— Дашь за лапку подержаться?

Угрозы все ещё не было. Ниоткуда. Самое главное, что её ничуть не ощущалось с этой, очень странной и как раз потенциально опасной стороны. Даже песенки-сквозняки не заставили меня хоть сколько-нибудь напрячься. Но почему, вот в чем вопрос.

Либо все до сих пор проделанное действительно не несло в себе рисков ни на йоту, либо… Моё второе сознание, распределенное по всему телу, считало возможным с этой опасностью легко и просто справиться. При необходимости.

Самым жутким было понимать: это сейчас, в состоянии нелепой нирваны, я могу о чем-то мыслить и что-то решать. Но как только меня накроет туманом, как только место головного мозга займет конструкция, избавленная от способности чувствовать и сопереживать, все перестанет иметь значение. Какой успеет оказаться последняя мысль, то и случится.

Впору задуматься о том, чтобы начать практиковать дзен. Чтобы точно быть уверенным, что мой внутренний покой…

— Лапу сюда давай!

Я вздрогнул, больше от повышенного тона, чем от, собственно, приказа, и протянул руку.

Сонга ухватилась за мою ладонь своими, стиснула, словно прислушиваясь к пульсу, и пробормотала что-то вроде:

— Эк тебя перекрутило…

А потом начала поглаживать, ощупывать, ковырять ноготками. Фаланги, суставы, запястье. Забралась даже под манжету рукава, чуть ли не до самого локтя. И каждое её прикосновение словно развязывало узлы по всему остальному телу.

Раньше так никто для меня не делал. Не уделял столько внимания за раз только мне одному. И чем дольше я смотрел на темноволосую макушку, тем больше осознавал, что конкретно этой женщине не хочу делать больно. Пока контролирую себя — совершенно точно. Но даже если вдруг, волей случая, необходимостью или чем-то другим мне придется уйти в туман, в эту сторону я постараюсь не думать плохо. Очень сильно постараюсь.

А в целом, мы вдвоем явно выглядим, как пара клоунов, сбежавших из бродячего цирка. Только никто почему-то не смеет нам об этом сказать.

— Теперь порядок?

— М?

— Эй! — перед моим лицом звонко щелкнули пальцами. — Проснись уже!

Жаль, что отпустила руку. Без её прикосновения снова стало пусто и одиноко. Как обычно.

— Теперь справишься?

Я взглянул на троицу, занимающую позиции по центру ангара. Тело, конечно, чувствует себя почти хорошо, но против бойцов в «хантерах», пусть и в модификации «сити»…

Сонга словно прочитала мои сомнения и беспечно предложила:

— Я могу продолжить.

И накачать песней? Нет уж. Не надо. Лучше пусть меня положат, если инстинкт самосохранения так и не проснется. Так для всех будет здоровее.

— Я ведь могу продолжить?

Стоп, а это она уже не мне. Это она дяденьке. Который, конечно, благосклонно кивнул, заодно проясняя свои планы в моем отношении.

Тайной за семью печатями подпольные бои никогда не были. На мелочевые, условно общедоступные мероприятия время от времени устраивали облавы, закрывая участников и зрителей в лучшем случае на несколько суток. За чисто административные нарушения и тотализаторы. На более высоких уровнях игроки и ставки были крупнее, только кто их видел, эти уровни? К тому же поговаривали, что бойцы там сражаются исключительно под песнями, показывая как собственную подготовку, так и мастерство своей поддержки. И совсем уж тихие слухи утверждали, что именно на таких боях происходит передел сфер влияния, причем как преступного, так и вполне цивилизованного мира. Вплоть до министерств и ведомств, партий и…

— Сейчас узнаем, почем тут торгуют рыбкой. Давай, работай!

Она ткнула меня в спину, подталкивая к «хантерам». Сама осталась у кресла и сложила руки на груди. Вызывающе подпирая эту самую грудь. Правда, это оказалось последнее относительно мирное зрелище в моем репертуаре на ближайшее время: одновременно с накачкой пошли и атаки.

В позавчерашней жизни я полагал, что драться — это нормально. Ну, то есть, не то, чтобы одобряемо, но вполне естественно. Простой жизненный процесс. Да, иногда бестолковый и бессмысленный, особенно по своим итогам. Неотъемлемая часть, только и всего. А раз все вокруг дерутся, значит, и я вроде как могу. Или даже должен. Оказалось, нифига.

