Поляки слышали шум, крики, женские вопли, поднявшиеся на рассвете в казацком таборе, и долгое время не могли понять, что там происходит. Наконец, решительный коронный хорунжий со своими хоругвями подступил к табору и, не встречая сопротивления, ворвался в него. Поняв, что казаки вырвались из уготованной им западни, а в таборе остались в основном безоружные крестьяне, поляки пришли в ярость и началась резня. Вскоре к Конецпольскому присоединились и остальные военачальники, на берег Пляшевой подъехал и сам Ян Казимир.
Наблюдавшие эту картину с противоположного берега казаки, отдавая честь своим погибшим товарищам, обнажили головы, а затем в скорбном молчании полк за полком двинулись в направлении Константинова.
В это время их и встретил Серко, возвратившийся из разведки. Он доложил Богуну, что татары уши на Львов за ясырем, но похоже, Хмельницкого с ними не было.
Тот в ответ лишь пожал плечами и Серко понял, что наказной гетман думает о том же, что и он сам.
Когда поле берестецкого сражения осталось далеко позади, Богун сложил с себя гетманские полномочия, а полковники сочли за лучшее разделиться на небольшие группы и под командой куренных атаманов разойтись в общем направлении к Любару. Решили, что так проще будет находить и продовольствие и фураж. Что касается полковников и старшины, то для них сейчас было важнее всего выяснить судьбу гетмана. Хотя большинство из них были уверены, что Хмельницкий бросил их под Берестечком на произвол судьбы и присоединился к хану, опасаясь за свою жизнь, винить его в этом никто не осмелился. Ведь, в конечном итоге, единственное условие короля о капитуляции, на которое осажденные согласились, это как раз и была выдача полякам запорожского гетмана.
Серко долго смотрел вслед уходящим казацким колоннам, затем тяжело вздохнул и сказал Верныдубу:
— Что ж, настала пора прощаться и нам. Я должен вернуть полк на Дон, как и обещал атаманам. А ты волен поступать, как хочешь.
— Э, нет! — положил ему могучую руку на плечо Остап. — Так не пойдет, мы с тобой, как иголка с ниткой. Куда ты, туда и я.
— Тогда вперед! — воскликнул Иван и, обернувшись назад, взмахнул рукой.
Восемь тысяч копыт ударили о сухую землю и полк понесся на запад к далеким берегам Дона — батюшки.