— Что ж, видит Набла, я выбираю лучшее из худшего, — он повернулся к Гвен и встал перед ней на колено, положив ладони на плечи. — Прошу меня простить, — прошептал он и закрыл глаза.

Со стороны казалось, что Бог Разума и Железный Рыцарь застыли во времени на несколько минут. На комнату опустилась тишина, едва нарушаемая дыханием вершителя обряда и мученицы Войны — вряд ли можно было подумать, что именно происходит сейчас в их сознаниях. Лишь редкие слёзы, текущие по щекам Гвен, были свидетельствами её утраченной печали.

Туманная тишина ожидания удушающей тревогой наполняла зал собраний перед боем. Она текла из каждой щели, её источал каждый предмет, и словно сам воздух стал ею, с каждым вдохом обжигая горло Рыцарей, словно вязкий анестетик. Они смотрели в пустоту, желая разрушить эту тишину, но первое слово было бы подобно попытке сдвинуть с места застрявший вал старого механизма, ржавеющий с каждой минутой всё больше.

В зале, однако, были не все. На штурм Атексетеса адмиралом были сформированы три отряда из бойцов, проявивших подходящие для задачи качества. Рутил учёл и обратное — опасаясь внезапной контратаки оставшихся за горизонтом Атексетеса вражеских сил, он сформировал ещё три отряда — максимально способных к обороне. Из шестидесяти Железных Рыцарей Анриона осталось всего тридцать два.

Все три атакующих отряда были в сборе — не явился лишь Персиваль Алери. Его отряд почти не претерпел изменений, однако место Гидеона сейчас занимала, наверное, самая странная личность во всей армии Айлинерона: Линис. Некогда она была капитаном своего отряда — до тех пор, пока не осталась там в одиночестве. И тем более странной выглядела её максимально непринуждённая поза на кресле у круглого стола: она закинула ногу на ногу, прикрыла глаза и задумчиво покачивала на пальце подвеской в виде двух крыльев, сверкающих металлом перьев.

— Персиваль говорит, что Агмаил уверен в нашей победе, — голос Борса звучал спокойно; но, смешавшись с витающей в воздухе тревогой, он словно бы приобрёл вкус пепла. — Но я знаю, что Рутил ему не верит и считает безумцем.

— Занятно… — Линис посмотрела на Борса с изучающим любопытством. — Прошу, поверь моему слову, Борс — я уже знакома с человеком, который называл Агмаила безумцем. О, какие же он строил планы, рассчитывая на его провал… Но всё случилось, как наш Бог Разума сказал: явились Атексеты, и ныне сей сударь снял перед ним шляпу. У нас нет оснований считать, что мы знаем столько же, сколько Агмаил. Я ему верю.

— Но у нас нет оснований считать, что Агмаил умнее нас, — холодный голос Лориана разогнал тревогу, уколов взамен тысячей игл. — Бог Разума имеет привычку скрывать информацию, и с этой привычкой некоторые не понаслышке знакомы, — Лориан посмотрел на Линис, но выражение ленивого любопытства не пропало с её лица. — Кто знает, какие выводы могли бы мы сделать, если бы знали всё, что знает он?

Линис прищурилась:

— О Набла, нам ли пристало мечтать? Тем более, в актуальном случае Агмаил таки рассказал нам всё о предстоящей битве. В первом порядке оцениваю вероятность победы классом С, если поверим, и классом D, если откажемся верить.

Тревога исчезла из воздуха окончательно, сконцентрировавшись в тонкой нити всё нарастающего напряжения между Линис и Лорианом. Борс нахмурился: чем дольше длилась Война, тем явственней чувствовался внутренний конфликт в каждом из Рыцарей — и выливался он в чрезмерную критичность друг к другу. Ни к чему хорошему это привести не может…

Раскрылась дверь, и Персиваль Алери шагнул через порог.

— Сейчас не время бессмысленных споров, — проговорил он, и нить напряжения не устояла перед каменной волей его голоса. — Наш враг всё ещё жив, и вы все знаете, как это исправить.

Капитан Первого Отряда прошёл к своему месту за круглым столом и встал за креслом, возвышаясь над ним, как пирамида Храма над городами Кубуса.

