— А он на это согласился?

Я поболтала печенькой в портвейне, облизала порозовевший край и гнусно улыбнулась:

— Он не возражал.

На самом деле, конечно, следовало спросить. Заодно объяснить, в чем суть, что требуется, какие могут быть или не быть последствия. В общем, подписывая кого-то на работу, неплохо заранее убедиться, что он в принципе готов её выполнить. Но в тот момент критический взгляд на собственные действия у меня отсутствовал полностью, да и теперь…

В способностях Петера я не сомневалась. В его покладистости тоже. Оставался сущий пустяк: поставить в известность и постараться сделать это наиболее безопасным образом. Например, попробовать взять рыцаря в оборот тепленьким.

Хотя, когда он на стук двери высунул голову из-под пледа, весь взъерошенный, рассеянный и домашний, единственным возникшим желанием было зами-ми-мишкать его до полусмерти. И почему-то подумалось, что если бы та девушка увидела Петера таким, то ни за что его не отпустила бы от себя. Никуда и никогда.

— Вы вернулись.

Не спросил, не констатировал, просто расставил вещи по местам.

— А были другие варианты? Конечно, вернулась. И снова с разговорами.

Вздохнул, но прятаться обратно не стал. Наоборот, сел, свесив ноги с кровати.

— И разговоры будут серьезными.

Нет, все же с Лео играть в гляделки приятнее: хоть какие-то эмоции проскакивают. А тут постоянное ощущение, что тебя оценивают. Каждую секунду. Каждое слово. И потом, на основании выставленных баллов…

Тьфу, как-то даже нехорошо стало внутренностям. Или это у меня после прихода откат наступил? Тогда или новую дозу употреблять срочно, или терпеть, другого не дано.

— Первое. В скором будущем мне потребуется твоя… твоё участие в одном коммерческом предприятии. Все оформлено официально, начальство в известность поставлено.

— Хорошо.

Вот так, просто. Кивнул и все.

— Даже не спросишь, что нужно делать?

— Если я это умею, то сделаю. Я это умею?

— Э… более чем.

— Хорошо.

— А условия и все остальное… Не интересно?

— Это же ваше предприятие. А вы не станете…

Замялся, видимо, не обнаружив в доступе подходящих слов.

— Вы же не станете?

Иногда его невыносимо хочется убить. Именно за вечное бесячее предложение выбрать дорогу на развилке. Потому что самому, очевидно, все равно, как именно я поступлю, куда шагну. Примет любое решение. Но словно видя заранее, какими эти решения могут быть, снова и снова даже не предупреждает, а всего лишь напоминает: выбор — дело важное. И так тихонько-тихонько добавляет: не ошибись, пожалуйста. Вот жеж честь и совесть, на мою старую голову!

— Не стану.

Кивнул, принимая ответ. Наверное, решил, что ещё раз сказать «хорошо» будет уже перебором.

— Но дела — потом, подождут. А кое-что другое нужно решить прямо сейчас и без уверток.

Растерянно хлопнул ресницами.

— Ты вообще понимаешь, что делаешь? С собой и с моими нервами?

— Мэм?

— Я знаю, что утром у тебя была встреча. Неприятная. После которой твоё тело нуждается не только в отдыхе. Или надеешься, что отоспишься, и все пройдет?

— Обычно так и бывает.

Обычно? То есть, у него все это уже давно вошло в привычку?

— И сколько времени уходит на такое лечение?

Задумался.

— Можешь не скрипеть мозгами: догадываюсь, что много. А я предлагаю ускорить процесс.

Чуть помрачнел.

— Я просто спою песенку.

Отвел взгляд:

— Спасибо. Но не стоит.

— Значит, так. О стоимости чего-либо здесь буду рассуждать я. Потому что предприятие моё, а мне нужно, чтобы ты в любой момент был готов.

— Я буду готов.

Да ну что ж с ним сделать-то? И заставить невозможно, только увещевать. Причем давить на его собственную выгоду или пользу, похоже, бессмысленно. Попробуем зайти с другой стороны:

— Я должна быть уверена. Понимаешь?

Потер подбородок большим пальцем.

— И без этого никак… не?

— Никак.

Долго смотрел на пол, судя по всему, считая паркетины. Потом вымучил:

— Хорошо.

