возвращаются к нормальному состоянию.

— Позвольте мне сначала попытаться остановить кровотечение. У вас где-нибудь есть аптечка первой помощи?

Он кивает в сторону коридора и идет туда, не обращая на меня никакого внимания. Я все равно иду следом, потому что его рана капает на ковер в коридоре и определенно портит его.

Как только мы доходим до последней двери, он толкает ее и проскальзывает внутрь, затем включает свет. Из окон открывается вид на просторную комнату с собственной ванной комнатой. Здесь есть зона отдыха из черной кожи и кровать размера короля, на высокой платформе, но в остальном все выглядит слишком стерильно.

Кирилл садится на кровать и склоняет подбородок в сторону.

— Она в ванной. Сделай это быстро.

Я киваю и бросаюсь внутрь, затем забираю аптечку и возвращаюсь. Мои ноги подкашиваются, когда я обнаруживаю, что он расстегивает рубашку, медленно обнажая твердые бугры мышц, прежде чем отбросить ее в сторону.

Нет никаких сомнений в том, что телосложение Кирилла было создано богом. Он не слишком толстый и не слишком худой, но у него идеальны пресс с восьмью кубиками и широкие плечи, соответствующие его росту.

Различные татуировки обвивают его бицепсы и бока, придавая ему более темный оттенок. Они различаются по виду и форме, начиная от черепа и заканчивая пистолетом, ножом, птицами и змеями.

Как будто его тело - это карта для этих навязчивых образов.

Он кладет обе руки на кровать и опирается на них.

— Ты собираешься стоять там весь день?

Я дважды моргаю, затем бегу вперед и в спешке чуть не роняю аптечку. Все это время Кирилл наблюдает за мной, не меняя выражения лица, как чертов робот.

Я стараюсь не пялиться на его телосложение и татуировки, когда сажусь рядом с ним и начинаю промывать рану. Он не скулит, не морщится и не выражает никакого дискомфорта, но опять же, я и не ожидала от него этого.