— И вот поэтому мы не говорили тебе, как направлять свою силу, моя королева, потому что это прикосновение заставило вас троих пылать ярче.

— Мы все любим друг друга, — ответил Син.

Я посмотрела на него. Он улыбнулся в мое поднятое к нему лицо:

— Не смотри так удивленно, Анита. На днях мы говорили о том, как я могу довольствоваться быть всего лишь частью твоей жизни. Что ж, одна из причин, что это работает — это Натэниэл, Никки и Мика. Они мои братья.

— Большинство братьев не делятся подружками, — сказала я.

— Тогда братья-мужья, но ты как всегда пытаешься все проанализировать. Просто прими факт, что мы любим друг друга, мы трое любим друг друга. Наша собственная магия говорит тебе, что это правда.

Он сжал свои объятия вокруг нас, и Натэниэл обнял его в ответ, зажав меня между ними. Было тепло, безопасно и хорошо. Я, наконец, опустила голову Сину на грудь, и что-то твердое и тяжелое внутри меня ушло, пока они с Натэниэлом меня держали. Сила была мягче, чем ardeur, но она изливалась на нас, вокруг нас.

— Вот так и ощущается любовь? — тихо спросила Пьеретта.

Я подняла глаза и увидела, как она касается воздуха перед собой. Думаю, она ласкала силу, которая перекатывалась вокруг нас. Я сконцентрировалась на мгновение и почувствовала кончики ее пальцев, будто сила, которую она трогала, была частью моей кожи.

— Да, — ответил Син, — вот так и ощущается любовь.

— Она теплая и безопасная, но она тоже ощущается как сила, — она выглядела пораженной, убирая руку. — Твоя сила питается не только вожделением. Она питается любовью.

— Да, — кивнула я.

— Некоторые из нас думают, что ты тратишь слишком много времени на эмоции со своими любовниками, когда все, что тебе нужно — это секс, но мы не понимали, что ты питаешься любовью, а не простым вожделением. Любовь в буквальном смысле укрепляет тебя.

— Я думаю, что любовь в буквальном смысле укрепляет всех, — ответила я.

— О нет, моя королева, любовь может оказаться чудовищной слабостью.

— Или великой силой, — возразила я.

Пьеретта снова исполнила свой ритуал разглядывания пола в процессе обдумывания.

— Возможно, и то, и другое.

Син склонился ко мне поближе:

— Нет ничего сильнее любви.

Он прошептал это, наклоняясь ниже, и я приподнялась на цыпочки, встречая его губы. Натэниэл сократил небольшое пространство, которое появилось в наших объятиях от того, что я встала на носочки, и держал нас даже крепче, пока мы целовались. Он поцеловал меня в плечо, пока Син целовал губы. Это напомнило мне обо всех случаях, когда они делили меня, и этого воспоминания было достаточно, чтобы я задрожала между ними.

Син отстранился от поцелуя достаточно, чтобы сказать:

— Продолжишь в том же духе, и я забуду обо всем, кроме тебя.

Натэниэл чуть прикусил мое плечо, и я не только задрожала, но и начала немного извиваться.

— Нечестно, — сказала я.

— Очень даже честно, — ответил Натэниэл.

— Если мы не можем заняться настоящим сексом, то нечестно, — поддержал меня Син.

Я не знаю, что бы мы сказали дальше, поскольку энергия покидала Пьеретту, как первый поток холодного воздуха перед ливнем. Мы все обернулись и посмотрели на нее. Ее глаза больше не были карими; они были насыщенно серыми, как дождевые тучи за миг до того, как разверзнутся хляби небесные, чтобы затопить мир.

Натэниэл напрягся рядом со мной, и я почувствовала Дамиана, проснувшегося в нашей постели. Момента дезориентированной паники было достаточно, чтобы понять — он тоже не помнит прошлую ночь. Я отключила связь между нами достаточно, чтобы не отвлекаться на его эмоции, потому что прямо перед нами стояли другие проблемы.

— Что ж, какое приятное зрелище при пробуждении, — рот Пьеретты произносил слова, но интонации и высота тона были не ее. Все остальные вампиры пробудились на ночь.

— Пьеро, — сказала я.

Серые глаза трепетали, словно Пьеретта чувствовала головокружение, хотя ее тело оставалось устойчивым как скала.

