Немайн повернулась ко мне с довольно неприятной улыбкой.

— Теперь твоя очередь, Анита. Советую произнести мое имя быстрее, чем это сделала она. Как-никак, ты — просто человек, и у тебя нет таких резервов сопротивления, как у оборотня.

Я постаралась не напрягаться, но ничего не могла с этим поделать. Резко выдохнув, я попыталась расслабиться. Иногда это помогало при избиении, а это был всего лишь иной вид избиения.

Она протянула ко мне свою бледную руку, а я не удержалась и отдернулась от нее. Она рассмеялась высоким и диким смехом — таким, который исходит только от суперзлодеев и от по-настоящему сумасшедших.

— Киган с радостью подержит тебя для меня, Анита, или ты можешь покориться неизбежности, как большая девочка, как это сделала Родина.

Киган встал позади нее, и было что-то в его карих глазах, что заставило меня внутренне воспротивиться его потенциальным прикосновениям. Прозвучал голос Родины, дрожащий и слабый, и, тем не менее, она сказала:

— Просто прими это. Не усугубляй.

Странно, но в этот момент я больше доверяла психованной суке на полу, нежели той, что стояла прямо передо мной. Я посмотрела в голубые глаза Немайн и сказала:

— Просто сделай это.

— Какая смелая. Я собью с тебя спесь до того, как закончу.

— Слова ничего не стоят, подруга. Сделай это уже, или не делай вовсе.

Она нахмурилась так, словно это была не та реакция, на которую она рассчитывала, и все же положила руку мне на лицо и призвала свою силу. Нас обоих заколебало быть милыми.

Моя кожа покрылась мурашкам от всей той силы, что она втолкнула в меня, но мне показалось, что я камень, торчащий посереди бурной реки. Я могла чувствовать воду, знала, что намокаю, но все еще не подчинялась ей, все еще была в безопасности и оставалась неподвластна этому потоку.

Я смотрела в голубые глаза этой женщины с расстояния в несколько дюймов, ее рука обнимала мою щеку, как чаша, а вокруг нас струилась энергия — вокруг, но не внутри. Как и во сне, она не могла пробиться сквозь мои щиты.

— Нет, — прошептала она.

Я посмотрела на нее и сказала:

— Ты все еще хочешь, чтобы я назвала твое имя?

— Это невозможно, — проговорил Киган, стоя позади нее.

— Я не могу заглянуть в твой разум. Не могу вытащить на поверхность твои страхи. Цепи, в которые ты закована, сделаны из того же материала, из которого выкован клинок, убивший твоего тигра. И эти цепи зачарованы, они удерживают тебя ото всех твоих. Жан-Клод не может помочь тебе, пока ты в них. Ты — всего лишь сосуд для силы, не более того. Как только ты лишишься тех способностей, что тебе помогают, я смогу делать с тобой все, что пожелаю.

— Сюрприз, — тихо сказала я.

Она пустила по своей руке еще больше силы, а вторую ладонь положила на другую мою щеку, и теперь казалось, что она придвигалась ко мне ближе для поцелуя.

— Нет! — крикнула она, очень зло, будто веками сдерживала эту ярость. Я чувствовала ее, как сладко-горький аромат на ее коже. Она права в одном: она отрезала меня ото всех, с кем я была связана метафизически. Предполагалось, что это ослабит меня, но именно в тот момент я поняла, что я — заряженный пистолет, и, что бы она ни сделала, это не снимет мой предохранитель. Впервые у меня появилась возможность покормиться на гневе, которому были тысячи лет, и никого в голове и в сердце, кто обладал бы большей практикой по контролю над своим голодом, у меня не было.

Я не подумала, плохая ли это идея. Я просто пировала. Питалась через ее руки, пока она держала меня. Вытягивала через взгляд этих светлых глаз, пока они все больше расширялись от удивления. Я питалась кожей от кожи, пила ее, пока она держала меня. Так много гнева. Я ощутила, как мои глаза наполняются моей собственной силой. Я наблюдала за тем, как ее лицо становилось умиротворенным, пока она падала в мои глаза, а я пила ее ярость. Я никогда не пыталась пить от кого-то подобным образом, однако у меня никогда и не было того, кто предложил бы подобное пиршество — коктейль из веков и ярости.

Чьи-то руки оттащили ее от меня, но она потянулась назад, желая касаться меня, как любая жертва вампира, разум которого достаточно поимели. Киган и Хэмиш удерживали ее. Взгляд у нее все еще был расфокусирован, как у лунатика.

