Он и не отказался. Хотя один его взгляд в сторону Петера говорил о многом. А рыцарь даже не подумал хоть как-то прореагировать на появление своего недавнего… ну, скажем, противника: равнодушно отметил для себя изменение количества человек в комнате, снова залез на кровать и закутался в плед.

Ну конечно, после моей колыбельной самое милое дело — именно что поспать. Только зачем я тогда все это устраивала?

— Эй, — дернула за бахрому. — Тебе, наверное, стоило бы обсудить…

Высунулся, теперь ещё и надрывно зевающий.

— Обсудить что?

— Твои… ваши… служебные взаимоотношения.

— Я сейчас не на службе.

Оно и понятно. Но я же имею в виду другое!

— У мистера Портера есть к тебе… э… дело.

Покосился в мою сторону с выражением: бабуля, ты в своем уме или ушла уже на выпас в ноосферу?

Как бы его сподобить на сотрудничество, ну хоть в каком-нибудь виде? На что он повелся в прошлый раз? А, вспомнила:

— Предприятие!

Задумался.

— Ваше?

— Твоё!

— Моё предприятие?

— Ну да!

Ещё немного подумал, кивнул самому себе и сообщил:

— Тогда я ничего обсуждать не буду.

У меня все ухнуло вниз, до самого пола. Но разбиться не успело, потому что гадкий белобрысый тролль великодушно добавил:

— Для этого у меня есть адвокат.

Петер

— Зайчик тугоухий, ты чем там занят?

Иногда я совсем не понимаю, о чем она говорит.

Зайчик? Это зверь, и довольно странного вида: специально смотрел в атласе животного мира. Все время бегает, то куда-то, то от кого-то. Чисто внешне сходства, как по мне, не наблюдается. Моделью поведения похожи? Если только считать, что последние два дня я больше времени трачу на обще-физические занятия, а не приватные камерные концерты. Бегаю, конечно, тоже, но не настолько много, чтобы…

Есть ещё вариант, уменьшительно-ласкательный, как это называется в учебниках. Но тогда и в голосе, наверное, должно что-то такое прослушиваться? Хотя бы доброжелательное. А прямо сейчас скорее похоже на то, что я снова в чем-то провинился.

И насчет ушей тоже куча вопросов. Если это просто отсылка к моей фамилии, то ладно, пусть её. И её тоже. А со слухом у меня все в порядке. Даже лучше: благодаря новомодной гарнитуре, при желании, могу считать пульс своей собеседницы. Гибкой загогулине, спускающейся из-за уха и приобнимающей шею.

А ещё они красивые, эти штуки, куда как симпатичнее служебных. Наверное, потому, что разрабатывались для исполнителей всех мастей и жанров шоу-бизнеса, где технические характеристики прочно связаны с презентабельным внешним видом. Женские модели так и вовсе выглядят, как украшения, особенно усыпанные чем-то блестючим. Хорошо, что сонга оказалась в этом смысле не совсем типичной женщиной, и предпочла красоте функциональность. Простое металлизированное исполнение, матовое и неброское. По большому счету, я согласился бы на любое, но слишком вычурное наверняка обращало бы на себя внимание и вызывало вопросы. Лишние. А мне пока едва удается справиться с той малой толикой, которая…

Иногда мне кажется, что сонга нарочно это делает. Запускает руку в карман, вытягивает наудачу горсть случайных слов и бросает их передо мной, как кубики костей. Только никак не хочет объяснить мне правила этой игры.

— Опять играешься?

Тут конкретики уже больше. Уже понятнее.

Играться — это она про тренажер, который подогнал Марко. С многозначительными уверениями в том, что такими приблудами пользуются все лучшие бойцы.