Ладно, в плане долгов согласен. Но просто ответить на удар, тут-то в чем преступление? Почему меня вдруг начало отчаянно стопорить?

И противники, сволочи, не помогают. Нет, чтобы хоть как-то извернуться и проявить фантазию: штампуют упражнения из учебки. Я и тогда их не особо уважал, эти постановочные танцы, а теперь и вовсе хотелось взвыть, потому что…

Все это заучено наизусть давным-давно. Так же, как соответствующие уклонения и уходы. Понятно, что парням лишний раз не хочется напрягаться, но и у меня свободы маневра нет: уровень угрозы, и так висевший на нуле, медленно, но уверенно пополз в отрицательную часть шкалы. Так что, эта музыка обещает быть вечной. Разве только дождаться, когда они устанут и остановятся. Или когда сонге надоест петь.

Хотя на последнее надежды было меньше всего. Но не потому, что пела, похоже, вполсилы. Она… Наблюдала. И весьма пристально, по ходу корректируя свои… Назовем это нотами. Пробовала то так, то эдак. Причем наверняка недовольно хмурилась: оглядываться мне было особо некогда, но мог побиться об заклад на каждую её гримасу. Потому что они самым прямым образом отражались внутри меня.

Обычная сонга… Ну, допустим, из того набора, который дежурил на вахтах, просто плюнула бы и свернула лавочку, предоставив мне право самостоятельно разгребать свои проблемы. И я бы понял. Принял бы, за милую душу, ещё и поблагодарил. Но на мою долю воля случая подогнала что-то абсолютно неадекватное.

Вместо того, чтобы отойти в сторону, странная женщина поступила наоборот. Судя по всему, решила: плохо стараемся, причем, оба, и усилила напор.

Сначала это проходило почти безобидно. Как кошка тычется лбом в поисках твоей ладони, прося погладиться. Туда. Сюда. Под колено. В плечо. Даже по щеке ухитрилась скользнуть своим предложением-просьбой. Мол, давай уже, хватит придуриваться. Силенок не хватает? Тогда она здесь на что?

А мне… Хватало. Вполне. На мои скромные потребности. Конечно, необходимость одновременно уходить и от ударов, и от кошачьего натиска осложнила положение. Но все ещё оставалось терпимым. До тех пор, пока…

Я как-то упустил из вида тот факт, что кошки не принимают отказа. И после очередного уклонения она взяла и влепила мне пощечину. Песенную, конечно, зато по ощущениям совершенно натуральную: даже голова дернулась.

Я попробовал поймать взгляд сонги, уж не знаю, зачем. Может быть, попытаться показать, что дело не в ней. Что мне так не нужно. И помогать — тоже. Но она смотрела куда угодно, только не на меня.

Обиделась, судя по всему. Правда, предлагать помощь не перестала. Только пушистые мордочки начали показывать клыки, и когда не успевал отмахнуться, кусались. Больно.

Закономерным итогом я начал пропускать атаки и огребать уже с двух сторон. Нет, голову берег, конечно, всеми силами: тут любое касание могло стать фатальным для окружающего мира. Хотя давление и снаружи, и изнутри конкретно напрягало.

Наверное, я мог бы терпеть ещё долго, до победного, каким бы он ни стал. Если бы в уже ставшую привычной песню вдруг не вклинились новые ноты. Удивительно знакомые. И даже не пришлось напрягать память, чтобы…

Это было на день святого Патрика. Полли ещё разрисовал свой обвес зелеными каракулями. Утверждал, что именно так выглядит клевер. И пробовал бить чечетку. Да, именно под такую мелодию. А после вахты мы шли вместе до ближайшего монорельса, пили ирландский эль и… Было хорошо. Вот реально хорошо. И все-таки что-то глубоко внутри не давало получить от происходящего удовольствие. Дергало, тянуло, скребло.

Тогда я не мог понять, в чем дело. Зато теперь понял.

Все, что мне всегда доставалось, было лишь крохами реальности. Объедками с господского стола, приправленными горьким: бери, что дают, и радуйся хотя бы этому. Я старался. Как мог. Правда, радоваться получалось плоховато, пожалуй, но на какое-то время этот голод удавалось утолить. Или загнать куда-нибудь подальше.