Олесь с Горыном выстрели синхронно, пробив ноги дальним, а я пустил болт аккурат в главаря, дюжего рыжего мужика с обожжённым лицом, судя по описанию, это есть главарь, Влас. Бил не боевым болтом, утяжелённым. Влас упал, потом тут же вскочил и склонившись нырнул в кусты. Я за ним следом припустил. Краем глаза замечаю, как Олесь со мной бежит, а походу, на бегу, ещё и стрелу в ногу пытавшегося подняться татя запустил.
Несмотря на свои пропорции Влас двигался ловко, зигзагами, и я никак не мог взять прицел. В приречной террасе не было бурелома, однако сплошной ковёр из корней, торчавших крюками и причудливыми петлями, не давал Власу оторваться, а нам его нагнать. Но сколько верёвочке не виться…
Загоняли к реке. Олесь уже несколько раз стрелял по ногам, но рыжий Влас всегда выворачивался в последний момент. Вот чуйка то! Спрыгнув с высокого обрыва на песчаный, он ускорился и рванул к реке, и если мой выстрел снова ушёл в молоко, то стрела Олеся на это раз достигла цели. Аккурат в ягодицу угодила. Влас, до последнего сопротивлялся, словно зверь. Пытался царапаться, кусаться. Да только против одоспешенных это всё равно, что комариные укусы.
Когда главаря притащили в лагерь, дерибан там был в самом разгаре. Тати по центру связанные, а вокруг группа мужчин разного возраста из пленников, в лохмотьях, с оглоблями и топорами, да несколько молодых и, несмотря на помятый вид, симпатичных девушек. Причём эти мужики с трудом девиц сдерживали, чтобы те жуликам глаза не выцарапали. Наши же архаровцы, да несколько оборванцев выносили из изб всё подряд, сбрасывая добро в кучу.
— Поймали Власа гляжу, — встретил нас Горын.
— Дык куда он денется с подводной лодки то! — опять не сдержал я жаргон из будущего.
— С какой лодки?
— Да ладно, забудь. Что тута у вас?
— Серебро покуда не считали, а скоры и тканей добре, тако же жемчуг есм и…
— Не про добычу, сколько татей всего? — прервал его я.
— Пятерых в избах взали, да енти четверо. Больше и нет никого.
— Полона та много?
— Я почём знаю. Помимо ентих троих, в лесу в дозоре оставил, мало ли чего. Прохор, ну ты посмотри, какие девицы. Одна другой краше!
— У татей губа не дура! — добавил Олесь, у которого огоньки в глазах заплясали.
— Ентим ещё свезло, прочих то они всех под нож пускали. Даже детей малых не жалели, — в разговор вступил мужик в возрасте из пленников.
— Тихоня, ну ка подь сюды. Дуй к берегу да Деяну обскажи, как сюда пройти. Сам же сторожи. Не забудь сказать, чтобы он бумаги захватил.
Раздав указания, развернулся к пленникам. Кто-то сидел на земле и покорно ждал своей участи, другие, быстро вычислив во мне главного, смотрели с надеждой.
— Здравы будьте, уважаемые! Я гость с Погоста на море, что на Новгородских землях стоит, зовут Прохор, сын Михайлов, а то мои люди. Тати, что вас в полоне держали, нынешним утром струг мой хотели на копьё взять, но како зрите, вышло аккурат навыворот. Всех отпущу по домам, по добру по здорову и ничего за то не стребую. Но прежде, буду допрос по строгости вести.
— Дык мы люди простые, Прохор Михайлович. Разве чего разумеем?
— Ты кто таков? — спросил я мужика, ответившего за всех.
— Лукьян, гость из Козельска. Почитай с осени тута сижу.
— С Козельска глаголишь? Добре. Что спрошу, то сказывать будешь, как на духу. Понял сие?
— Как не понять то, — он помялся для виду.
— Сказывайте усё без утайки, тады дам снеди и одёжу в дорогу, а может и резанами помогу.
Обходя группу бывших пленников, выделил двоих с азиатскими чертами. Высокие, сухощавые. Лица простые, как будто высечены из камня. При всём волосы светлые и голубовато-зелёные глаза. Чем-то на афганцев похожи и… Друг на друга. Как пить дать, папа и сын. Подозвал их жестом к себе.
— Здравы будьте! Из каких краёв сами?
