Гермиона не верила романтическим фразам о том, как «время замедляет свой ход, все вокруг замирает и только они существовали друг для друга». Бред сумасшедшего. Но сейчас она почти поверила в свое сумасшествие, решительно прижимаясь к губам Малфоя, кусая их, желая оставить кровавые следы на нежной коже. И он отвечает ей, хотя шаги за стеной становятся все ближе…
— Гермиона, ты готова? — Джинни нарочито шумно распахнула дверь, с легким раздражением заглядывая внутрь. — Гермиона?!
Солнечные блики весело играли на стенах, ветер задорно резвился с легкими шторами, раскидав исписанные листы бумаги со стола. В комнате никого не было. Ничего не понимая, Джинни огляделась, подойдя ближе к зеркальному столику, уставленному флаконами и коробочками. Среди них она заметила тонкий золотой ободок, украшенный крупным камнем.
Джинни очень хорошо знала Гермиону. Настолько, что была уверена в том, что есть только одна причина, почему магловский священник еще не произносит канонную фразу «согласны ли вы?..». Причина была невероятна, просто потому, что из мертвых не восстают. Потому что она видела слезы, боль, знала о бессонных ночах, когда Грейнджер в немом бессилии сгрызала губы в кровь, чтобы не кричать от невозможности возвращения человека, который ее даже не любил. Которого не любила она.
Взволнованный Гарри Поттер застал жену с чужим обручальным кольцом в руках и беспричинной улыбкой на губах. Настолько яркой и умиротворенной улыбкой, что хотелось влюбиться в нее заново, несмотря на наличие весело хохочущего сына, вбежавшего в комнату следом за отцом. Хотя, желание влюбиться заново в свою жену – это, наверное, и есть настоящая любовь. Каждый день влюбляться заново.
— Джинни?
Миссис Поттер оглянулась.
— Кажется, свадьбы не будет, Гарри.
====== 26 глава ======
Два года назад
Ему мерещилось, что легкие разрываются на куски, горят изнутри, готовые взорваться безумной пульсацией при каждом вдохе. Драко закашлялся, выплевывая сажу и копоть, которыми, казалось, пропитались все его внутренности. С громкими хрипами он втягивал воздух, с каждой минутой чувствуя, как жгучая боль понемногу ослабевает и свежий травянистый воздух пробивается сквозь запах гари и дыма.
Рядом кто-то тихо скулил, подвывая и протяжно вздыхая. С трудом сфокусировав взгляд, Малфой едва различил в глубоких сумерках скрюченную фигурку домового эльфа, со слезами в огромных глазах вглядывающегося в своего хозяина. Хуки и раньше не отличался опрятностью, все больше следя за чистотой Мэнора, чем за белизной своей импровизированной одежды, но сейчас и вовсе походил на перемазанного сажей дьяволенка.
— Хозяин! — Хуки взвизгнул, припав к холодной мокрой земле.
От столь громкого звука в ушах взорвался новый фонтан боли. Разноцветные мушки в глазах разбежались в разные стороны.
— Где мы? — прохрипел Драко, с трудом приподнимаясь на локтях и оглядываясь.
Темное небо на западе догорало последними лучами пунцового солнца, скудно освещавшего огромную, подернутую сизой дымкой поляну, окруженную силуэтами хмурых вековых деревьев. Где-то совсем рядом тихо плескалась речушка или ручей, перешептываясь стеблями камыша.
Последние алые просветы затерялись в высоких кронах, забирая с собой смутные очертания окружающего их пейзажа. Домовик испуганно вскинул глазищи к почерневшему небу.
— Хуки плохой домовой эльф! — вместо ответа на вопрос взвыл он, принявшись неистово биться головой о камень, столь удачно подвернувшийся ему среди густой влажной травы. — Хуки не спас Малфой Мэнор!
От последних слов и без того озябший Драко вздрогнул.
— Приказываю тебе рассказать все! — рявкнул он, стараясь не обращать внимания на слезы, подло подкатившие к глазам.
Эльф всхлипнул и, шумно высморкавшись прямо в простыню, обмотанную вокруг его туловища, сбивчиво начал.
— Хуки протирал пыль с портрета своего господина Абраксаса, когда учуял запах дыма. Западный коридор ужасно задымило, и Хуки понял, что огонь бушует в библиотеке.
