Первая же ночь преподнесла массу сюрпризов. Тело Дубова безжалостно трансформировалось, превращая помятого мужчину в юную деву. Лев Геннадьевич за одну ночь превратился в миловидную красавицу. А это значит, что зелье сработало. Да, оно дало неожиданный эффект, но всё же сработало. Гений помолодел лет на тридцать.

Несколько дней происходили физиологические перемены. Волосяной покров осыпался на ногах, груди и спине учёного. Лысая голова заколосилась белокурыми прядями. Вот только голос… прошло больше семи дней, а голос остался прежним.

Беспрецедентные поиски спугнули супружескую пару. Незаконченный эксперимент вступил в дальнейшую – ускоренную фазу. Янина Павловна набралась смелости и под присмотром пышногрудого мужа выпила пол-литра волшебного напитка. Ну а далее – всё вам известно.

Неожиданно ворвавшийся в спальню Терентий Лихостай стал свидетелем ночного опыта. Теперь, глядя на молодую пару, он решал, как поступить с гениальным изобретением Льва Геннадьевича.

***

Ближе к полудню полковник покинул квартиру Дубовых. Решил пройтись, чтобы надышаться морозным воздухом. Терентию необходимо развеяться и отстраниться от грёз сегодняшней ночи. Полковник просчитывал дальнейшие шаги.

Он остановился у светящейся витрины. На Терентия смотрели холодные глаза манекена в нижнем белье. «Надо же, она прекрасно выглядит, – оценил тонкие линии рук полковник Лихостай. – И всё-таки неплохо быть женщиной. Тем более, молодой и красиво. Совсем недурно вернуть потерянное время назад!»

Дышалось тяжело. Полковник кашлянул, почувствовав, как снова душит приступ. Былые ранения последний год мучили всё сильней. Его возраст и потрясения прошлого, колючей бурей завывали в костях. С каждым днём всё труднее дышать, тяжелее ходить, сложнее жить. Стиснув зубы, Лихостай прикоснулся к груди. Во внутреннем кармане куртки нащупал подарок Льва Геннадьевича: стальную пол-литровую флягу, до краёв наполненную эликсиром бессмертия.

«Чем я не Жанна д’Арк? Кто сказал, что нестандартный ход недостоин настоящего мужчины?» – задался вопросом полковник и бодро шагнул в неизвестность, манящую вниманием богатых поклонников и запахом французских духов.

1

После полудня пассажиры теплохода «Судьбинушка» спасались в уютных каютах. Самые отважные принимали солнечные ванны на верхней палубе. Среди двух десятков смельчаков был и Мирон Глыбов, которому по случаю тридцать третьего дня рождения работодатель щедро оплатил круизную путёвку.

Своё мускулистое тело он разложил на пластиковом шезлонге под тенью зонта. В жаркий июльский день волжская прохлада и лёгкий ветерок сопутствовали ленивому блаженству. Удалось даже вздремнуть. Теплоход покачивался, негромко играла музыка, где-то смеялись дети. Мирон поправлял солнцезащитные очки и снова засыпал, наслаждаясь речным путешествием.

Это был второй день его плаванья вниз по Волге. Первый вечер Мирон провёл скромно. На ужин позволил себе лишь бокал пива, к половине десятого выкурил сигарету. С ним хотела завести знакомство женщина средних лет и даже решилась присесть рядом за столик. Она мило улыбалась, задавала вопросы: кто он и откуда. Мирон неспешно отвечал и посматривал на часы. Почему-то хотелось тишины. А скорее, ему просто не понравилась женщина в шляпке с ярко накрашенными губами.

После выступления смешных аниматоров и искусительницы со змеёй, ссылаясь на усталость, Мирон откланялся, заметно обидев даму, которую звали Ольга. Вернувшись в свою каюту, какое-то время он посвятил чтению. Книга показалась скучной. Тогда Мирон включил телефон, приступив к строительству падающих в стакан кривобоких фигур. Он играл, пока не уснул, но наступающий вечер пассажир класса «Полулюкс» желал провести под девизом «живём один раз». Ещё лёжа на шезлонге, он настроился опустошить все бутылки из всех трюмом четырёхпалубного красавца и плясать до утра.

