И если человека рассматривали с позиции биологии как организм, оценивая функциональность его систем, а с позиции энергетических процессов, оценивая гомеостаз по электропроводимости биологически активных точек, то следует понять, что биосистема с ее окислительно-восстановительными процессами и энергосистема с электромагнитными взаимодействиями необходимы для существования информационной системы, что и является смыслом существования человека – его информативность. То есть способность, поглощая в нужном ему спектре химические элементы для поддержания биоструктуры, поглощая электромагнитные излучения поля Земли, ионизируясь от Солнца, трансформировать все эти излучения через ощущения, чувства, мысли, идеи и испускать фракталы – основы психической жизни. Оценивать информативность личности, значит оценивать ее буквально по уровню мыслеформообразования, что дает возможность определить и уровень энергообмена, и уровень биохимических процессов.
Фракталы сознания – эта бесценная материя мысли – тоже имеют свой спектр, свои частоты. Чтобы прозвучать в пространстве своим фракталом (цветом, звуком), необходимо соблюсти форму – морфоструктуру. Психоморфология – форма души, отражает символ, матрицу. Для ее звучания необходимы струны, палитра цвета, звука, линий. Отождествляя свою форму с собственной психоморфологией, мы обретаем единство сигнала, обретаем свое высшее «Я». Желание изменить в себе нечто согласно внутреннему состоянию, желание быть собой дает команду всем структурам системы, и команда исполняется.
Оттого, как и о чем мы думаем, насколько широк диапазон наших мыслей, низок он или высок частотно, зависит то, как сложится судьба планеты. Мы являемся атомами в огромном процессе жизни, и наше существование бесполезно, если оно сводится к интересам биоструктуры или энергообмена. Все эти процессы объемлются информацией, и только она порождает энергетический и биологический процессы, создавая вокруг себя по мере осмысления человеком семантическое образное поле.
Человек разумный призван быть звеном в цепи глобальных процессов мироздания, так как в его системе в миниатюре отражены все эти процессы, а продукт его жизнедеятельности – семантическое пространство рода, нации, расы, планеты, континуальное семантическое пространство, которое отражает опыт жизни человечества. И этот опыт уже определяет селекцию в человечестве, в биосфере, предопределяя геохимические процессы.
Поскольку для эйдосферы необходим весь спектр излучений, они формируются за счет биосферы, которая в свою очередь поглощает их из геосферы. Следовательно, мысль человечества, его единый разум, управляет состоянием планеты в целом, выполняя программу эволюции, заданную ей программой «Жизнь во имя жизни».
В зале стоял гул голосов, и почти никто не слушал. Ученые мужи не воспринимали ее как своего коллегу, им не нужна была «умничающая артистка». А поскольку Ирис всегда настраивалась на аудиторию, то в конце концов переходила на стихотворную форму, и получался не доклад, а выступление, во время которого она пыталась передать аудитории то, чего не могла изложить языком формальной науки. И не потому, что не могла прочесть свой доклад, написанный вполне доступным для понимания языком. Нет, это происходило потому, что она всегда подчинялась ритму аудитории, а та ее воспринимала только так: обаятельная женщина, которая говорила стихами, умела танцевать, петь, сочинять и исполнять музыку на инструменте, не зная нот. В ней был элемент чуда, и только чуда от нее и ждали, ничего более.
На конференции Мов сначала сторонился Ирис, как бы стесняясь их дружбы, что она мгновенно и поняла. Когда же Ирис предложила ему выступить со второй частью ее доклада, привычный алчный блеск появился в его глазах. Он бегло просмотрел материалы и стал уговаривать ее не публиковать эту сверхценную информацию.
– Здесь этого не поймут, – почти шепотом уговаривал он Ирис, брызжа слюной ей в лицо.
Ирис послушалась Мова и выступила как творческая личность, рассказала о своей поездке в Гималаи, слегка коснулась темы воплощений, их полевой природы, и связи с полевыми структурами ДНК.
– Он же продаст меня при первом же удобном случае. Он тебя побаивается, и только это его пока останавливает – заметила Ирис Атану.
