С принятием единого реестра количество казацких полков было сокращено до 16, хотя их численность уменьшилась не намного. Полки и сотни, из которых они состояли, по — прежнему, именовались по местам своей дислокации. Всего насчитывалось 220 сотен различной численности. Полковники и сотники в зоне своей ответственности являлись полноправными начальниками, решающими все вопросы административно — хозяйственной и судебной деятельности не только казаков, но и всего населения. Проще говоря на всей казацкой территории стало действовать административное устройство запорожской Сечи.

Помимо чисто казацких формирований в войсках Хмельницкого было значительное количество валашской (молдавской и сербской) конницы, а также отборное подразделение татар, составлявшее личную охрану гетмана.

Для мещан в городах Брацлаве, Виннице, Черкассах, Василькове, Овруче, Киеве, Переяславле, Остре, Нежине, Мглине, Чернигове, Почепе, Козельце, Стародубе, Новогород — Северском было сохранено магдебургское право, предусматривавшее свой суд и общинное самоуправление. Для ремесленников сохранилось право объединяться в цеха, которые имели свои гербы и печати.

Пока в гетманской ставке занимались проведением военно — административной реформы, Серко скучал на своем хуторе, так как заняться ему там было особенно нечем. Мать вела хозяйство твердой рукой и в помощи сына не нуждалась, тем более, что в зимнее время объем работы по хозяйству значительно уменьшился. Да и сам Иван никогда склонности к занятию сельским хозяйством не чувствовал, поэтому подумывал о том, чтобы с наступлением лета отправиться в Чигирин и приискать себе какую — нибудь должность при гетманской ставке.

Но все же время, которое он провел у себя на хуторе не пропало зря. Здесь в сельской тиши, где ему никто не мешал, ничто не тревожило и не отвлекало, Иван сосредоточился на совершенствовании искусства чародейства, в которое его когда — то посвятили Киритин и Солоха. Старая чаровница с последним своим вздохом передала ему и свои умения, накопленные на протяжении всей ее жизни, сейчас важно было понять, что это за умения. Он вспоминал слова Киритина, сказанные когда — то давно: «Есть восемь мистических сил, овладев которыми можно создавать бесчисленное число комбинаций магических способностей. Это достаточного сложная наука, но она позволяет овладевшему ею становиться маленьким, как пылинка или управлять своим весом и стать легче перышка. Можно наоборот, увеличить тяжесть своего тела, достигнув веса быка и более. Можно достичь независимости и полной свободы действий, уничтожая или создавая что — либо по своей воле. Наконец, можно управлять материальными объектами, передвигая их силой своего разума, или заставить исполнять желания. Можно также научиться принимать любой облик.»

Часть из того, о чем говорил ему наставник, Иван уже давно с успехом применял. Он мог ускорить или замедлить бег собственного времени, врачевать раны, уменьшить или утяжелить свой вес, создать тульпу, заставить любого повиноваться своей воле, видеть сквозь стену и даже силой мысли передвигать предметы. Но вот уменьшать себя в размерах у или наоборот, увеличивать, как и принять чей — то облик, у него еще не получалось. Просто не было случая этим заняться. Сейчас же он большую часть своего времени посвящал именно таким тренировкам. Не выходили у него из памяти и слова Солохи, сказанные ею в конце обучения: «Расстояния перестанут играть для тебя роль, ты сможешь в мгновении ока переместиться, например, из одного края Дикого поля в другой. Сможешь воскрешать умерших, поднимать мертвых и посылать их в бой… Много чего умеет настоящий чародей. Но для этого надо постоянно совершенствовать свои способности.»

Но в этом вопросе дело обстояло сложнее. Лишь однажды под Смоленском ему удалось мгновенно переместиться на десяток верст, но как это получилось, он и сам не знал. Позднее он не раз пытался повторить сделанное, но у него ничего не получалось. Однако сейчас он ощущал в себе новые силы, полученные с последним вздохом Солохи, и чувствовал, что уже способен постичь новый уровень чар, о котором она ему когда — то рассказывала.

