Ледяные капли осеннего ливня мигом промочили волосы и одежду насквозь, струйками стекая по лицу и плащу, но Гермиона и не подумала трансгрессировать к двери своей квартиры. Она смело шагала по пузыристым лужам, как ребенок, размахивая сумкой с запрятанной в ее недрах бутылкой крепкого напитка. Пара пожилых магов, укрытых огромным заговоренным зонтом, парящим над ними, неодобрительно покосились на Гермиону, но она только улыбнулась им и своим мыслям: «Ну, все, подруга, ты совсем приехала… конечная станция. Утром едва ли не прыгаешь к Малфою в койку, а вечером говоришь “Привет!” алкоголизму. Продолжай в том же боевом духе, Грейнджер».

Квартира встретила ее запахом кофе и горящим светом на кухне. Сердце хозяйки забилось быстрее. Непрошеные гости совсем не радовали.

— Явилась?

Драко стоял, прислонившись к дверному косяку, и внимательно оглядывал Гермиону с ног до головы. С утра он успел переодеться, и теперь вместо мятых рубашки и брюк на нем красовались простая темная футболка и джинсы. Прям домашний уют и семейная идиллия.

— Что ты здесь делаешь? — прищурилась Гермиона, почти нежно ставя сумку с огневиски на пол. Она медленно, роняя на пол звонкие капли, сняла плащ и стянула ботинки. Пальцам ног мгновенно стало холодно — носки, так же как и вся остальная ее одежда, промокли насквозь.

— Кофе тебе принес, — в руках Малфоя оказалась банка с коричневыми гранулами. — Будешь?

— Ты идиот.

Они больше не кричали друг на друга, хотя напряжение в воздухе было настолько ощутимым, что казалось, чиркни спичкой — вспыхнет беспощадное пламя, пожирающее все на своем пути. Злость Гермионы и испытывающая холодность Драко стелющимися огненными змейками стекали по старым обоям на холодный пол, ртутью убегая вслед за ними в комнату.

— Что ты здесь делаешь? — повторила Гермиона. — Хотя зачем я спрашиваю. Нужно было просто сменить запирающее заклинание.

Малфой усмехнулся.

— Думаешь, я бы не открыл твою вшивую дверь? При желании и некоторых физических возможностях ее можно тупо выбить ногой.

Гермиона, не обращая на гостя внимания, стягивала с себя влажную одежду, стараясь не выдать лихорадочным румянцем своего смущения — Малфой, нисколько не стесняясь, пялился на нее своими серыми, ничего не выражающими глазами.

— Отвернись.

— Нет. Ты, кстати, могла применить высушивающие заклинание, — Малфой вытащил из заднего кармана джинсов свою палочку и взмахнул ею. — Тергео!

Одежда Гермионы стала сухой, как будто ее заботливо высушили на горячей батарее.

— Спасибо, можешь идти, — Гермиона скрылась за дверцей шкафа, выискивая в ворохе одежды домашние брюки и футболку, но вскоре ей это надоело. — Акцио домашняя одежда!

— Надо же, кое-кто вспомнил, что магия существует! — саркастически протянул Малфой. — Делаешь успехи.

— Если так за это переживаешь, могу сделать так, что и духу здесь твоего не останется, тупоголовый придурок. И мне даже магия не понадобится, — Гермиона зло посмотрела на него, мечтая, чтобы Малфой испарился вместе со своей мерзкой иронией и чертовым обаянием.

— Мне скучно, Грейнджер, — вдруг признался Малфой. Не спрашивая, он нагло уселся на ее кровать и с удовольствием откинулся на подушку. Ему определенно нравились ее злость и негодование. «Прекрасно, мать твою, прекрасно!»

— Что, прости? Я тебе не цирк с клоунами, чтобы веселить ваше царское высочество!

— Мне не нужен цирк. Поверь, если бы я хотел цирка и веселья, нашел бы его в более приятном и гостеприимном месте.

— Тогда какого хрена ты заявился сюда? Вообще-то, это МОЯ квартира, и я не помню, чтобы приглашала тебя.

— Мне не нужно твое приглашение, чтобы прийти туда, куда мне хочется.

Действительно. Он открывает двери без стука и, не разуваясь, бодро вышагивает по дорогому паркету или старому вытертому линолеуму, в зависимости от того, куда его заведут обстоятельства. Как бы там ни было, это не тот человек, который будет просить разрешения войти и ждать на пороге. Гермионе стоило признать — она терпеть его не могла, но одновременно с этим в эту минуту не хотела его выгонять.

— Где ты была? — по-хозяйски требовательно протянул Малфой, испытывающее наблюдая, как Гермиона поправляет перед зеркалом волосы и стягивает их в хвост.

— Тебе-то какая разница? — раздраженно буркнула Гермиона. — Ты мне не папочка, и тем более не муж, чтобы так рьяно интересоваться моей личной жизнью!