– А что делать? Никого другого у нас нет, а этот свой, прикормленный, – ухмыльнулся Атан в ответ. – Профессорами не разбрасываются. Видите, он гордый стал.
Ирис это развеселило тоже.
– Да, загордился. И могу поспорить, мой доклад он уже «слизал» для себя.
– Не сомневаюсь. Лишь бы польза была, – согласился Атан. – Стоять на месте вам нельзя, а значит терпите. Будете ему идеи подавать, он и успокоится.
Атан был прав. Ирис смирилась, оправдывая Мова тем, что у того семья, которую нужно кормить, и что ученые только и живут идеями, и если она отдаст в его руки материал, то Мов обязательно из тщеславия заявит о нем публично.
Вернувшись дома, Ирис уже больше не сдерживала своих слез, когда говорила с мужем о том, что так наболело.
– Почему люди не понимают, что этот мир погибнет не от ухудшения экологии, не от недоедания или наводнения: в этом случае погибнет лишь биосистема. Но если погибнут души, то кому нужен этот биологический вид – человек, способный лишь существовать, а не жить? На каждом углу слышно об угрозе существованию. Но человек пришел сюда, чтобы жить, именно жить! Я не хочу жить ради выживания. Это бессмысленно. Зачем тогда все то, что со мной произошло? Зачем мне нужно было понять, что такое жизнь, и для чего она дается?
Можно заботиться о своей заднице, питаться витаминами, заниматься спортом, чтобы она не росла. Можно всю жизнь этому посвятить, и тогда твои мысли будут крутиться вокруг собственного зада. Зачем такие примитивы нужны эволюции? Закон эволюции – жизнь во имя жизни. И если дан человеку разум, то не для того, чтобы ублажать тело. Тело существует только для того, чтобы работал мозг и излучал идеи, способные поддерживать эволюцию человечества. Зачем тогда лечить эти гнилые тела, у которых такие же вонючие и ядовитые мысли? Чтобы трупным ядом отравлять и дальше эйдосферу?
Муж гладил Ирис по голове, ее негодование вызывало в нем чувство жалости к его беззащитной с хрупкой душой жене. Он все понимал и без того, что она говорила ему, но все это было как-то далеко от него и так нереально. «Все, что мне нужно от жизни, – думал он, продолжая гладить Ирис, – чтобы вам, мои девчонки, было хорошо». Он любил своих дочерей и Ирис и этим жил.
– Только человек, живущий для кого-то или во имя чего-то, – уже спокойнее говорила Ирис, – имеет право на здоровье, на общение с окружающими. А тех, кто живет только ради собственных желаний, хотя и называет это иначе, следует изолировать как прокаженных. Они особо опасны для будущего. Ты согласен со мной?
– Да, конечно.
Он всегда был немногословен. Именно это и позволяло Ирис изливать ему свою душу. Она окончательно успокоилась и заключила:
– А мерзость эта заразна. Куда не плюнь, сплошь да рядом реклама всего для задницы или реклама самих задниц. Если бы инопланетянин взглянул на все это, то решил бы, что это и есть тот орган, который позволяет нам ориентироваться в пространстве и времени.
Она рассмеялась, на минутку представив саму себя с задницей вместо головы. Хотя печального в этом зрелище было гораздо больше. Ирис поцеловала мужа и поднялась с дивана.
– Пойду приготовлю вам ужин. И прости меня за грубость, но мне, правда, тяжело.
Тогда Ирис часто видела один и тот же сон: она должна была сдавать экзамены по какому-то предмету, но не знала, как изложить материал; ей казалось, что она вообще ничего не понимает. И робость ученицы до тех пор присутствовала в ней, пока Ирис не поняла, что сама себе выстраивает барьеры. Привязываясь к авторитетам, к тому, что уже известно науке, она тем самым предавала в себе свой дар.
После недавней конференции и выматывающего общения с Мовом Ирис решила так: «Мне не дано сделать переворот в науке: это не мое назначение. И если мне дано, работая этим земным мозгом, справляясь с женскими эмоциями, постигать суть вещей, значит, это и есть смысл моего существования, значит, я такая – с полным осознанием смысла всего вокруг, способная понять и объяснить все это только языком творчества».
