— Я ему не верю, — прислоняюсь головой к холодной балке и смотрю на Власова, стараясь не стушеваться под его изучающим темным взором.

— Зря, — выдыхает, — от части он прав.

— Расскажешь? — спрашиваю больше для поддержания разговора, ведь по виду парня могу понять, что посвящать меня в эту историю он не хочет.

— Нет.

— Ясно.

Замолкаем. Скрип несмазанных механизмов разрушает тишину вечера, но мне снова не по себе. И да, очень интересно узнать, что же произошло в жизни Власова. Из-за чего вдруг Резников имеет наглость назвать друга убийцей. Я тяжело вздыхаю. Телефон в кармане оживает, но я не предпринимаю попыток его достать.

— Не ответишь?

— Нет, — хмурюсь, пока Руслан внимательно на меня смотрит, — не сейчас.

— Ясно.

Власов тоже вздыхает и с задумчивым видом складывает руки на груди. Общение между нами напряженное. Не удается поймать нужную волну. Кажется, что ему все равно, но, тогда зачем он приехал? Скольжу взглядом в сторону его мотоцикла и кусаю губы. Внутренняя агония не прошла, наоборот, разрастается и постепенно сжигает меня.

— Я не знаю, что у тебя произошло, — начинаю, прищуриваясь и глядя на мотоцикл, — и в интернет не полезу смотреть.

— Почему?

— Хочу, чтобы ты сам рассказал.

— Не могу.

— Почему? Все же об этом знают.

— Я. Не хочу. Об этом. Говорить.

Чеканит каждое слово с нажимом, а я смахиваю слезу, которая назойливо скатывается по щеке. Сегодня точно не мой день. Дыхание учащается вместе с пульсом. Во мне столько обиды скопилось, что я уже попросту не выдерживаю.

— А знаешь, о чем я не могу говорить? — резко поворачиваюсь к нему и натыкаюсь на холодный взгляд.

— О чем?

— О дне, когда мама умерла.

— Почему? — сводит брови вместе, сжимая после вопроса челюсти.

— Потому что я виновата в том, что произошло. Из-за меня все! — выпаливаю и отворачиваюсь, чтобы скрыть слезы, но Власов ведь упертый.

Он соскакивает с качели и садится на корточки, всматриваясь в мое лицо.

— Говори, — произносит эмоционально, будто ему нужно, чтобы я высказалась.

Верчу головой. Он не хочет, тогда почему я должна?!

— Ева, — доносится до ушей его требовательный тон, и я вновь теряю контроль.

— Представляешь, мам, — я верчу сумку по кругу, пока мы идём к дому, — Ленка на уроке Самвела поцеловала.

— Серьезно? — её улыбка придает солнечному дню красок, и я киваю в ответ с особым усердием.

— На спор, — усмехаюсь проделкам одноклов, но не сочувствую Лене, которая мастер ставить других в глупое положение, в том числе, и меня.

— Вытворяете вы, ребята. Надеюсь, меня не вызовут на ковер к директору? — в глазах плещутся смешинки, и я отрицательно качаю головой.

Я же примерная дочь. Ни прогулов. Ни плохих оценок. Обычная хорошистка. Таких пруд пруди.

— Что-то не так? — хмурюсь, открывая перед мамой дверь в подъезд, и смотрю, как она потирает живот рукой.

— Все хорошо. Артёмка наш пинается что-то, пройдет, — отмахивается от меня рукой и проходит вперед.

Я некоторое время смотрю за тем, как она идет, но всё же успокаиваюсь и следую за ней. Лифта в нашей пятиэтажке нет, поэтому топаем на последний этаж и по традиции, которая у нас появилась еще в то время, когда родители отводили меня в сад, я начинаю прыгать по ступенькам. Мама смеется, а я улыбаюсь тому, что смогла поднять ей настроение. Она ведёт счёт вместе со мной, и вот, когда заветная последняя ступенька сверху перед нами, моя нога соскальзывает…

Всё, как в замедленной съёмке. Я кидаю сумку и пакет с продуктами, пытаясь схватить маму за руку, но провожу лишь подушечками пальцев по ногтям. Она не успевает. Большой живот. Слишком узкие ступеньки. Моё сердце падает вместе с ней.

— Мам! — кричу во все лёгкие. — Ма-а-ам!