Я немедленно проверила доступ, чтобы убедиться: и впрямь открылся. Но стал каким-то совсем несчастным.

Конечно, с его биографией, наверное, трудно было вырасти смешливым и непосредственным, но я ведь уже видела, что он может быть и совершенно нормальным. Ну, хотя бы иногда. А тут вдруг снова-здорово.

Надо причину выяснить и искоренить. Иначе прорастет какая-нибудь заразная зараза, и кисло станет уже всем вокруг.

— Почему ты не любишь песни?

Долго смотрел мне прямо в глаза, прежде чем ответить:

— Потому что они заканчиваются.

Господи, так вот в чем все дело! Так просто и так… По крайней мере, печально. Для него самого.

Об эффекте привыкания уж кому-кому рассказывать, но не мне, с моим личным скелетом в пыльном шкафу. Поэтому и строгие регламенты, и тщательное дозирование. Чтобы все равно однажды нашелся кто-то неустойчивый и запал на твою песню, как наркоман. Но в случае Петера вряд ли кто-то из штатных песенниц хоть когда-нибудь превышал дозу. Да и работают они сразу со всей группой, так что… Но возможно, ему хватало и этого.

Что, если рыцари изначально чувствительнее, чем среднестатистический слушатель? Они ведь и должны такими быть, чтобы творить свои рыцарские чудеса. Значит, всякий раз заступая на свою службу, парень…

Ох-ох-ох. Представляю, каково ему было потом избавляться от нашего эха. И как он нас всех за это, должно быть, ненавидит.

С другой стороны, перед уходом, когда я ставила свою метку, следов прошлой моей песни уже не было, почему собственно и пришлось… А стоило бы задуматься!

Она рассосалась, и сравнительно быстро. Сколько прошло часов? Восемь, наверное, не больше. И никаких следов? Воистину, чудны дела твои, господи. Да и, если припомнить, я в первый раз ведь только учуяла, что его кто-то пытался ломать, но ни за что не смогла бы опознать почерк. Потому что даже та песня, ужасная и болезненная, все равно исчезала, просто чуть медленнее. Может быть, из-за времени вмешательства?

В этом тоже состоит восхождение, как я понимаю. В навыке тела быстро принимать и точно так же быстро отпускать принятое, чтобы освободить место для новой песни. Он же сказал, что будет готов?

И все-таки, не могу успокоиться. Все ещё не.

— Песни и должны заканчиваться.

— Я знаю.

— И без них становится… одиноко, да?

Улыбнулся, одним уголком рта.

— Но ты всегда можешь запомнить ту, которая тебе понравится. И вспоминать иногда. Можешь?

Хотя, вряд ли у него в прошлом найдется хотя бы одна, подходящая для таких целей. Даже та моя, пробивная, и то не годится. Значит, нужно просто спеть что-то другое.

— Просто послушай. Если не понравится, придумаю ещё. Хорошо?

— Хорошо.

О чем же тебе спеть, рыцарь?

О том, чего у тебя никогда не было? Ну уж нет. Это было бы жестоко.

О том, что уже прошло? А что толку бередить старые раны?

Не получится ли так, что я взялась решить задачу, заведомо не имеющую реше…

Оно все же есть. Пусть неспособное исправить прежние ошибки и не указывающее новые пути, но его хватит, чтобы держаться на плаву, пока не достигнешь нужного берега.

Крыльями ветра в белые воды…

Я не знаю, что с тобой делать. И ты не знаешь. Мы просто дрейфуем куда-то, пока что вместе, чтобы однажды, наверное, скорее всего…

Призрачной тенью в чуждые земли…

Я этого не хочу. Но разве моё желание имеет значение для тебя? Каждым своим словом ты утверждаешь обратное. Ты говоришь мне, что моё решение создает мой мир, и никак иначе. И выбираю я, всегда и только для себя.

Но может быть, кто-то ещё захочет присоединиться?

И мечты окажутся явью…

Марко был предупрежден, потому лишь коротко стукнул в дверь и сообщил из коридора:

— Мадам, к вам гость.

А следом за объявлением в комнату шагнул Лео.

Честно говоря, до самого последнего мгновения не была уверена, что придет. Слишком много злости, обиды и ещё чего-то такого, о чем он предпочел умолчать. Но я сделала выбор и сделала предложение — даже звучит слишком щедро, чтобы отказываться.