— Нет! — перебил ее рассуждения и вновь притянул к себе. — Ты никуда не полетишь.

— Да? — Оттолкнула и вырвала руку, нахмурилась. — И почему же?

— Потому что ты моя собственность, и я тебя не отпускаю, — постарался вновь поймать девушку, но та не позволила.

— Ты не имеешь права меня удерживать, — испуганно выпалила Вика.

— А вот здесь ты ошиблась. Я выиграл тебя в карты, твой отец тебя продал. Дешево продал, Вика. Ты моя собственность, и я имею полное право распоряжаться тобой, как пожелаю.

Ангел застыла. Пустой взгляд замер, а зубы сильнее сжались.

— Это незаконно, — прошептала еле слышно, почти не размыкая губ.

— Для меня нет никаких законов, Вика. Я могу купить все, что мне нужно. И сейчас мне нужна только ты. — Четко выговариваю ей в лицо. Малинова опускает голову и тяжело дышит. Ее грудь вздымается под белым платьем с ненавистью, сжимает кулаки. Смотрит исподлобья.

— Ненавижу тебя, — свирепо шипит в мою сторону.

— Мне похуй, детка, — хватаю за подбородок и заставляю смотреть в глаза. — Переодевайся, ты едешь домой. А если попробуешь сбежать, я все равно тебя поймаю. Не играй с огнем, девочка. Ты рискуешь сгореть.

По ее лицу ползут мокрые полосы, и лицо кривиться в отвращении. Не дышит. Смотрит мне прямо в глаза. Гордая. Непокорная. Она все равно будет моей, даже если для этого мне придется ее сломать.

В машине Вика молчит и смотрит в окно. Не шевелиться. Кажется, даже не дышит. А дома проносится мимо охраны и Фаины Ивановны, хлопает дверью и запирается.

Любой ценой:

Вика

Грубо и безапелляционно Герман забрал меня. Взял штурмом. Что дальше?

Я влетела в дом, как бушующее цунами. Увидела восторженное лицо Фаины Ивановны и очень захотела ее обнять. И всех охранников обнять. И даже Рафаэля. Но вместо этого я вбежала в комнату, не проронив ни слова. Упала на кровать и сильно сжала покрывало в кулаках. Уткнулась лицом в циановые подушки и нарочито громко выдохнула. Леденящая боль заколола в груди. Я рвалась изнутри, взрывалась, умирала.

Во мне боролись чувства и здравый смысл.

Герман — идиот и изменщик. Но я так сильно его люблю, самозабвенно и самоотверженно.

Он нужен мне, как кислород, но за это время я будто научилась не дышать.

Я хочу быть его маленькой девочкой, но еще хочу быть взрослой и самодостаточной женщиной.

Или я просто хочу, чтобы он был мне верным.

Утром вышла из комнаты, словно тень прошмыгнула на первый этаж. Фаина Ивановна смахивала пыль с картин, и я налетела на нее, утопила в объятиях.

— Вика, я скучала по хозяйке этого дома.

— И я скучала по этому дому, — тихо шепчу в ответ, не отпуская пухлое тело женщины. — И по вам.

Рафаэль орудовал на кухне, и я влетела туда, резко открыв дверь. Повар уставился на меня пристально и серьезно, но потом взгляд его смягчился, а по лицу проплыла улыбка. Молча подошла к нему и осмотрела мясо, подготовленное для жарки. Не говоря ни слова, принялась помогать ему. Оказалось, что мы не плохая команда.

Раз уж Амурский вернул меня домой, я не буду сидеть и лить слезы. Пусть и неприятно, пусть больно. Я переживу. И раненное сердце срастется, склеятся его осколки, шрамы заживут. Станет еще крепче прежнего.

Рафаэль привез завтрак в столовую, и я с упоением наложила себе порцию. Запах божественный, и я как раз голодная. Желудок жалобно засосало от голода. Мясо растаяло во рту, и я насладилась его вкусом. В съемной квартире не хотелось готовить, а теперь я могу делать это каждый день с огромной радостью. Нужно же чем-то заниматься в этом доме, кроме как избегать Германа. Рано или поздно он захочет взять меня.

Мурашки прошлись по спине, и следом за ними выступил холодный пот. От одной мысли, что Амурский имеет полный доступ к моему телу и теперь может не быть таким трепетным и нежным, стало страшно. Мой миллионер может заставить меня страдать не только морально, но и физически. И прикроется своим договором с папой. А я опять ничего не смогу сделать. Даже возразить не смогу, потому что мои слова — пустой звук. И пусть. Я привыкну. Я выдержу. Главное, не думать об этом.

