С одной стороны, я испытываю радость, а с другой, почему-то ловлю себя на мысли, что пошла бы в школу прямо сегодня. Наверное, причина в Руслане, который после того, как наведался в гости, не давал о себе знать. Не то, чтобы я особо переживала. Просто Власов странно себя вел, и это вызывало множество вопросов.

Приходил узнать, что с моей ногой?

Тогда почему больше не интересуется?

Или это очередной прикол одиннадцатого «Г»?

Откуда у него на самом деле синяк и царапины на скуле?

Правду сказал?

Или, скорее всего, солгал?

Меня так сильно тревожили мысли, что я, не будучи фанатом социальных сетей. Все-таки полезла в свой профиль. Долго думала прежде, чем найти страничку Власова, и столько же смотрела на зеленый кружочек на аватарке. Он был в сети, а я не моргала, борясь с собой, и вышла из сети, так и не зайдя к нему в профиль.

Зачем?

Если висит «онлайн», то все в порядке, так ведь?

После минутной роли сталкера в груди неприятно скребет, и я усиленно отталкиваю ощущение. Какая разница, чем занимается Власов?! Убедился, что его помощь была не напрасна, и до свидания!

Теперь ступать на порог школы мне не хотелось еще больше, но пришлось. К концу следующей недели мне сняли повязку. Ступать на ногу было все еще не особо приятно, но боли не было. Тёть Оля радовалась и говорила о хорошем однокласснике, с которым я непременно должна была подружиться. Слушала ее в пол уха, потому что по дороге в школу заглянула в чат класса, чтобы сверить расписание, и не увидела там ни одного видео или фото с моим участием. Все медиа были удалены так же, как и сообщения.

Глазам своим не поверила. Несколько раз перезагрузила телефон, но ничего не поменялось.

Кто-то удалил историю моего позора в одиннадцатом «Г».

Невероятно…

И страшно…

Очередная шутка из разряда «закидаем Майора тухлыми помидорами»?

— Когда закончишь, позвони. На такси обратно. Хорошо? — Ольга проводила меня до ворот и скрылась в машине после кивка согласия.

Я проводила ее взглядом и поежилась, пропуская учеников вперед. Около пяти минут простояла перед воротами. Столько же перед зданием. Вошла только тогда, когда до звонка оставалось около трех минут, а то и меньше. С гулко бьющимся сердцем подошла к классу и услышала, как одноклассники разговаривают и смеются. Неимоверных усилий стоило войти в помещение и пройти к своему месту. Как ни старалась, но слегка прихрамывала, боясь полностью наступить на ногу.

Тишина, с которой меня все проводили глазами, пугала до чертиков, но я справилась. Села на свое место и достала принадлежности. Никто ничего не сказал. Руслана не было.

И Макса тоже…

Все слушали учителя, и лишь Романова сверлила меня взглядом несмотря на то, что ей несколько раз делали замечания. Сразу после первого урока она подошла ко мне и нависла над партой, словно коршун.

— Довольна, Майорова? — едко бросила мне, пока я собирала ручки с тетрадями и складывала их в рюкзак.

Я проигнорировала ее вопрос, понимая, что это очередная провокация. Не удивлюсь, если вскоре появится Резников, и да начнется шоу-у-у!

— Молчишь, — Кристина усмехнулась и перегородила мне дорогу, когда я хотела уйти.

Вокруг нас собрались одноклассники. Очередная клетка, в которой меня собирались травить. Ладошки предательски увлажнились от волнения и толики страха, но я вздернула нос и посмотрела в глаза Романовой.

— Стравила друзей и радуешься? — прошипела Крис, презрительно оглядывая меня. — И что он в тебе только нашел? Волосы секутся. Ногти, как у доярки. Про шмотки вообще молчу. Мышь.

Она сделала шаг вперед, намереваясь задеть меня, но так и замерла, потому что ее одернул Алан.

— Крис, оставь ее в покое, — одноклассник хмурился, пока все на него смотрели в ожидании, — не наше дело. Пусть сами разбираются.

Романова шумно выдохнула и скрипнула зубами прежде, чем развернуться. Только когда за ней громко захлопнулась дверь, я пришла в себя. За меня молчаливый Алан заступился?! Что это было вообще?!

