– А как же! Это всегда! – подхватил с готовностью Атан

Когда они вернулись в гостиницу, их там ждал уже посетитель. Ирис видела этого человека в первый день конференции: тогда он услужливо помогал кому-то развешивать плакаты, а потом щелкал клавишей допотопного магнитофона, записывая выступления. Посетитель представился профессором Мовом. Его некрасивое лицо нервно подергивалось, руки тряслись, а глаза с собачьей тоской смотрели на Ирис.

– Прошу вас выслушать меня.

– Конечно, пожалуйста, присаживайтесь, пока я приготовлю чай.

Мов присел на самый краешек стула, и когда Атан принес чашки, с готовностью вскочил, уступая ему место.

Ирис несколько растерялась.

– Что вы, сидите, сидите. Я вас слушаю.

Он начал говорить, и чем дольше она его слушала, тем сильнее сжимало ее сердце чувство жалости. Этот тщедушный человек говорил ей что-то о своих исследованиях, обо всех институтах, где он преподавал, о том, как его пригласили в какой-то зарубежный научный центр, а потом выставили оттуда. Но все это Ирис воспринимала лишь как дополнительные штрихи к портрету современной науки. Вот он ум, регалии, опыт, заискивающие перед сильными мира сего в попытке просто выжить.

«Ему чем-то нужно помочь, но что я могу…» – ее мысли метались в поисках необходимых слов. Но все произошло неожиданно для нее самой – она заговорила стихами, размеренно и тихо, обращаясь к Мову на «ты». Она говорила с его душой, как мать с сыном. Было сказано, что он переедет в другой город, где обретет утраченное, и у него будет большое дело с влиятельным человеком.

Со слезами на глазах Мов вскочил со стула и стал целовать ее руку.

– Я вам так благодарен. Это потрясающе! – раскланиваясь, Мов пятился спиной к двери.

– Какой ужас! До чего довели людей! – на лице Атана проступили красные пятна.

Ирис, не в силах более говорить, покачала головой. Так они сидели молча довольно долго. Если бы Ирис сказали тогда, что именно Мов послан ее свыше в помощь, и с ним начнется ее путь в науке, она бы не поверила. А что влиятельным человеком из ее предсказания окажется она сама, она и представить себе не могла. На тот момент подобное притянулось к подобному: они нужны были друг другу.

Мов действительно переехал через несколько месяцев после той встречи в ее город и стал преподавать в местном институте. Когда он приезжал к Ирис за советом, как поступить в том или ином случае, она обычно отвечала, чтобы он решал сам, сам делал свой выбор. Было очевидно, что Мов боготворил Ирис, и это как раз мешало их общению. И вскоре восклицания: «Это потрясающе! Это великолепно!», рассыпаемые Мовом по поводу и без повода, стали раздражать Ирис. Она старалась видеться с ним как можно реже. И при каждой встрече беседовала с ним об уверенности в себе, которая дается только верой в Вездесущего. Ирис пыталась передать Мову то, что знала сама. Но его вера строилась на страхе и на корысти.

Спустя некоторое время это стало совершенно очевидным, так как Мов приходил на встречи уже не за философствованиями, которые он пропускал мимо ушей, попивая кофе и бездушно поддакивая. Когда же ход ее мыслей касался какой-то новой идеи, чего-то доселе ему неизвестного, он хватал свой блокнот и судорожно что-то там строчил. Если ничего нового не произносилось, Мов сникал и просил Ирис полистать ее черновики и рукописи.