Только отогнала дурные мысли, как в столовую вошел Герман. Я быстро вытерла руки о полотенце и поднялась с места.

— Доброе утро, Вика, — Амурский улыбнулся и потянулся ко мне, чтобы поцеловать.

Я замерла. Застыла. Тело парализовало. Даже пальцы согнуть не в силах. Его горячие губы коснулись моей щеки, и я закрыла глаза.

— Доброе утро, — быстро протараторила в ответ и поспешила скрыться.

Поднялась вверх по лестнице и застыла у стены. Дышать больно. Даже тело сводит от этой ломки. От желания все ему простить и подчиниться. Но я буду сильнее. И не стану для него удобной, я же не мебель, в конце концов. Я имею право отстраняться от его прикосновений, противиться, злиться.

— Вика? — ласковый женский голос заставил меня повернуть голову к источнику звука.

— Анька! — я накинулась на нее и обняла. — Как ты? Как замужняя жизнь?

— Все хорошо, Витя такой заботливый, нежный, трепетный. И еще кое-что… никто еще не знает, — Аня хитро прищурилась и засветилась от счастья.

— Ну не тяни. Что? — я невольно засмеялась, наблюдая за плавными взмахами ее ресниц.

— Я беременна, — прошептала мне на ухо.

Мы вместе рассмеялись. Боже, какая это радость! Аня осторожно приложила мою ладонь к своему животу.

— Малыш еще слишком маленький, чтобы его можно было почувствовать, но знаешь, я уже его ощущаю. Он лишь маленькая точка внутри меня, но я уже его очень люблю больше жизни.

Мы вошли в ее кабинет, и Аня разложила на рабочем столе инструменты для стрижки, попутно рассказывая про УЗИ и о том, как она хочет признаться во всем мужу.

Я бы и дальше с ней болтала, если бы Герман не заявился в кабинет. Стричься пришел. Теперь понятно, зачем Аня готовилась.

Я отправилась к себе в комнату.

Осторожно прошла в ванную и тут же отразилась в зеркале вся — от ног до головы. Осмотрела себя в домашнем мягком халатике, покрутилась перед зеркалом. Если бы не синяки под глазами от усталости, то выглядела бы очень красивой. Нужно будет купить крем для лица. Попросить Амурского забрать вещи со съемной квартиры. Подошла ближе и осторожно потрогала подвеску на шее, подаренную Германом. Я не снимала ее, берегла. Она напоминала о нем в минуты расставания. Напоминала о нежности и счастье. О том, как я впервые встретила добрую Фаину Ивановну и Аню.

Аня такая счастливая. Беременность — прекрасное время, наверное.

Я застыла, наблюдая, как улыбка исчезает с моего лица.

О нет! Нет, нет, нет!

Нужно срочно найти Фаину Ивановну. Черт!

Выбежала вниз, но женщины нигде не было. Побежала на второй этаж, проныривая в каждую комнату.

Этого не должно было случиться. Осознание медленно подкралось со спины и неожиданно сковало меня цепями. С этой работой, премьерой мюзикла, страданиями и заморочками, я забыла, когда в последний раз у меня была менструация и даже не придала значения ее отсутствию. И сейчас все сложилось, так просто, как дважды два.

Фаина Ивановна усердно натирала стеклянный столик на третьем этаже. Увидев мои ошарашенные глаза и шевелящиеся волосы на голове, женщина застыла. Даже тряпку выронила.

— Вика, что случилось? — вкрадчиво поинтересовалась она.

Я почувствовала, как слезы застилают глаза, как учащенно бьется сердце где-то в горле, высоко-высоко.

— Месячные, — хрипло выдавила я. — Их нет уже давно.

— Ты беременна? — Радостно взвизгнула Фаина Ивановна, но я тут же зашипела на нее.

— Тише! Я не знаю. Не знаю.

— У Германа в кабинете есть парочка тестов, я точно знаю. Однажды от него чуть не забеременела очередная содержанка, и он приказал купить сразу штук двадцать.

— Мне нужно взять один. Пойдемте!

Поставив Фаину Ивановну на карауле, я открыла дверь ключом и прошмыгнула на запрещенную территорию. Не зря Герман запер свой кабинет. Явно не хотел, чтобы кто-то сюда влезал. Быстро открывая все ящики, я рыскала в каждом углу.