И он прямой и огромный.

Мои уши горят, а пальцы, зависшие в воздухе, дрожат. Обводить взглядом его лицо, последнее, о чем я думаю сейчас, когда в меня уткнулся его твердый член.

Это крайне неуместно и может испортить любые профессиональные отношения, которые у нас могли бы быть. Нет, это было не самое лучшее, и у нас были свои разногласия, но это всегда было «правильно». Напряженно, но правильно.

Не помогало и то, что я чаще всего чувствовала себя неуютно и настороженно рядом с ним.

Но это… это совершенно другой зверь.

Правильным поступком было бы встать с кровати до того, как он проснется, и избавить каждого из нас от неловкости.

Во всяком случае, так говорит мне мой мозг. Но слушаю ли я? Не совсем.

Меня больше очаровывает и интересует нынешняя демонстрация мужской анатомии. Я знаю, что это естественно и ни в коем случае не связано с моим присутствием, но это стало сложнее, когда я двигалась, так что, может быть, я все-таки произвела какой-то эффект?

Просто чтобы убедиться, я наклоняюсь ближе, слегка потираясь животом вверх и вниз. И снова его член утолщается напротив меня.

Я не останавливаюсь.

Яне могу.

Я продолжаю задаваться вопросом, насколько большим он может стать, и я вознаграждена подергиванием на моей коже.

Да, мы одеты, но сейчас мне так не кажется.

Мой живот трепещет, и внезапный всплеск удовольствия проносится между ног. Мне приходится прижать руку ко рту, чтобы остановить любой звук, который может вырваться.

— Тебе лучше отдавать себе отчет в том, что ты делаешь, или я клянусь трахну...

Я останавливаюсь, у меня перехватывает дыхание, и холодный пот выступает по всей моей коже.

Ледяные голубые глаза сталкиваются с моими, и мне некуда идти или прятаться. Все, что я могу сделать, это оставаться здесь, неподвижной и чувствующей, как каждый удар моего сердца грохочет о грудную клетку.

Сценарий, которого я боялась ранее, рушится с большей силой, чем я ожидала.

Я не могу ни дышать, ни думать, пока он смотрит на меня тем взглядом, который можно принять за оружие массового уничтожения.

— Значит, ты проснулась — хриплый тембр его сонного голоса разносится в воздухе и застревает между нами.

Его большая рука сжимается на моем бедре, и я почти чувствую, как его рука погружается в меня так глубоко, что я не смогла бы стряхнуть ее, даже если бы захотела.

— А я-то думал, что ты шевелишься во сне — в его голосе слышится легкое веселье, если бы я не была так подавлена, я бы поклялась, что это звучит по-садистски.

— Я... я была.. — я лгу сквозь зубы, и это звучит нисколько не убедительно.

— Это так? Я почти уверен, что ты делала это нарочно.

Мои щеки пылают, и я начинаю опускать голову. В мгновение ока он поднимает мой подбородок указательным и средним пальцами.

На этот раз мне не скрыться от холодной глубины его карающего взгляда. Тогда мне приходит в голову, что причиной моего беспокойства всегда были эти глаза. Они скрывают больше, чем показывают. Они скрытны, жестоки и не обладают ни граммом сочувствия или милосердия. Невозможно знать, о чем он думает или что замышляет, не говоря уже о том, чтобы пытаться ускользнуть от него.

— Ты делала это нарочно, Саша? — резкость, скрывающаяся за его словами, заставляет меня затаить дыхание. Как будто он точно знает, в какой угол загнал меня, и теперь идет на нокаут.

Не помогает и то, что по мне пробегает дрожь всякий раз, когда он называет меня Сашей. Это ново и звучит интимно всякий раз, когда он это произносит.

—Нет — мой голос едва слышен, как шепот, но он спокоен и собран, никакой нервозности, как раньше, как будто я действительно верю своим словам.

— Ты уверена?

Мое сердце подпрыгивает, реагируя на настойчивость в его голосе. Я так близка к тому, чтобы раскрыть свое намерение только для того, чтобы увидеть его реакцию. Я останавливаюсь, понимая, что не смогла бы справиться с этим, если бы разрушила стену между нами.

