Кальдур не тронулся с места, пытаясь испепелить взглядом Викара.

— Иди или будешь ссать под себя. У моих парней не займет много времени отбить тебе почки и всякое желание вести себя так противно, — Викар махнул головой и Кальдура пихнули ко входу. —Лучше подумай, как будешь впечатлять своих палачей рассказом про полёт и как вы распугали монодонов, потому что до сраных ворот скоро уже никому не будет дела.

Кальдур стиснул зубы, зажал нос рукой и вошёл в тёмное помещение, надеясь скорее закончить свои дела.

— Жаль, что вы свой сраный Дворец не прихватили, — бросил ему в спину Викар. — Как же не по себе, пока эта штука висит над головой.

***

К обеду, когда жара стала набирать обороты даже в тени, их посетил ещё один гость. Розари встретила его взглядом полным презрения и отвернулась, совершенно не желая принимать участие в их перепалке и хоть как-то показывать, что ей вообще есть дело.

— Ну? — с давлением спросил Кальдур. — Когда ты убьёшь нас, Бирн?

Воин оскалил ему зубы и рассмеялся. Подошёл ближе, под внимательным взглядом остановившегося патруля, стиснул пудовыми кулачищами прутья решётки, словно собираясь смять их и ворваться внутрь.

— Ты так убьёшь во мне всё желание, приятель, — прошептал он. — Не порти малину. Мне что умолять тебя начать? Или дать в зубы, как ты мне дал? Чтоб черепушка захрустела вся?

— Ревностно тебе наверно, — усмехнулся Кальдур и показал ему средний палец. — Целая очередь темников, чтобы разорвать нас на куски, за ними Алазам со своей бледной шайкой, куча голодных монстров в ямах под нами, а ты где-то в самом конце, и вряд ли сможешь ухватить хотя бы кусочек. Просто ничего не останется. Не думаю, что они будут медлить, дружок. У них скоро небо на землю обрушиться, конец всего сущего близок...

— О, прекрати, — Бирн закатил глаза. — Никакого конца сущего не будет. Они почему-то решили, что если Госпожа вырвется из своей клетки и снова схлестнется с Морокай, их Проводником, то это будет последняя Битва, которую не переживёт уже никто. Но мы-то с тобой знаем, что это полная чушь. У нас с тобой полно времени.

— А ты стало быть тут самый умный? И куда же ты денешься, когда Морокай всё-таки выползет из под земли, и одного его будет достаточно, чтобы тут обосрались все?

— Мир всё равно будет стоять на своём месте, — Бирн пожал плечами. — И в мире всё равно будет место для тех, кто умеет выживать. Как ты понимаешь, меня это всё не волнует. Пускай хоть небеса обрушаться и станут новой землей, мне плевать.

— Батюшки, зато мне волнительно... когда же ты всё-таки убьёшь нас, бородатый придурок?

— Когда решу, что мне делать дальше, — честно ответил Бирн. — Я думал, что всё будет просто — я снесу башку этой девке, и в лучшем случае, она меня так же убьёт. А если нет, то я бы выбрал красивое место, и закончил бы её безалаберную работу. Но ещё немного походив по этой земле, немного поостыв и посмотрев на ваши рожи, я понял, что мои предки так никогда не поступали, и я не поступлю. Нельзя отнимать свою жизнь и желать своей смерти. Только отдать её в бою за то, что твоё. Драться мне больше не за что, врагов, кроме вас двоих, у меня нет, и вряд ли появится. Так что у меня проблема.

— Ну... — Кальдур едва сдержал смешок. — Ты можешь освободить нас и подождать пока старость не убьёт нас всех.

— Размечтался, — холодно ответил Бирн, поднял голову и задержал взгляд на небе. — Если тут мне нет места, то может быть найдётся где-то за Пиками. Всегда было интересно, что там. Удивительно, но даже предания моего рода на редкость скупы по этой теме.

— Если ты собираешься изводить меня своими проповедями безумца или, о Великая Госпожа, личными переживаниями, то хотя бы кинь верёвку, чтобы я мог повеситься.

Бирн показал ему вполне целые и белоснежные зубы и тряхнул решётку.

