— Ну, пошли что ли, — Богдан зло сплюнул под ноги.

К стенам Козельска из леса подходили небольшие конные отряды. У одних воинов за спинами виднелись луки и колчаны со стрелами, другие были вооружены копьями и сулицами. Кое у кого были привешены к седлам тяжёлые, окованные железом дубины — палицы. Саблю или меч имел почти каждый.

Прапор по-прежнему развивался над кремлём, но формы он был иной, и я понял, что власть в Козельске снова сменилась. По всем признакам, поспели мы аккурат к шапочному разбору. Город взяли в ходе короткого, но ожесточенного штурма. Ещё дымились избы у самых стен, да торговые ряды чуть дальше. Даже павших не всех собрали.

Кмети на стругах одеты куда лучше остального войска, брони дощатые, шлемы с бармицей, защищающей оплечье, а не кольчужные шапки. Сгрудившись на носу вои обнажили мечи с самыми решительным видом.

Горын закрыл забрало, и вытащил из-за пояса чекан. Я его тронул за руку и помахал головой:

— Убери. Всё одно не сдюжим.

Обходили нас грамотно, к тому же, как назло, ветра не было, но даже с ним предприятие мне предоставлялось безнадёжным, ибо позади стояли не меньше пяти стругов. Вот был бы мотор хороший, тогда бы посмотрели чья возьмёт.

Отложив оружие и встав на нос, я снял шлем и сложил руки на груди, сделав как можно более беспечный вид, и уставился на горящий город. Большие струги, охватив «Пирата» не стали его таранить, да и в абордаже не было смысла, ибо помимо меня и Горына на борту двое смердов, нанятых на работу. Десяток лучников туго натянув тетивы нацелили острия стрел.

Первым на палубу спрыгнул мужчина в алых сапогах, коротком охотничьем полукафтане зелёного цвета, накинутом на кольчугу. Голову скрывал золоченый шлем с личиной, а к поясу пристегнута кривая угорская сабля в изукрашенных ножнах. Второй мужчина в дощатой броне сиганул следом, роста он был богатырского, как и сложения. На вид лет сорок, гневный взор и надменное выражение лица «кричали» о том, что дядя с густой чёрной бородой не последнее лицо в войске. Нацелив на Горына внушительных размеров копьё, он заорал, прежде набрав полную грудь воздуха:

— Кто таковые будете? Пошто как положено князя вашего не встречаете? На колени! Смерды, не выдержав напора, повалились на колени и начали мямлить что-то неразборчивое.

— Ты! — он прижал наконечник к шее Горына, надавил, и из ранки заструился ручеёк крови.

Горынь сильно так сжал топорище что пальцы его побелели. Князь же, откинув личину, с лёгким прищуром наблюдал не за этой сценой, а за человеком, стоящим к нему спиной, и совершенно не обращал внимание на происходящее. Цепким взглядом князь осматривал чёрный как смоль доспех с мелкими пластинками брони, лепо украшенные наручи и плечи. Злата и серебра на незнакомце куда меньше, чем на его броне, но бронь выглядит краше. Да в красоте ли дело? Он, опытный вояка, нутром чувствовал, что доспех незнакомца куда крепче, отчего его невольно кольнула зависть. Когда же незнакомец развернулся, его лицо показалось знакомым.

— Здравы будьте, добрые вои! То мой человек Горын, — я обратился к бородачу. — В Козельск прибыли по делам, татьбы не чинили, мыто платили как должно, да и прочий кон не рушили. Али у вас в княжестве тако всех гостей встречают?

— Ты ешо кто таков, чтобы тако дерзко глаголить?! — наконечник копья, словно стрелка компаса, качнулся от Горына и нацелился мне в грудь.

— Не выйдет.

— Что не выйдет? — бородач опешил и немного растерялся.

— Цель выше, — я поднял рукой наконечник его копья. — Копьецо броню тута не возьмёт говорю.

Взяв толстую подкову, поднатужившись легко разогнул ту. Только пыль на палубу осыпалась. Силой в новом теле не обижен, ко всему тренируюсь каждый день. Эффект, как и ожидалось вышел что надо. Вои на стругах начали шептаться, князь же подал знак, и лучники опустили луки. Подкову протянул князю. Догадался, кто передо мной стоит. Козельское княжество невелико, а «Пират» по-прежнему, словно магнитом, привлекал окружающих. Информацию по главным действующим лицам купцы и бывшие пленники по всему городу собирали, так что сложить два плюс два и понять кто на борт пожаловал труда не составило. Вопрос в том, как себя представить, купцом Прохором? Так к бабке не ходи «отожмут» и доспех, и швертбот, и гривны. Военная необходимость… Придётся раскрываться, хотя бы частично. Князь подошёл ближе, взял подкову и попытался ту разогнуть, поцокивая языком:

— Силён, аки тур.