— Ее глаза, — произнес Хэмиш, и у меня ушла секунда, чтобы понять, что он имеет в виду глаза не Моровен, а мои.

Киган взглянул на меня, а затем резко уставился в пол. Он не хотел смотреть мне в глаза, пока они сияли. Я чувствовала, что каждый дюйм моей кожи сиял от силы — не только глаза. Боже, как это было приятно.

Злобная Сука, которая оказалась не такой уж злобной, сделала глубокий, судорожный вдох, и посмотрела на меня. Я думала, что залпом осушила ее ярость, пока вновь не заглянула ей в глаза. Ненависть, такая жгучая ненависть… она наполняла ее глаза, лицо, она будто была соткана из ненависти. Один этот взгляд сделал то, чего не смогла сделать вся ее сила: он напугал меня. Не знаю, почему, но я не смогла удержать свой пульс, не смогла остановить выплеск адреналина. Никогда не поймешь, что тебя испугает, а что — нет. Никогда не знаешь, даже если речь о тебе.

— Так-то лучше, — произнесла она голосом, полным ледяного спокойствия и контроля — он совершенно не сочетался с ненавистью в ее взгляде.

— Госпожа, с вами все в порядке? — уточнил Хэмиш.

— Ответь ему за нас, Киган, — велела она.

— Пленница напугана. С нами все в порядке, — отозвался мужчина, улыбаясь чертовски неприятной улыбкой.

— Чего ей бояться теперь? — не поняла Родина. В ее голосе все еще слышался страх после того, что Моровен заставила ее пережить.

— Теперь она меня видит. Не так ли, Анита?

Я проглотила ком в горле, во рту пересохло. Я не смогла бы объяснить этого, но на меня никто никогда не смотрел с такой ненавистью. Не знаю, почему, но это напугало меня. Проклятье.

— Теперь я смогу питаться твоим страхом, как ты напиталась моим гневом, но сперва, полагаю, я дам твоему страху окрепнуть. Внутри тебя его так мало, что это для меня не пиршество. — Она шагнула ближе и уставилась мне в лицо. — Пока, но это изменится, Анита. Обещаю, что прежде, чем я убью тебя и завладею силой, по праву принадлежащей мне, я взращу в тебе ужас, который будет равен по силе моей ненависти.

Мне пришлось снова сглотнуть прежде, чем ответить ей:

— Не уверена, что страх, подобный твоей ненависти, существует, Моровен.

Она улыбнулась — ее улыбка была симпатичнее, чем у Кигана, и все же их улыбки были одинаковыми. Они были неприятными и сулили плохие вещи.

— Видишь, Анита, я знала, что ты произнесешь мое имя. Через несколько часов ты будешь выкрикивать оба моих имени.

Я покачала головой:

— Я так не думаю. — Но мне казалось, что мое сердце застряло в горле. Почему ненависть испугала меня сильнее ярости? И я поняла, что у меня была своя собственная ярость, но вряд ли я ненавидела хоть что-то настолько сильно, как Моровен ненавидела весь мир.

— Мы оставим тебя поразмыслить над своей судьбой, Анита, но не в одиночестве. Нет, мой Арлекин привез очень особенного гостя, чтобы составить тебе компанию.

Мой пульс уже успел успокоиться, но теперь он стремительно подскочил. Кто там у нее? Кого еще она выкрала? Я попыталась прикинуть, кто еще находился в гостинице. Натэниэл с Дамианом были с полицией — они в безопасности. Кто еще? Донни и Гриффин должны были находиться в фойе, но… я молилась за кучу людей, боясь увидеть кого-то из них на лестнице, однако Эдуарда в этом списке не было… Почему-то мысль о том, что это Эдуард, казалась мне невозможной, словно он был неприкасаем. Я знала, что это не так, но за него я волновалась меньше, чем за всех прочих близких, которых привезла с собой в Ирландию.

Глядя мне в лицо, Моровен сказала:

— Внесите еще одного нашего гостя.

В комнату вошли двои мужчин, неся между собой третьего — они будто бы ждали ее приказа. Мое сердце ушло в пятки, колени ослабели, и мне пришлось сжать кулаки, чтобы держаться прямо и не показать еще больше эмоций, чем я уже показала. Это был Натэниэл. Я не знала, каким образом им удалось выкрасть его из-под носа у копов и всех тех, кто, как предполагалось, обеспечивал его безопасность, однако это был он — самый последний человек, которого я хотела бы здесь видеть в таком состоянии. Господи, помоги мне. Господи, помоги нам.