— Ты сбежала не от меня, а от своих нелепых предубеждений. Нам было хорошо вместе, но ты… поступила так, как поступила, — по его лицу пробегает тень досады и… чего-то похожее на «отвращение», будто ему неприятно со мной больше разговаривать.

— Кирилл…

— Ты будешь каждый раз возводить новые стены между нами, — растирает ладонью свое лицо. — А я живу, считай по расписанию. И мне некуда воткнуть твои перемены настроения.

В моей сумочке звонит телефон. На дисплее высвечивается «мама». Сбрасываю и закидываю обратно.

— Ты хотел, чтобы я вышла за грань своей дозволенности. И я вышла… — сиплю, не в силах поднять на него глаза.

— Эта ночь была просто «Вау». И я хотел утром пойти в пекарню, купить нам свежих булочек к завтраку. Мне хотелось провести это утром вдвоем, а не в спортзале, как обычно, колотя грушу.

— Мне жаль… — шевелю сухими потрескавшимися губами.

— Мне нужно собираться, Ева Игоревна. Увидимся в субботу, на паре.

Громко захлопнув дверь перед моим носом, Кирилл, действительно расставил все по своим местам. Сам. Как хотелось бы мне.

Телефон не перестает играть, даже, когда я сажусь в маршрутку, чтобы доехать до своего дома. Снова «мама».

— Привет, мам. Мне некогда сейчас говорить, — рисую узоры пальцем на запотевшем окне.

— Дочка, я завтра буду в Москве! — оторвавшись от своего занятия, чуть ли не говорю первое слово, которое пришло на ум. И оно весьма неприличного содержания. — Что-то радости не чувствую…

— Мам… я рада, что ты.

— Ну тогда, встречай меня, Москва!

И под радостные возгласы своей родительницы, я начинаю уже жалеть, что перевелась работать в Москву, а не куда-то подальше, например, ближе к белым медведям.

Смотря, как за окном мелькают люди и здания, я всем сердцем желаю сейчас оказаться на его кухне… за чашкой кофе, с горячими булочками и непременно ощущать каждой клеточкой своего естества зрительное немое обожание, которое красноречивее всех сказанных слов. Ведь он был всегда искренен, чего не скажешь обо мне. Пусть это будет в другой реальности.

Шрам на моем запястье начинает ныть, напоминая за какие грани я на самом деле могу переступить, когда дело касается чувств.

Кирилл

— Пацан, соберись! — рычит на меня тренер, когда я в очередной раз пропускаю нехилый удар по лицу. — Да, что с тобой?!

Вадим наносит сокрушительный болезненный удар, на этот раз в область печени, который я не стал блокировать. Завалившись на одно колено, сплевываю слюну с кровью. Поднимаю затуманенный взгляд на своего спарринг — партнера.

— Ещё! — рявкаю изо всех сил, стараясь прогнать картинка из своего мысленного взора, которые с бешеной скоростью проносятся перед моими глазами.

Нежное и податливое тело в моих руках, которым я обладал на каких — то совершенно новых правах для самого себя. Мир буквально сузился до ее бездонных серебристых глаз, в которых отражалось все то, что никогда у меня не было.

— Закончили! После Айболита зайди ко мне, Кирилл, — развернувшись, Артём Ильич уходит в свой кабинет.

Кое — как добравшись до угла ринга, оседаю на пол, осушая бутылку с водой. Вадим подаёт мне свежее полотенце, присаживаясь рядом.

— Ну и зачем ты дал мне себя так отметелить, что живого места не осталось? — скептически оглядывает мое лицо.

— Для этого должны быть причины? — слегка дотрагиваюсь до разбитой скулы. На подушечках пальцев остается свежая кровь. Как бы не пришлось шить.

— На тебя не похоже. Вот и все, — ухмыльнувшись, распрямляется и уходит в раздевалку.

В медпункте мне стянули кожу скобами, чтобы края раны на лице не разошлись и дали пару таблеток обезболивающих. «Фейс» напоминает месиво, но это ничто по сравнению с предстоящим разговором с тренером.

— Заходи, Кирилл, и закрой за собой дверь, — отложив бумаги в сторону, вперивается в меня колючим и суровым взглядом. — Кто она?

— Не понимаю о чем вообще речь, — накинув на голову капюшон, стараюсь минимизировать свою «боевую привлекательность».