— Василий Пантелеймонович, ты бы угомонил свого воеводу. Мы супротив тебя злого умысла не имеем.

Князь вскинул лицо и внимательно посмотрел на меня:

— Значится, ведаешь про меня? А сам то, кто таков? Али не учли вежеству.

— Добрый человек.

Князь зло уставился на меня, схватился за саблю. Потом, переменившись в лице расхохотался, а его поддержали вои с корабля.

— Слыхали? Ха-ха-ха. Добрый человек, ха-ха-ха. Добрый человек. Ну-ну. В такой-то доске? — он подошёл ближе и начал рассматривать бахтерец, то и дело постукивая по нему. — Добре. Справна бронь. И што ты, добрый человек, на моей земле позабыл? А ну сказывай кто таков! — в голос его добавилось стали, а лучники потянулись к колчанам.

— Князь, нам бы сие дело без лишних ушей обсудить. На струге есм клеть малая, — я показал на дверки в каюту. — Тама никого. Коли не веришь, можешь воев послать, проверить.

Тот, немного помявшись, кивнул головой:

— Борис, давай-ка глянь, а после на моём струге обожди и ентих с собой забери, — кивнул он на мой экипаж.

— Иди, иди, Горын, — я похлопал его по плечу и отправился в каюту, следом за мной пролез и князь.

Откинув столик и стулья, я зажёг лампу и пока Василий с живейшим интересом оглядывал убранство, выставил на стол малые бочонки с кранами. В одном медовуха стоялая, в другом наливка калиновая на меду с мятой и дроблёной корой дуба. Достал тарелки и банки с тушенкой, и не только: консервированый язык лосиный, осетрину, икру чёрную и белую, щучью. Хлеб из закваски пекли сами, вот брусочек бородинского с вчерашнего и остался, масло же хранили на льду в ящике-термосе. Пока на стол снедь метал и делал бутерброды, придвинул князю свой воинский пояс. Брови князя взмыли вверх, и он взял его бережно и принялся рассматривать.

— Вона что! А я-то гадал, отчего лик знаком… Добрый человек… Ну здрав буде Мстислав Сергеевич! А баяли, будто нет тебя на белом свете, будто сгинул ты в Белёвских землях.

— Жив как видишь покуда.

— А пошто именем чужим назвался? Тиуны про чудной струг некоего Прохора с погоста на море все уши прожужжали, — князь, постучав по обшивке, усмехнулся. — Пошто пояс родовой аки тать прячешь?

— Дядя меня как волка обложил, потому и хоронюсь. Да и не токмо он.

— Да ужо ведаю про сие. Летов тебе всего ничего, а врагов нажил поболе, чем иные старые князья. Молод ты еще, княжич, а речей таких я ни от родителя твоего, ни от деда не слыхивал! Княжескую честь мы, Ольговичи, спокон веку блюли. Не то что, енти, — он сплюнул, — Мономаховичи! Ну а тебе, видать, смерды ближе, нежели боярство да княжество родовитое, — язвительно добавил он.

— Ты маленьких людей хулишь и не видишь того, что на смерде да на ратном человеке земля наша держится. Они её и кормят и от ворогов боронят, вот потому всякий разумный князь должен им быть отцом и заступником.

— Ишь ты. Пошто ко мне сразу не пошёл? Ужель думаешь, что сродственнику своему песок мыть отказал! Никак в толк не возьму зачем цельный князь за песком приплыл? Ты токмо из меня дурака не делай. Отвечай по правде!

— А то что? Грамоту тиуна свого отзовёшь? Князь Козельский слово дал, князь слово забрал? Тако что ли?

Василий неожиданно рассмеялся:

— Узнаю отцов нрав. Ох и цепкий он был на язык. Ужо верно и не помнишь, како мы с тобой туров загоняли? В вашем то княжестве их почитай не осталось.

— Не припомню, князь, мал я был. А ведь я к тебе с подарком. Лампа дивная из меди и скани, да кольчуга особая. Глянь, — достал подарочную байдану с серебряной насечкой на кольцах, что захватил на всякий случай. — Видишь каковы кольца, не круглые как на кольчуге, а плоские. Такую копьём, али чеканом за раз не пробить.