Жара к вечеру сошла. Теплоход встретил зажжение бортовых огней затяжным гудком судового тифона. Расталкивая бортом речную волну, «Судьбинушка» прибавила хода. Затем прозвучал второй гудок, означающий начало залихватского праздника. Хмельной народ ответил стадионным рёвом сотен ртов, свистом и бурными возгласами. Мирон тоже яростно хлопал в ладоши, а музыка в баре под названием «Слепой Пью» заиграла ещё громче, вовлекая в веселье всё новых и новых людей.

Теперь только танцы до упада, забавы и развлечения, потому что волжские просторы разрешают вопить во всю глотку, зная, что на берегу тебя не услышит никто. Широка река-матушка и не объять её взглядом, и не найти границ. Отныне белоснежный теплоход полон безумным ликованием и храбр оплаченным счастьем. Словно точки-тире загорелого радиста звонкая чечётка разлеталась по каютам, призывая встать в хоровод и не жалея отдраенной палубы, отдаться танцу, как первой любви. Потому что в разудалой пляске расцветает городская душа и требует бессонную ночь. Так дайте опьянённой чертовке, чего хочет она! Гуляй народ: пей, веселись! Праздник плоти до утра, – и, как говорится, большому кораблю – большое плаванье.

Позабыв о рабочей рутине и девушке Наде, сбежавшей месяц назад, бог знает к кому и куда, Мирон пустился во все тяжкие. Он кутил, куражился, кого-то принимал в объятия и часто выпивал. Под огненные «Руки вверх» Мирон встретился с дамой, с той, что вчера не смогла убедить его в своей свежести и нравственной неприступности. Женщина снова была навеселе и, не расплескав ни капли из фужера с шампанским, обняла парня и целовала его, как любовника.

«Один раз живём», – думал Мирон Глыбов, размахивая руками, словно мельничными лопастями. Но не знал он одной пустяковой истины: если существуют лопасти, если представился мельницей, то где-то рядом обязательно должен затаиться «Дон Кихот», у которого свои представления о танцах.

***

Багаутдин Арчаков был рождён на одной из вершин седого Кавказа. Потому умел терпеть боль, но обиду не прощал никому. Мирон так увлёкся, что не заметил, как наступил гордому парню точно на красный мокасин, причинив тому сносное, но всё-таки неудобство. Это была непростительная ошибка, почти приговор. Вот здесь бы остановиться молодым да пылким парням, сделать вид, что ничего не случилось и снова отправиться в танцующие ряды, но нет – ни судьба, ни судьбинушка. Не для того Багаутдин потел всё детство на борцовском ковре, чтобы вот так запросто взять и остыть. А что Мирон? Разве он зря с восьми лет колотил боксёрскую грушу? Нет, он готовился, возможно, именно к этому вечеру.

Мирон представлял путешествие по Волге скучным занятием. Днём вокруг него будут крутиться тётушки, мечтающие не столько о сексе, сколько о вздохах под звёздами, а ночью, когда Мирон отобьётся от женских разговоров, на него нападут комары – такие мохнатые, толстые, кровожадные. Но вышло совсем не так, как он ожидал.

Они лишь переглянулись, выбирая безлюдное место. А когда остались одни, потомок донских казаков и правнук отважных абреков бросились друг на друга, будто веками враждовали их семьи, желая расплаты любой ценой.

Удары сыпались изобильно, словно парням хорошо заплатили за драку в свете ночных огней. Поначалу Багаутдин ловко уходил от «прямых» соперника, и снова двоечка от Глыбова просвистела в «молоко», а выпад Арчакова не принёс должного триумфа. Мирон частил, торопился. Багаутдин отступал, горячился. Сын горных ущелий хотел придушить «колючего» боксёра, свалив того на палубу, но жутко мешал алкоголь. Арчакову говорил и отец, и дед, и тренер Джамиль Иванович Эпштейн наставлял: не пей Багаутдин, не кури Багаутдин – а он всё делал по-своему. Вот тебе результат. Лишь природная цепкость и врождённая сила ветров Кавказа помогла избежать фиаско. Но всё-таки Багаутдин выждал верную секунду и бросился в ноги, в надежде перехватить инициативу.

Мирон завалился назад, выискивая на что опереться, чтобы не рухнуть на спину. Ему помогла металлическая труба, предохраняющая от падения в реку, но совсем ненадолго. Словно мешки с камнями, бойцы перевалились через борт, стряхнув лишнее с корабля. Даже в коротком полёте парни били друг друга, мимолётно провожая «Судьбинушку» и люд, веселящийся в блеске круизных прожекторов.