— Моя королева, я вижу, столь многое произошло, пока я спал.

— Это был напряженный день, — ответила я.

— Так Пьеретта мне и сказала, — дело было не только в голосе; даже мимика была больше не ее. Как будто она была какой-то ожившей куклой чревовещателя. Я и раньше видела, как вампиры делают подобные вещи, но меня это никогда не переставало пугать.

Парни расслабили наши объятия достаточно, чтобы мы могли двигаться, если понадобится, а значит, они видели в этом новом сочетании личностей больше угрозы, чем в самой Пьеретте. Хорошо, что мы все с этим согласны.

— Жан-Клод обращался с нами так, как будто мы такие же, как ты, что-то вроде метафизической полиции. Он выбрал изоляцию и возможность заботиться только о той стране, что приютила его, а весь остальной мир решил послать ко всем чертям.

— Европейские вампиры сказали, что они будут воевать с нами, если мы попытаемся управлять всеми вампирами, как делал старый совет, но ты же это знаешь. Вы с Пьереттой помогали доставить это сообщение нам.

— Да, моя королева, но я и представить себе не мог, что Жан-Клод согласится на их шантаж. В его распоряжении были мы, Арлекин. По его команде мы бы выбрали цели и избавили его от врагов. Он мог править миром как король всех вампиров. Это то, что мы веками делали для старого совета.

— Жан-Клод не хотел, чтобы его правление началось с большего кровопролития, — возразила я.

— Но кровопролитие было, Анита, по всему миру было убито множество вампиров в сражении за власть над своим маленьким кусочком. Мы бы убили с точностью хирурга, срезающего больную плоть, чтобы тело снова стало целым. Вместо этого он позволил заразе распространиться по всему миру.

— Какой заразе? — не понял Син.

— Свободе, мой принц. Вампирам нельзя было предоставлять столько свободы, если он не хотел, чтобы остальным миром правила анархия, пока он с комфортом восседает в Америке.

— Если вы предвидели, что произойдет в Ирландии, вы должны были сделать это предметом для торга, когда мы обсуждали, как справиться с положением совета, — сказала я.

— Конкретно эту проблему я не видел, потому что думал, что если кто-то и может сохранить свое королевство в безопасности, так это Миледи. Больше всего беспокоит то, что она потеряла контроль и силу.

— Потому что она была источником крови собственной кровной линии, — уточнила я.

— Exactement, Ma Reine, — он произнес это с прононсом, как птичка-крапивник, хотя я знала, что звук этот был не точно — ох, я имею в виду, не exactement — таким. Мне не нужны были воспоминания Жан-Клода, чтобы понять, что он сказал: «Именно, моя королева».

— Ты действительно думаешь, что Бешеная Сука Из Ирландии ослабела со смертью Марми Нуар?

— Я не могу придумать другого объяснения, — ответил он, хотя разговаривало все еще тело Пьеретты.

— Всегда бывают другие объяснения, — сказала я.

— Но это наиболее вероятное.

— Пьеретта думает, что магия фей настолько угасла в Ирландии, что это могло послужить причиной.

Он покачал ее головой:

— Non, моя королева. Это смерть нашей создательницы посеяла хаос в Ирландии.

— Ты не знаешь этого наверняка.

— Если ты едешь в Ирландию, мы тебе понадобимся.

— Увидим.

— Никто не знает страну и местных вампиров лучше нашего.

— Я знаю кое-кого, кто знает этих вампиров лучше любого из вас.

Изящное личико Пьеретты приняло выражение, которое я видела раньше только на лице Пьеро; мысль внушила ему отвращение.

— Ты не можешь сравнивать помощь, которую получишь от Дамиана, с тем, что можем для тебя сделать мы.

— Он мой вампир-слуга и третий в моем триумвирате силы. Это делает его очень полезным.

— Пьеретта уже достаточно четко изложила наши взгляды на бесполезность твоего триумвирата. Одно только наше владение оружием даст больше пользы, чем Дамиан или Натэниэл.

— Я об этом не знаю, — сказал Натэниэл, но его голос звучал неправильно, и когда я повернулась посмотреть на него, увидела, что его глаза больше не были лавандовыми. Они были зелеными.