Кажется, этот крик навсегда застрял в моём горле. Я до сих пор вижу её глаза и лужу крови. Мама держалась до последнего. Единственное, о чем она попросила, чтобы спасли Артёмку, словно знала, что не выживет.

— Это случайность, Ева, — Власов смотрит мне в глаза, а я вот с трудом различаю черты его лица, потому что реву, не стесняясь, — уже ничего не сделаешь.

— От этого… Не… Не легче… — задыхаюсь от боли, а Руслан берёт мою руку и крепко сжимает её.

— Мне жаль, — пара слов, а меня опять размазывает, словно картофельное пюре по тарелке.

Власов поднимается и вдруг тянет меня к себе. Я, словно кукла на веревочках, попадаю к нему в руки. Обнимает, а я плачу, вспоминая злополучную воду, на которой поскользнулась и толкнула маму ногой. Если это случайность, то глупая! Почему со мной?! Почему я?! Я же её убила…

— Ты думала, — говорит над ухом Руслан, от чего его грудная клетка вибрирует, — что бы сказал твоя мама, если бы увидела тебя такой?

Сказать я ничего не могу, поэтому в знак отрицательного ответа верчу головой, утыкаясь носом в куртку Власова.

— Наверное, тоже самое, что и моя, — глухо отзывается, — что не хотела бы видеть тебя несчастной из-за случившегося.

Всхлипываю и замираю. От его слов? Да, а еще от того, что телефон снова вибрирует. Не отвечаю, но отстраняюсь от Власова, стыдливо вытирая щеки.

— Я тебя провожу, — всё ещё хмурится, а я пытаюсь успокоиться.

— А если мотоцикл угонят?

— Пусть рискнут, — усмехается Руслан и протягивает мне руку.

Евангелина

У Власова горячая ладонь, жар от которой передается мне по невидимым нитям. Мы идём к зданию, сохраняя молчание, и, как бы ни было парадоксально, мне сейчас не нужны его слова. К тому же, Руслану нельзя приписать такое качество, как болтливость. Я успела заметить, что парень скуп на эмоции. Зато всегда готов действовать.

Что бы сказала твоя мама, если бы увидела тебя такой?

Кручу его вопрос в голове, смотря под ноги. Мама была добрейшим человеком. Сомневаюсь, что она одобрила бы моё депрессивное состояние и нежелание сражаться. Наоборот, она бы искала позитив в каждой мелочи, даже если эта мелочь причиняет боль и становится причиной заломов на сердце. Стыд за своё поведение острыми когтями прорывается наружу, и я сильнее сжимаю руку Власова. Не специально. Просто поддаюсь мимолетному порыву, но тут же себя одёргиваю, бросая на одноклассника быстрый взгляд. Он и бровью не ведёт. Наверное, считает меня проблемной девчонкой, у которой тараканы в голове больше материка, на котором мы живём.

При виде двери в подъезд внутренности сковывает спазмом. Что я сейчас скажу тёть Оле и отцу? Как посмотрю в глаза после трусливого побега?

— До двери проводить? — словно читает мои мысли Руслан и вопросительно поднимает правую бровь.

— Не надо, — голос после надрывных рыданий осип, и я еле шепчу ему в ответ, — ты и так много для мня сделал.

— Ерунда, ты только, — слегка заминается, глядя на пальцы, из захвата которых я освобождаю свои, — не плачь больше. Тебе не идёт.

И вот снова. Пара фраз от Власова, и я чувствую себя до жути неловко, сжимая ветровку пальцами и качаясь на носочках. Руслан же абсолютно спокоен. Без отрыва смотрит на меня и будто чего-то ждёт.

— Я… — начинаю и замолкаю, потому что выдала ему весь запас своих эмоций. — Ты…

Нелепее положения, пожалуй, я не могла представить. Мало того, что я ревела у него на глаза, как последняя размазня, так еще и двух слов благодарности связать воедино не в состоянии. Руслан не помогает, молча наблюдает за тем, как я открываю и закрываю рот, и не издает и звука. Раньше я бы подумала, что он издевается надо мной таким образом, как и другие, но сейчас понимаю, дело не в этом. Власов не такой, как Резников или Грех. Он другой. Не похож на остальных парней нашего возраста. Надёжный что ли, и я усилием воли заставляю себя поднять глаза и столкнуться его тёмными, после чего шагаю вперёд и обнимаю. Невесомо. Прикрываю веки в ожидании его реакции и слышу, как бешено бьётся сердце.