Когда эльф, созвавший всех своих собратьев, кинулся к книгохранилищу, оказалось, что огромная резная дверь уже практически истлела и языки пламени вырвались наружу, пожирая старинные шелковые обои. В жарком огненном реве слышались голоса, сыпались заклинания, но ничего разобрать было невозможно. Самая трусливая эльфийка, Порки, сдавленно пискнула, пытаясь спрятаться за спины других.
Пожар полз все дальше и дальше, и домовики, наделенные собственной эльфийской магией, попытались дружно потушить его, но от воды дьявольский огонь только быстрее пожирал все вокруг.
Хуки единственный распознал голос хозяина в треске пламени, когда из него фурией выскочила страшного вида женщина. Ее одежды обуглились, являя под собой обгоревшее, покрытое язвами, тело. Незнакомка громко и зло захохотала, направив в сторону скопища домовиков обожженную ладонь. Тут же за спинами эльфов рухнула горящая потолочная балка, придавив собой не успевшую исчезнуть Порки.
Портреты, рамки которых уже пожирало неистовое пламя, истошно причитали. Понимая, что спасти их невозможно, домовики врассыпную бросились в сторону комнат, пока не тронутых пожаром, пытаясь магическим образом обезопасить остальную часть дома, не охваченную огнем.
Но Хуки уже увидел очертания молодого хозяина, скорчившегося на полу. Обугленная женщина с хохотом увивалась над его телом, жестами опрокидывая оземь пока что еще стоящие стеллажи с книгами.
Малфой Мэнор погибал, как в эту минуту погибал и Драко Малфой. Портреты утихли — выжженные дотла полотна не имели уже и той толики хозяйской души, которая им причиталась. Огонь, оставляя за собой только почерневшие стены и пепел вместо дорогих антикварных ваз и скульптур, быстро углубился в коридоры, и теперь весь замок напоминал стонущее и рассыпающееся существо, бьющееся в агонии, сломленное и жалкое.
Хуки видел, как женщина припала к телу его хозяина, хватая его за руки, наотмашь хлеща по лицу, словно не могла решить, помочь ли ему встать или разбудить его. Когда же она поняла, что Драко, кажется, уже не сможет подняться, громко закричала, и от ее вопля лопнули раскаленные стекла библиотеки. Пламя вырвалось из окон, жадно вгрызаясь в плющ, оплетающий снаружи стены замка.
Некоторые считают, что домовые эльфы — недалекие создания, пригодные только для чистки картофеля и мытья посуды. Но на самом деле домовики умны настолько, что некоторым людям стоило бы и позавидовать. Так, по крайней мере, считал сам Хуки, преданный Мэнору и Малфоям настолько, насколько может быть преданно живое существо. Домовик всей своей душой чувствовал злое отчаяние, исходившее от обугленной женщины. Она пугала его демоническим смехом и в то же время завораживала уродством своих шрамов. Хуки понимал, что именно она уничтожила его дом и память о предках его хозяев. Домовик вспомнил покрывало из живых цветов, под которым покоилась хозяйка Нарцисса, во все глаза всматриваясь в фигуру Драко на полу, и решил во что бы то ни стало спасти если не хозяина, то хотя бы его тело.
Крикнув громко, насколько позволяли его крошечные задымленные легкие, Хуки сквозь похотливые языки пламени ринулся к Драко. Женщина удивленно вскинулась, инстинктивно отступая назад. Крошечная заминка позволила Хуки направить всю свою магию толчком ей в грудь, отчего она с шумом ударилась о стену, а домовик жестом направил вслед за ней тяжелый кованый стеллаж.
Не слыша хруста костей и последнего сдавленного вскрика изуродованной незнакомки, не различая практически ничего из-за слезящихся глаз, домовик удовлетворенно заметил про себя, что даже волшебники бессильны перед самой банальной и прозаичной смертью. Все, что его волновало теперь, это молодой хозяин.
За стеной что-то рухнуло, и эльф заторопился — перегоревшие стропила начинали рушиться, окончательно обваливаясь и разрушая и без того уже хрупкий почерневший Мэнор. Схватив Драко за руку, Хуки щелкнул пальцами, трансгрессируя на поляну Пазлвуда, мрачного древнего леса, в котором домовику довелось побывать по одному из поручений Люциуса Малфоя.