— Когда мы пройдём за горизонт, пути назад не будет. Мы сможем получать сигналы извне, но забудьте о том, чтобы послать ответ. Если не уничтожим Атексетес — это билет в один конец. Но если победим — выжившие станут спасителями Человечества. Lisotelis vitear, братья мои и сёстры.

— Mansotelis nevor! — словно приговор, прозвучала вторая часть девиза: «Со светом умрём».

Франц, опёршись на стену у окна, закрыл глаза. Он знал, что из всех присутствующих лишь двое понимают, что он здесь: Лориан видел его — а Персиваль ощущал.

***

«И снова я здесь», — подумал Персиваль, когда уже парил в невесомой темноте Истребителя.

Сколько боёв уже прошло в этой Войне — десятки, сотни? Они все были похожи друг на друга — во многом, тем, что нисколько не приближали и не отдаляли от победы. Атексеты могли разбомбить хоть весь Левен, но до космических станций, где располагались войска Айлинерона, им было не добраться. Дроны и Рыцари могли уничтожать дредноуты врага снова и снова, но не добраться до Атексетеса. Это была война на истощение — до сего дня.

В этот раз совместные силы Айлинерона и Леноринерона вместе атакуют цитадель врага. Цитадель, сокрытую за горизонтом неизвестности; главную обитель вторженцев из космоса. Однако Персиваль чувствовал, что что-то здесь не так, не может быть всё так просто: неужели счастливой случайности, которая позволила людям узнать местоположение Атексетеса, окажется достаточно, чтобы завершить Войну? Неужели этот день станет последним?

Однако времени размышлять не осталось. Включились обзорные камеры Истребителей, и пустая темнота вокруг Персиваля наполнилась немигающим бледным светом далёких звёзд — и в бескрайнем пространстве безводного моря перед взглядом простирались влево, вправо вверх и вниз стройные ряды багрово-золотых кораблей Леноринов. Каждый из них был в дюжину раз больше Истребителя, но Персиваль даже не мог прикинуть, сколько их здесь собралось. Ещё ни разу ему не доводилось вести бой вместе с Леноринами; но он слышал, что их эффективность сравнима с эффективностью Железных Рыцарей. Слабо верилось, что эти корабли — лишь дроны без намёка на пилота внутри.

И, глядя на эту грандиозную картину, Персиваль ощутил странную тревогу. Он вспомнил свой диалог с Францем, вспомнил каждое его слово, обещавшее благо и пропитанное тоской. Франц говорил, что исход будет не самым плохим, но из сказанного было ясно: сегодняшняя битва — не конец.

«Франца тревожат события Войны — в Войне не произошло ещё ничего достаточно страшного, кроме потери Левена — Франца тревожат события будущего. Динамика боевых действий не меняется — в будущем случится что-то страшное — что-то изменит ход Войны. Атака на Атексетес, предположительно, изменит ход Войны — [запрет: думай о битве]»

Персиваль вздохнул и в доли секунды расщепил сознание. С этого самого момента он пилотировал Истребитель, и должен был это делать максимально хорошо. Лишние мысли должны остаться лишними.

— На связи Мениск, боевая готовность, — услышал Персиваль голос Гвен.

— Хироэ, боевая готовность.

— Принял Аргентум. Боевая готовность.

— Алери. Боевая готовность, — сказал Персиваль в мыслепространство и приготовился.

— Агмаил, — прозвучало имя, и Персиваль почувствовал прилив решительности. — К бою готов.

Далеко впереди, закрывая редкие звёзды, чернел непроглядный диск Атексетеса. Главный оплот врага был скрыт горизонтом, через который не мог выйти ни снаряд, ни даже свет. Пока Атексетес не будет повержен, ни Персивалю, ни остальным не удастся вернуться назад. Поэтому это была битва вабанк: всё — или ничего.

Союзники приближались к Атексетесу, и, наконец, корабли Леноринов, словно гигантская сеть, обступили чёрную сферу со всех сторон. Враг всё ещё не подавал признаков активности.

— Рыцари перетянут внимание Атексетеса на себя, — прозвучал голос Агмаила, — а задача Леноринов — проследить паттерны его действий и спланировать контратаку, — голос на время затих, лишь чтобы затем решительно произнести: — Вперёд!