В принципе, ничего особенного: приспособление для самостоятельной подготовки, когда нет партнера для спарринга. Начинка — да, представляет некоторый интерес, особенно та её часть, что явно позаимствована из арсенала спецсил. Но в целом…

Для условно полноценной тренировки все равно нужно натягивать на себя что-то вроде обвеса, который, предположительно, будет сообщать ощущения от взаимодействия с противником. Если правильно настроишь, а потом сможешь привыкнуть к этому сомнительному массажеру. На службе мы такими глупостями обычно не занимались: куда как проще и полезнее отдубасить друг друга. В самом крайнем случае, например, когда прописан постельный режим, брали проекционные очки, чтобы освежить память. Вот как я сегодня.

Не, поначалу, действительно, немного залип. Примерно на полдня, листая библиотеку. Подивился на разные замысловатые приемы эстетствующих «ультровцев», а в свой плей-лист поставил только стандартные и хорошо знакомые каты.

Старший инструктор, следивший в Академии за программой подготовки вообще и нами в частности, сразу популярно объяснил, что в тщательном заучивании набора движений особого смысла нет. Важнее уметь соображать, что вообще происходит, куда намечен удар и что с ним можно сделать, желательно, наиболее безобидным для себя способом. То есть, учили нас больше не тому, что нудят методики и инструкции, а совсем наоборот. Как не надо делать, чтобы не пострадать больше необходимого.

Возможно, причина крылась в том, что таких, как мы, зачастую нет возможности вести по вахте с центрального пульта управления. Вводную дали, и все: дальше справляйся сам. И никого не волнует, будешь ты при контакте с противником точно исполнять все эти балетные па, или просто и безыскусно двинешь кулаком, куда сможешь достать. Наверное, поэтому на образцово-показательные тренировки наши группы никогда и не ставили.

— Ау-у-у….

Если у сонги закончились слова, это плохо. Следом может прилететь, что угодно, в соответствии с почти безграничной и не всегда приличной фантазией, а поскольку я обещал не закрываться, придется ответить.

— Да, мэм?

— Сколько раз я просила прекратить мемкать?

А что, надо было считать? Опять виноват.

— Простите. Использовать полный вариант?

— Нет уж, его застолбил Марко, пусть наслаждается соло. Почему нельзя говорить просто «Дарли»? Тебя чем-то не устраивает моё имя?

Вот как тут ответишь? И привычка играет роль, и то, что сонга вроде как сейчас моя начальница, следовательно…

— Ладно, вопросы симпатий и антипатий оставим на потом, а то уже почти слышу, как мозги заскрипели. Лучше скажи, что ты там делаешь?

С какой точки зрения? По моему личному мнению — готовлюсь. И к первому балу, который назначен на сегодняшний вечер, и вообще. По мнению сонги… Нет, не стоит даже предполагать. Значит, разумнее всего обратиться к официальным документам, которыми мне на ближайшее время предписаны вполне определенные занятия.

— Выполняю обход территории. Вверенной.

Отдельная песня, кстати. В исполнении дяди Портера, если быть совсем уж точным.

Поскольку по итогам нашей, хм, беседы, он явно решил, что меня не стоит подпускать к людям, а чтобы не хулиганил на улицах, к чему-то обязательно нужно приспособить, придумалось что-то вроде места сторожа на незавершенном объекте городского имущества.

По проекту здесь планировались торговые ряды широкого назначения, с реконструкцией исторического облика квартала и все такое. Дело шло на лад, даже начали завозить мебель и оборудование. Но потом один инвестор поссорился с другим, оба-два — уже с городом что-то не поделили, а в результате невысокое здание с просторными галереями на ближайшее будущее подвисло в неизвестности. На все время арбитражных разбирательств. Так что, висели мы с ним теперь вместе, только оно — безмятежно, а я — исполняя обязанности.

— Ты же понимаешь, что можешь этого не делать? Никто проверять не будет, — вкрадчиво подсказали в наушнике.

— Мне нетрудно.

— Ы-ы-ы.

Она ведь наверняка считает, что я следую предписаниям исключительно для того, чтобы её позлить, тогда как на самом деле…

В каком-то смысле все эти ограничения меня даже радуют. Потому что помогают сосредотачиваться на других, более важных вещах. Например, на экспериментах с запоминанием песни.

— Дверь!