— Так-то лучше, — улыбнулся ему Кальдур. — Не знаю, есть ли у темников таверна или место, где они напиваются совместно, но тебе стоит найти что-то подобное, выпить и рассказать всё это дерьмо человеку, которому будет не плевать. Ты жалок, Бирн. Мне жаль, что с тобой случилось всё это, но если ты и правда великий воин, то не должен вести себя так. Убей нас. Можешь сделать это медленно и мучительно, но подари нам, своим врагам, смерть не настолько позорную и отвратительную, как рабство и кандалы тут. И вали на все четыре стороны.

— Я подумаю над твоим предложением.

Бирн издал что-то вроде низкого рычания, развернулся и пошёл прочь.

***

С первыми сумерками им дали ещё воды, но кормить не стали. Темнело быстро, лагерь вокруг укладывался спать, а к ним, не смотря на усталость, сон не спешил.

— А Серая Тень? — вдруг спросила Розари странным тоном.

— Что Серая Тень? — удивился Кальдур.

— Её ты тоже в своих снах оприходовал, извращюга?

— Что?! — он поперхнулся. — Ты вообще хоть представляешь как она выглядит?!

— Ну тебе же нравятся всякие чудовища, извращенец.

— Да никакой я не извращенец, Розари... у меня только сны были! — выпалил Кальдур. — Только чёртовы сны!

— Как это сны?

Он тут же прикусил язык и весь сжался под её изучающим и холодным взглядом.

— Так и что получается... ты никогда не был с девушкой?

— Нет, — Кальдур заставил себя покачать головой.

Он врал ей, хоть и не считал это за ложь. Он пытался обрубить в себе воспоминания о Мерроу, будто бы их никогда и не было.

— Я думала... вы с Анижей...

— Нет, — Кальдур по-доброму усмехнулся. — Анижа от меня не пострадала, если так можно сказать. Никогда об этом серьёзно не думал. Да и не до этого как-то было.

— Странно, — она нахмурилась. — Ты же такой старый. Я слышала, что неудачники платят за это деньги, просто чтобы не быть девственницами.

— Я не неу... — Кальдур запнулся. — Ладно, уела. Мне не хотелось чего-то такого. Особенно за деньги.

— Как это не хотелось? Тебе ведь сняться сны. А в снах мы только и делаем, что исполняем свои желания. Скрытые и явные.

— Я не знаю, — он смутился ещё больше. — Чего пристала?

— Великая Госпожа, где ты прятал весь этот румянец! — Розари хихикнула. — Ещё немного и тобой можно будет осветить нашу клетку. Или мясо пожарить. Ах если бы я раньше узнала твоё слабое место... сколько бы приятных минут ты бы мог мне подарить.

— Ну прости, — он надул губы. — Такие мы. Чудовища. На меня никто не клюнул. И я особо старался никого не напрягать.

— У меня тоже никого не было, — вдруг призналась она. — Я видела кое-что, ну и подслушивать удалось. Но у меня никогда ничего такого не было. Я не знаю даже, что это такое. Прости, если обидела.

— Ну, как видишь, ты не одинока. Это не порок, — мягче сказал Кальдур, увидев что она помрачнела. — Наша жизнь... она не способствует таким вещам. Госпожа никогда не считала воздержание грехом. Жрецы же соблюдают чистоту всю жизнь, и ничего. Живут как-то.

— Да у нас и жизни-то никакой не было, — Розари вздохнула и обхватила свои колени. — Страшно умирать вот так. Когда ничего не знал и не видел. Когда всё прошло мимо тебя.

— Ну во-первых, мы пока не умираем, и я бы этот процесс, если говорить серьёзно, лучше бы вообще не планировал. Во-вторых, пока ещё ничего не прошло мимо тебя. Ты ещё очень молода, Розари. Если захочешь, то всё наверстаешь, когда-нибудь. Можно ведь ни в чём себя не останавливать, жить за двоих, сколько осталось времени.

— Слишком поздно, Дур, — она выдохнула и её взгляд стал печальным. — Тут уже ничего не догнать.

Он попытался обнять её, но она отстранилась и отвернулась. По её щеке скатилась слеза.

— Посмотри на меня… что со мной стало.

Калека. С вырванными волосами. Худющая. С распухшим от побоев лицом. Покрытая грязью и синяками. Но уже такая Родная и знакомая.

Кальдур закрыл глаза, придвинулся ближе и всё-таки обнял её.

— Мне не нужно тебя видеть, я тебя чувствую.

Он потянулся к её губам и увлёк её на землю.

***

Было ещё темно, когда дверца клетки тихо скрипнула.