— Не спорю. Но интересуюсь.

— Гуляла.

— Где?

Гермиона не ответила, только возмущенно протопала обратно в прихожую. Ее шаги гулко бухали по полу, напоминая не то барабанную дробь, не то пулеметную очередь. Каждым своим движением она старалась показать Драко, насколько его вопросы неуместны. И даже в некотором смысле смешны.

— Скажи честно, Малфой, — раздался голос Гермионы из прихожей, — ты собираешься проваливать отсюда или так и будешь мозолить мне глаза своей мерзкой физиономией?

— Ты же знаешь, Грейнджер, — в тон ей засмеялся тот, — ты меня настолько бесишь, что не упущу возможности достать тебя. Понимаешь, к чему я клоню?

— Понимаю. Ты не уйдешь. Как вчера не ушел, верно?

Гермиона стояла на пороге, умилительно трогательная в потасканной домашней одежде и пушистых вязаных носках. Непослушные волосы, уже успевшие выбиться из резинки, кудрявым ореолом обрамляли ее лицо. Теплые, орехового оттенка глаза смотрели на него обезоруживающе, но, в то же время, с некой опаской, словно она ожидала от него очередной пакости в духе школьных времен. Несмотря ни на что, Малфой оставался для нее все тем же засранцем, ежеминутно отравляющим существование. Обаятельным, отвратительно привлекательным засранцем, который сейчас с удивлением смотрел на огромную бутыль огневиски в руках Гермионы Грейнджер. Что же, он очень плохо ее знает.

— Правда или желание? — Гермиона щелкнула пальцами, и из кухни, позвякивая, в комнату вплыли две кружки. Обычные, ничем не примечательные керамические магловские кружки из простого лондонского супермаркета.

— Сыграем? — она ловко схватила свободной рукой одну из них и протянула Малфою.

 — Что? — он нахмурился. — У тебя крыша поехала, Грейнджер?

— Ты снова и снова появляешься в моей квартире, в моей жизни. Ты ведешь себя словно так и должно быть. Что такого, если я предложу тебе выпить и при этом… м-м-м… поиграть? Раз уж я не могу избавиться от твоего присутствия, то хотя бы с пользой проведу время.

— С пользой?

— Узнаю тебя поближе.

Гермиона и сама не знала, откуда в ней взялась эта уверенность и некоторая развязность. Все наигранные запреты, которые она себе придумала и почти неукоснительно соблюдала в течение двадцати одного года, медленно, но верно таяли. Она знала, что этот слизеринский хорек читает чужие мысли, словно открытую книгу. Она знала, что его мать сошла с ума, а он за два года не удосужился ее навестить. Она знала, что целуется он уверенно и в то же время всепоглощающе нежно. Она знала, что он последний, кому стоило бы доверять, но ничего с собой поделать не могла — длительное, мучительное одиночество решило все без ее участия. Теперь даже его сомнительная компания была ей приятна и… необходима. Конечная станция.

Золотистый, переливающийся напиток тонкой горячей струйкой наполнил сначала его, потом ее кружку. Терпкий аромат огневиски наполнил воздух, опьяняя своими крепкими алкогольными нотками. Все было готово к сумбурной, абсолютно неожиданной и определенно непредсказуемой пьянке. Тряхнув головой, словно прогоняя наваждение, Малфой, аккуратно взяв Гермиону за подбородок, приблизил ее лицо к своему. Он не собирался ничего спрашивать, только требовательно смотрел в ее карие, искрящиеся заводным весельем глаза.

— Правда или желание? — снова только и спросила Грейнджер. Он сильнее сжал пальцы на ее коже.

— Правда, Грейнджер. Только правда.

Боль, словно жужжание назойливой мухи, пульсировала в голове, то затихая, то усиливаясь. Малфой крепко сжал переносицу, чтобы хоть как-то сосредоточиться на чем-то, кроме звона в ушах. Потер виски. В пятый раз взъерошил почему-то влажные волосы. И только поняв всю бесполезность этих манипуляций, открыл глаза. Гермиона спала рядом, практически с головой укутавшись в одеяло, почти незаметная под ним и копной своих буйных кудряшек. Малфой тихо дотронулся до худого острого плеча и, немного подумав, убрал прядь волос с ее лица. Бледного, осунувшегося, с четко залегшими тенями под глазами. Она что-то нечленораздельно пробормотала и попыталась плотнее завернуться в спасительное одеяло, но вместо этого неуклюже скинула его на Малфоя. Из одежды на ней были только крохотные кружевные красные трусики, резко контрастирующие с цветом кожи. Маленькую аккуратную грудь даже во сне Грейнджер инстинктивно прикрывала рукой, но через неловко раскинутые ладони можно было увидеть темные ареолы сосков. От холода Гермиона подобрала ноги и свернулась калачиком.