— Ох, не лей мне сироп в мои ушки, Кирюша. Не первый год замужем! — встав, подходит к окну. — Проходили — знаем.

— У меня никого нет, — стиснув челюсть, стараюсь блокировать новые вспышки из воспоминаний той прошедшей ночи.

— Выкинь эту дурь из головы. Впереди отборочные. А мы в розовых соплях потонули, — вскинув на него глаза, не верю собственным ушам. Меня заявили на отборочные? — Трахал Эльвиру и продолжай в том же духе. Думай о карьере.

— Понял, — раздраженно бросаю свое «согласие».

— Выкинешь, что-то еще похожее — вылетишь, как пробка из шампанского. Быстро и без драм с моей стороны. Иди.

Сидя в раздевалке, я обдумывал слова тренера о своей «слабости» в лице той, которую он даже не видел. И меня ещё долго не отпускали ощущения, которые я испытывал каждый раз, когда ее тело дрожала на пике высшего наслаждения, утягивая за собой в маниакальное помешательство, чтобы вновь и вновь повторять все то, что было между нами. В те минуты близости, она была неподдельна искренна в своих чувствах ко мне. И пусть она говорит обратное, но имитировать такое невозможно.

— Кирилл, ты ещё здесь? — лицо Эльвиры показывается в проеме двери.

— Как видишь, — встаю со скамейки и подхожу к своему шкафчику, чтобы взять спортивную сумку.

— А как же сладенькое? — томно мурлыкает, не обращая внимание на то, как я выгляжу. Может ей, действительно плевать?

— Оставь «это» для мужа, возможно, свой брак не похеришь окончательно, — немного добавляю игривых ноток в наш привычный диалог.

— Что?! — с прищуром спрашивает она, будто не верит, что ей смогли «отказать».

— Имей гордость, вроде это так называется, — тяжело вздохнув, останавливаюсь рядом с ней. — Тебе самой так нравится? Не думаю.

Ее глаза наполняются слезами, и она пятится назад, пока ее фигурка полностью не исчезает туда, откуда появилась изначально.

Не дойдя до своей машины каких-то метров десять, Макс начинает обрывать мне телефон. Мышцы болят адски, да и состояние такое, будто через мясорубку перекрутили, совсем не предрасполагающее к беседе.

— Друг, здорова! Айда в торговый, угощаю… — на заднем плане звучит легкая музыка и девичий смех.

— Понедельник, Макс, день тяжёлый. После тренировки только… да и мне лицом сейчас светить не к чему, — всё-таки дохожу до своей машины. Забрасываю сумку на задние сиденья.

— Твоя матушка же охотница до сувенирки из Китая? Так вот, у Оленьки, папа гоняет туда, закупает за бесценок и продает здесь это барахло, — опять смех, которых начинает бесить. — У нее скоро день рожденье, так?

— Так, — мама, действительно, очень любит «это», и после смерти отца стала коллекционировать фарфоровые фигурки. «Радует глаз», так она говорит. — Только денег лишних нет.

— Бро, одолжу. Ждём, — гаденыш сбрасывает звонок, зная, что отказать в том, чтобы порадовать собственную мать, я буду не в силах.

Хорошо, что в торговом центре сейчас практически нет людей. И только студенты или молодые мамочки с детьми прохаживается по третьему этажу.

— М-да… говорил, что твое хобби до добра не доведет? — поджав губы, Максим пожимает мою руку.

— Что-то ты осмелел, друг. Или папочка снова денежек больше подкинул, чем прежде?

— Девочки, знакомьтесь. Отбитый на всю башку мой лучший друг, Кирилл.

Все в одну секунду становится неважным, когда я замечаю Еву. Она неспешно идёт в компании с миловидной женщиной под руку, и о чем — то оживленно разговаривая.

— Кажется он нас покинул окончательно… — раздается рядом с моим ухом девичий голос, а шею обвивает костлявая рука.

Ева останавливается, проверяя время на часах, расположенные на ее запястье, а после идёт в нашу сторону, не замечая нас. Максим сразу окликает её:

— Ева Игоревна, гуляете? — она немного вздрагивает, натыкаясь на мой взгляд, но моментально берет себя в руки.

— В свободное от работы время я имею право делать то, что хочу. Здравствуйте, — её взгляд спускается на руку той девицы, что я не успел с себя скинуть. В глазах и мимике нет никакой реакции, словно, мы и не были близки.