Со временем она перестала доверять восторженности и соглашательству заискивавшего перед ней Мова. Это произошло тогда, когда Ирис поняла, что Мов ее не уважает как ученого-исследователя, а как магнитом вытягивает идеи. И тогда она стала сама искать нужные материалы в научных изданиях, все больше погружалась в мир науки, в мир интеллекта и академических знаний. Тем самым творческое начало в ней, интуиция, эмоции подчинены теперь были ее разуму. И стоило поблагодарить Мова за неосведомленность во многих вопросах и за отсутствие необходимой для дела уверенности. Именно благодаря ущербности Мова она пополнила свои знания по физике, химии, биологии, истории, научилась языку науки, на котором написала свой первый доклад для научной конференции. Ей теперь не нужен был «переводчик», в роли которого видел себя Мов. Она справлялась сама. Тем более, что «переводчик» почему-то странным образом проглатывал фразы, а иногда и целые предложения, из сказанного, а затем при случае воспроизводил как свои собственные. Хотя и в этом Ирис видела хорошее, ведь идея должна распространяться, и неважно кто ее доложит аудитории. Ученому поверят быстрее, чем ей. Она продолжала снабжать Мова готовыми идеями. И тот уже не произносил своей обычной фразы: «Это потрясающе!», а только успевал строчить в своем блокноте, и все основное отражал потом в своих докладах. Взамен Ирис получала от него разную научную литературу. Такой неравноценный обмен был виден и невооруженным глазом, но иной выход для Ирис пока не прорисовывался. Однако, объясняя Мову какую-либо идею, она как бы проверяла на слух то, что до этого было у нее в голове. Ею двигало желание как можно больше перенести в эту реальность из своего метасознания, осмыслить и реализовать с пользой. И вот тогда пришли приглашения для Ирис и Мова выступить на научной конференции.

На той конференции вопреки ожиданию Ирис ничего нового не происходило. Вновь желаемое выдавалось за действительное. Участники размахивали руками, пытаясь доказать уникальность своих разработок, своих домыслов. Ведущий заседание тщетно пытался уложить все сказанное в какую-то видимость единой концепции. Отсутствовало самое главное – идея, которая бы объединила и направила в нужное русло мысли всех участников.

Ирис напряженно ждала возможности выступить. И по ее мысленному призыву подошел ведущий заседания и предложил ей выступить в рамках общей темы «Космос». Ирис, взволнованная мерой ответственности за происходящее, вся внутренне завибрировала, руки и ноги ее мгновенно похолодели. Она чувствовала, что должна все внимание зала привлечь к себе, чтобы стереть впечатление от предыдущего выступающего. Ирис вышла на трибуну.

– Я благодарна предыдущему докладчику за то, что он своими высказываниями предварил мое выступление и предложил ввести понятие «эйдосферы». Если мы обратимся к первоисточнику, то заметим, что автор этого термина говорит об «орбите идей». Обратите внимание, как сказано емко и образно – «орбита». Вот на эту орбиту всем нам и следует выйти, чтобы решать проблемы действительности.

Современной науке известна теория вакуума, который рождает первичные и вторичные торсионные поля, известна квантовая природа ДНК. Но как мы, обычные люди, воспринимаем окружающий мир: через интеллект или через душу? Конечно же, через душу! А сфера души – это культура, порождение умов, чувств многих эпох, вобравших как научные идеи, так и каноны искусства и верований. Человеку всегда было свойственно покланяться прекрасному, идеальному, что нашло свое отражение и в философии.

Все в окружающем пространстве одновременно поглощает и отражает какую-то часть спектра. Следовательно, спектроанализ и есть универсальная оценка всех структур единой планетарной системы. Любая волна, любой квант имеют свою частоту, вибрацию и, следовательно, цвет, звук, форму. Диапазон частот является дисперсией белого цвета, идеала, абсолюта. Следовательно, спектрально оценивая систему, можно оценить ее информационную, энергетическую и биологическую структуры, поскольку каждая из них состоит из элементов с определенными частотными характеристиками. Будь то химические элементы, молекулы, атомы, электроны, протоны, нейтрино, они поглощают одни частоты и испускают другие. Это лежит в основе всех взаимодействий от атомарных до атмосферных. Вот почему представляется возможным, проводя спектроанализ, по спектру поглощения и спектру излучения получить объективное представление о процессах преобразования на планете.

В центре всех планетарных процессов – человек как «Homo noos» (человек знающий), способный, поглощая заданный ему по эволюционной программе спектр, излучать необходимый спектр для сферы идей – эйдосферы. Тем самым он формирует в процессе своей эволюции психическую материю – основу будущего, трансформированную через его мозг в мыслеобразы.