Руслан

Раньше времена года меня не интересовали. Только со стороны комфорта. Грязь и сырость вызывали отвращение, и где-то на подкорке сознания всплывала надпись «Осень». Было плевать на то, что происходит вокруг. Никогда не смотрел на то, как опадают листья с деревьев, а сейчас слежу за каждым, которое отрывается от ветки и летит в безжизненную стопку ему подобных. Различия лишь в цвете. Одни желтые, другие красные, а третьи уже совсем плохи. Некоторые смешались с грязью и прилипали к ботинкам.

Капли дождя сначала мелкими крапинками оседали на стекло, а вскоре забарабанили так, что я тяжело выдохнул и отвернулся от окна. Взгляд упёрся в капельницу и остатки жидкости в пакете. Тонкий проводок, по которому стекала спасающая химия, вел прямо к вене. Нет зрелища ужаснее. Мама лежала в своей постели и, не произнося ни слова, рассматривала моё лицо. Она была похожа на тот самый листок, вот только неизвестно, когда он сорвется с дерева от порыва ветра, а может, отвалится сам.

Наверное, в этот момент я понял, что буду всегда ненавидеть осень. До скрежета зубов друг о друга. До резкого прилива крови ко всем органам. До чёрных пятен перед глазами. До умопомрачения. Настолько сильно, что стану другим человеком.

Заметив моё напряженное состояние, мама печально улыбается. Действия знакомые. Её полноватые губы растягиваются в улыбке. Глаза в этот момент похожи на лисьи. Хитрые. Разница лишь в том, что раньше я всегда видел в них смешинки, которые заражали и буквально призывали к ответному растягиваю лицевых мышц, а сейчас там чернота. Чёртово болото, из которого не выберешься, и названием ему «рак».

— Тебе нельзя пропускать школу, Руслан, — говорит с напором, разрушая тишину между нами.

Ничего не отвечаю на её выпад. О какой школе может идти речь, если ей плохо?

Я даже думать связно не смогу, находясь на расстоянии и представляя, что может случиться в моё отсутствие.

— С кем ты подрался? — спрашивает с видом грозного родителя, но не выглядит так совсем.

Её блестящие русые волосы давно перестали быть такими. Сейчас на голове и вовсе платок, под которым она спрятала остатки былой красоты. Лицо бледное, как полотно, за которое так и не сел художник, и оно покрывается пылью в дальнем углу мастерской.

— Можешь не говорить, — выдыхает она, переводя взгляд на пакет с раствором, которым её регулярно пичкают, словно он подарок от бога для исцеления тела, которое пожирает болезнь, — мне звонили из школы, — я крепко сжимаю челюсти от нахлынувшей волны злости, — Максим? Зачем? Я думала, вы дружили.

— Мы никогда не были друзьями, мам, — произношу без эмоций, откидывая картинки с рожей Резникова, — с ним Димон общался больше, чем я.

Мама прищуривается и подтягивает свободной рукой одеяло. В последнее время она стала мерзнуть и плохо ела. Молоденькая медсестричка, которая приходила к нам, чтобы провести все процедуры, списывала все на химию. Что-то вроде побочного эффекта. Я не верил.

Как и в чудо, о котором твердил отец.

Волшебства в этой жизни нет, иначе Димка был бы жив, а мама давно светилась здоровьем.

Только предок при каждой встрече говорил, что все будет хорошо. Произносил эту фразу, погружая меня в атмосферу дешёвой мелодрамы, где главные герои страдают, а в конце становятся до слёз и соплей счастливыми. В реальности так не получится.

Поднимаюсь и иду к стулу, на котором лежит плед, сложенный в несколько слоев. Накрываю им маму и получаю благодарный взгляд, от которого злюсь. Её благородные порывы доводят меня до высшей степени злости, и я не знаю, на что именно злюсь: на нее, на себя, или на сложившиеся обстоятельства, а может на чёртовых учёных, которые не могут создать чудодейственный эликсир, способный убить раковую опухоль.

— Кроме Сергея, у тебя есть друзья? — мама буровит меня испытывающим взглядом, когда я замираю около спинки кровати и поправляю плед в её ногах. — Руслан?