Старший, с сединой на висках и бородкой, почтительно поклонился, поблагодарил:
— Меня зовут Темир, я купец из Узгена, а это мой сын Каратой.
— Узгена? — знакомое название, но что-то вспомнить не могу.
— Иль-Аларгу, уважаемый Прохор. В Белой Орде мою страну знают как Улус Чоготая, — добавил Темир.
Так… Улус Чоготая, это Средняя Азия, а ну точно! Город находится где-то на границе Узбекистани и Киргизии. Интересно и то, что Темир сносно говорил по-русски.
— Скажи, через Узген несёт воды мутная Кара-дарья, не так ли?
От удивления брови Темура взлетели вверх, но он не подал вида и снова поклонился.
— Откуда вы сие ведаете, уважаемый Прохор?
— Не важно. Лучше сказывай, как вас занесло в такую даль от родных мест?
— На наши благословенные земли пришёл чёрный мор, уважаемый. Мор забирал один город за другим. И я не стал ждать, когда он придёт за нами. Собрав пожитки, бросили родной дом и бежали в Сарай ал-Джедид. Чтобы кормить семью я был вынужден заняться торговлей по Итилю, и…
— Уверен, уважаемый Темур, у меня ещё будет время внимательно выслушать историю, — прервал я его.
Припасов и жита у татей хватало, но нам они без надобности… Нет, всё же иноземный купец определённо не понимал некоторые слова и не годился на роль старшины.
— Лукьян, а ну подь сюды, — подозвал я мелкого мужичка с куцей бородкой. Выбрав из кучи добра пару свёртков ткани, сунул ему в руки. — Значится так, полон отмыть, бабам сукно отдать. Пусть из него вам одёжу справят, а то вы аки нищие на паперти.
— Дык, у татей и добрая одёжа есм, — Лукьян то и дело бросал взгляд на сапоги Власа и кучу одежд.
— Лады, берите что потребно. И смотри мне… — многозначительно пригрозил кулаком.
— Прохор, дык как же так?! — начал было возмущаться Горын.
— Из своей доли отдам, — бросил я. — После разбираться с барахлом будем. Значится так, Лукьян, помоги гостям иноземным со снедью управиться. Бери себе помощников из полона скокмо потребно, но, чтобы к обедне все сыты были. Жито и прочий припас раздели по правде.
— Енто мы быстро уладим.
Меня привлек ещё один пленник, что выделялся среди прочих оборванцев. Кудрявая и черная как смоль борода, крупный нос и ярко-голубые глаза. Но не только внешность его выделяла из толпы, в глаза бросились засаленные короткие и широкие шорты что опускались чуть ниже колена и были подвязаны шнурками. Такие у нас не носят.
Деян активно включился в работу по организации быта. Помощник, как обычно, прихватил складные стулья и столик, термос с чаем и припасы. Знает мои привычки. С удобством расположившись под сенью березы, начал вызывать по очереди пленников для опроса. Из кучи «мусорной» информации кто, откуда и сколько тати забрали при должном подходе, можно выудить массу интересного. Одним из первых привели «иностранца» в шортах.
— Лоренци Морозини, — представился тот, попытавшись изобразить реверанс.
В косоворотке и лаптях это выглядело так, что я невольно усмехнулся.
— Гость из Таны, — добавил он.
Знаю я этих гостей, да и фамилия знакомая, если память не изменяет, такая была у одного дожа в Венеции. Латынь мне преподавал ещё царский учитель. Многие не знают, что в некоторые советские школы товарищ Сталин вернул латынь. Даже в глубинке, а так как древний язык мне нравился размерностью, то и учил его прилежно. Худо-бедно понимаю, да и разговорить могу через пень-колоду. Дайка спрошу про дядю.
— Carus Lorenzo, dicite mihi de avunculus tuus in Venetos.[2]
После моего высказывания у Лоренцо натурально глаза на лоб полезли:
— Quam operor vos scire patrui mei?[2]
— Давай продолжим на русском. Сказывай, как оказался в Тане?
— Семья послала меня с поручением к Андрео Дзено. Это наш консул в Тане, — пояснил он тут же. — Торговые дела семьи.
— Какие?
— Специи. Все дела нашей семьи крутятся вокруг специй, сеньор Прохор Михайлович, — венецианец коверкал моё имя как эстонец из глубинки. — Тебя прислал мой дядя? Сколько он заплатил за меня? — тут же заинтересовался он.