Я не могу позволить себе застрять в паутине Кирилла и со всем тем, что лежит на моих плечах.

Я просто не могу позволить себе отвлекаться.

Поэтому я киваю.

В тот момент, когда я это делаю, я как будто снимаю заклятие.

Кирилл отпускает мой подбородок и убирает руку с моей талии. Я вижу, как закрывается его глаза, когда он говорит:

— Очень хорошо.

Он перекатывается на другую сторону кровати и встает одним быстрым движением. Я пытаюсь мельком увидеть его лицо, но он полностью замкнулся в себе как строгий, неприступный капитан.

Стук в дверь пугает меня, затем следует голос Нади:

— Ты проснулась?

— Да, одну минутку! — я начинаю, спотыкаясь, выбираться из кровати.

— Не нужно спешить. Просто выходи позавтракать и сделать укол, когда будешь готова.

— Будет сделано, спасибо!

По мере того, как исчезают голос и присутствие Нади, исчезает и Кирилл. Он исчез в ванной комнате, пока я разговаривала с ней.

Мои ноги зудят последовать за ним, но какой в этом смысл?

Я поступила правильно.

По крайней мере, я на это надеюсь.

Надев платье и колготки, которые Надя оставила для меня на стуле, я умываюсь в гостевой ванной дальше по коридору. Это занимает у меня больше времени, чем необходимо, так как мне время от времени приходится останавливаться из-за боли в плече.

Как только я сочту себя достаточно презентабельной, я иду на встречу с пожилой парой. Как и прошлой ночью, Надя не позволяет мне помогать и вместо этого дает мне какие-то лекарства. И укол, конечно, тоже. Я чуть не плачу, ожидая, когда это испытание закончится.

— Ты так быстро поправляешься, — комментирует Николас, неохотно позволяя мне помочь ему накрыть на стол.

— Она молодая и сильная, — отвечает Надя, принося тосты.

— Я думаю, у неё сильная воля! — он улыбается мне так, как улыбнулся бы мой дядя. — У тебя определенно она сильна, юная леди. Защищай его всем, что у тебя есть.

— Мой отец сказал мне оставаться в живых. Все остальное можно исправить, пока я жива — говорю я и изо всех сил сдерживаю слезы, выступившие у меня на глазах.

— Это мудрые слова — говорит Николас.

Жаль, что у него не хватило ума остаться в живых.

— О, ты здесь. Давай сядем завтракать. — Надя усаживает Кирилла на место рядом со мной, и по какой-то причине я задерживаю дыхание на мгновение слишком долго.

Он одет в черные брюки и светло-голубую рубашку на пуговицах, которая облегает его грудные мышцы и бицепсы. И он снова носит эти очки, которые делают его более спокойным, чем он есть на самом деле.

Он благодарит Надю за еду и хвалит Николаса за стул, который он сделал сам.

Но он не смотрит на меня и не обращается ко мне. Даже ни разу. Он делает это очень деликатно. Не то чтобы он смотрел на меня или относился ко мне по-другому.

Может быть, мне все это мерещится. В конце концов, это всего лишь то, что он остается самим собой. Это тот самый Кирилл, с которым я познакомилась за последние пару месяцев.

Возможно, я уловила проблеск перемены в нем во время этого испытания, но, возможно, это просто моя попытка увидеть в нем человеческую сторону.

И терпит неудачу.

— Ты хоть знаешь, как этим пользоваться?

Я поднимаю голову на голос Нади. Я вела себя как ее неопытная ученица на кухне, и она мне это позволяла.

Несмотря на свою суровую внешность и безжалостные иглы, Надя - добрая женщина с природным талантом сиделки, что делает ее лучшим типом медсестры.

Я кладу нож и неловко улыбаюсь. Я знаю, как им пользоваться, но только в бою, а не на кухне.

Надя, одетая в яркий зеленый фартук, качает головой и берется за дело.

Мы живем у пожилой пары уже шесть дней. Шторм закончился прошлой ночью, и сегодня Николай и Кирилл отправились на местный рынок, чтобы запастись продуктами.