К исходу весны 1650 года обострились отношения Москвы и Речи Посполитой. Понимая, что новая война между поляками и казаками неизбежна, Москва решила воспользоваться ситуацией и расторгнуть вечное докончание, чтобы затем принять Войска Запорожского под свою руку. Скорее всего, на этот шаг царское правительство пошло вынуждено, под дипломатическим нажимом Хмельницкого, который грозил в противном случае Москве войной в союзе с крымским ханом.

Из каких бы побуждений не действовал царь Алексей Михайлович, но факт остается фактом: в январе 1650 года в Варшаву было направлено посольство в составе боярина Григория Пушкина, окольничего Степана Пушкина и дьяка Гаврилы Леонтьева. Основная цель посольства заключалась в том, чтобы требовать наказания тем, кто в польских официальных документах неправильно писал титул московского государя, а также сожжения книг, в которых с неуважением отзывались о царе и московском народе. Послы ссылались на конкретные факты искажения исторических сведений в изданных уже при Яне Казимире трудах историков и напоминали, что Москва строго выполняла все условия Поляновского мирного договора. В качестве сатисфакции за нанесенное этими измышлениями московскому государю и всем московским людям бесчестие, послы требовали возврата исконно русских городов, отошедших к Польше по вечному докончанию, казни Иеремии Вишневецкого, писавшего неправильно титул московского царя, а также выплаты 500 000 злотых в качестве компенсации за моральный вред. В случае невыполнения этих требований послы грозили расторжением Поляновского мирного договора и оказанием помощи Запорожскому Войску, если оно будет воевать с Короной.

Сенаторы пытались увещевать московских послов, призывать к их здравому смыслу, но все было напрасно. Послы стояли на своем. Поляки убедились, что Москва лишь ищет предлог для начала войны, о чем прямо и заявили Григорию Пушкину и другим членам посольства. Переговоры, таким образом, закончились ничем, поставив Москву и Варшаву на грань войны, однако никто из сторон эту грань пока перешагивать не собирался. Царское правительство, всегда занимавшее осторожную, выжидательную позицию в отношениях с Польшей и казаками, ограничилось демонстрацией намерения разорвать вечное докончание. Поляки со своей стороны в войне с Россией заинтересованы не были и, наоборот, стремились поссорить царя с Хмельницким.

Надо признать, что казаки давали достаточно веские поводы для этого. Хмельницкий все больше сходился с ханом, что не могло не беспокоить Москву, Однако гетман со своей стороны заверял царское правительство, что он остается верным государю Алексею Михайловичу, но вынужден оставаться в союзе с Ислам — Гиреем, которому обязан своими победами над поляками. Понимая, что Хмельницкий в сложившейся ситуации вынужден хитрить и идти на всякого рода компромиссы и с турками, и, особенно, с татарами, Москва, в то же время, не была готова к решительному шагу — присоединению Войска Запорожского к своему государству. Поэтому царское правительство продолжало придерживаться выжидательной политики и с пониманием относилось к сложному положению, в котором оказался запорожский гетман.

Углубляющийся альянс Хмельницкого с Ислам — Гиреем вызывал обеспокоенность и в Польше. Молдавский господарь Василий Лупул, обещавший после Пилявецкого сражения выдать свою младшую дочь за старшего сына запорожского гетмана Тимофея, изменил свое намерение. В отместку Хмельницкий по договоренности с крымским ханом направил в Молдавию казаков совместно с татарами.

Молдавия была важна Хмельницкому как союзник, поскольку через нее проходили торговые пути на Украину со стороны Турции и балканских государств. Отказ Лупула выдать дочь замуж за Тимофея чрезвычайно встревожил гетмана. В конце августа 1650 года он выступил из Умани с 40 000 казаков и 20 000 татар, якобы в Подолию, но возле Ямполя перешел Днестр и занял город Сороки. Отсюда он направил татар на север Молдавии, а сам перешел Прут и двинулся к Яссам. Напуганный Лупул вынужден был скрываться в Сучаве и оттуда вступил в переговоры с Хмельницким, обещая отдать дочь за Тимофея. Заручившись таким обязательством молдавского господаря, гетман возвратился на Украину.