Да, мы не любим, когда нам плохо. Если мы не направляем и не регулируем свою жизнь сами, то нас «регулируют» обстоятельства. Если мы не ограничиваем себя сами, то нас ограничивает кто-то другой. Или что-то другое. Когда немного поживёшь и наберёшься мудрости, то в формуле «тот, кто во многом себе отказывает, может многое себе позволить» видишь свой глубокий смысл.

Культура начинается с запретов. Юрий Михайлович Лотман

Можешь считать, Читатель, что эта книга есть попытка автора на фундаментально-научном уровне дать ответ ещё и на такой вопрос: «В чём (и как) должно отказать себе человечество (или какую иметь культуру с какими запретами), чтобы позволить себе то, чего оно хочет: для начала элементарно выжить?»

Знаешь, Читатель, совершать транскультурный переход – это ещё то занятие.

С одной стороны ты конечно пассионарий, первопроходец, первооткрыватель… И по идее можешь рассчитывать не только на удовлетворение своей научной любознательности, но и на возможную признательность и благодарность потомков.

С другой стороны, ты со своими научными притязаниями оказываешься живущим на две культуры – устаревшую, уходящую, и новую, создаваемую и разрабатываемую тобой. Устаревшей культурой тяготишься, а в новой пытаешься и начинаешь жить так, как не жил ещё никто. Вырабатываешь новые алгоритмы, паттерны, идеи, понятия, перекраиваешь своё подсознание, а оно так просто не уступает. Лепишь, можно сказать, ваяешь что-то новенькое, ловишь кайф от пронизывающего тебя вдохновения, а оглянулся – в каком-то месте старые замашки так и попёрли… Возвращаешься и начинаешь переделывать и доделывать… И хорошо ещё, если где-то старые привычки вовремя углядел и исправил, а если нет? Они остались, и их обнаружат твои читатели и потомки. Обнаружат и скажут: «Ну вот, старый чёрт, старался-старался, и напортачил!..»

Транскультурный переход – это такое предприятие, в котором новую культуру надо не только открыть и обосновать, но и освоить, чтобы выявить, насколько ты с ней жизнеспособен. А это значит в транскультурном переходе перекроить и перешить заново чуть ли не всего себя. При этом переформатирование большей части мозга – так это как само собой разумеется. Перепрограммирование компьютера с его операционной системой на фоне этого предприятия – детские игрушки!

Ещё работая над своей первой книгой, «Полилогическими раскопками», я, автор, нашёл высказывание Абрама Самойловича Безиковича, математика с мировым именем, которое вынес в эпиграф. Этим он выразил свою мысль о том, что работы первооткрывателей неуклюжи.

Вспомни, читатель, первый автомобиль Даймлера и Бенца с дизельным двигателем. Насколько он был неказист и неуклюж с современной точки зрения! Хотя в него, как в продукт своей эпохи, конструкторы вложили свой дизайн и даже изящество. Но что делать: идея вчерашней конной повозки в нём по инерции ещё продолжалась. Первый автомобиль – тоже явление транскультурного перехода. Но это «всего лишь» автомобиль. Гениальное изобретение. А тут транскультурный переход в науке! Стараешься-стараешься, а личные слабости, недостатки, пробелы в не лучшим образом усвоенном образовании и воспитании так и лезут огрехами во все стороны…

А что делать? Что есть, тем и пользуешься! Какой у тебя есть творческий потенциал, какие работоспособность, настырность и неуспокоенность, здоровье и терпение, с тем и пытаешься выжить!

Для Мыслителя каждая новая идея сначала трудна своим правильным пониманием, потом трудна своим эффективным и доступным выражением, а в-третьих, трудна своим донесением до других людей.

А когда же и как среди этих трудностей жить?

Есть такая мудрость, выраженная ливийским писателем, поэтом, философом, просветителем Арни Рейхани: «Тот, кто живёт, чтобы писать, пишет, но не живёт. А тот, кто пишет, что бы жить, живёт, но не пишет».

Так что же лучше? Как совместить писание и житие? Да ещё в транскультурном переходе?

Возможно, для кого-то писать и жить – это одно и то же?

Моя книга, конечно, неуклюжая, но на некоторые новые идеи в ней я всё-таки рассчитываю…

К этому хочу только добавить, что концептуальность книги я постарался выстроить так, чтобы она была выше её конкретности в наше быстроменяющееся время. Если конкретная информация, приведённая в книге, устаревает чуть ли не моментально, то концептуальность (тем более ноосферная) – как научная должна быть вечной и не устаревать вообще!

Когда первые учёные-археологи пытались заглянуть вглубь тысячелетий и собирали для этого информацию, они, естественно, опирались на то, что можно было опираться: на материальные артефакты прошлого. Ты прекрасно помнишь, Читатель, что классические историки для периодизации своего предмета в качестве основного критерия использовали орудия труда:

– каменный век (от возникновения человека до III тыс. до н. э.),

– бронзовый век (с конца IV до начала 1 тыс. до н. э.),

– железный век (с 1 тыс. до н. э.).

Поскольку эта периодизация вполне объективная, с ней спорить было трудно. Однако довольно быстро выяснилось, что одними орудиями труда размечать историческое время не получается. Требовалось найти ещё что-то.

Я думаю, Читатель, что тебе знакома такая периодизация истории, которая предварена так называемым «доисторической» эпохой. Границей между «доисторией» и историей в XIX веке было «назначено» появление письменности. Почему? Письменность вслед за орудиями труда – как бы не самый «материализованный» духовный признак человеческой культуры и, осмелюсь сказать, его можно признать самым «культурным» признаком культуры. С письменностью древний социум делает свою культуру особенно обобщённой, единой и зафиксированной как бы вне времени и пространства. Не просто так мы сегодня признаком минимально культурной личности (в современных цивилизационных понятиях) считаем её умение читать и писать.

Вспомним Сенеку, говорившего: «Гоняемся мы за роскошью, всё, что нужно, у нас под ногами». Последуем его мудрости и возьмём то, что нам нужно, у нас «из-под ног» – из Википедии:

Уже в 1980-е годы большинство ученых признали невозможность сопоставления археологической и этнографической периодизаций. В связи с этим дальнейшие разработки этнографической периодизации прекратились. В 1990-е годы на историческом факультете МГУ (…) сложилась трехчастная схема подачи материала. За её основу принята периодизация А.». Першица, включающая в себя период «раннепервобытной общины», период «родовой общины ранних земледельцев» и период «соседско-большесемейной общины». При всей условности названных терминов эта дидактическая система имела два несомненных преимущества. Во-первых, она дает возможность разделить эпоху первобытности на три самостоятельных периода, каждый из которых имеет особенности в развитии культуры, социальных структур, норм морали и права. Во-вторых, в противоположность археологическим материалам эта трехчастная схема легко сопоставима с этнографическими материалами. Схожие схемы изложения, без привязки к первобытности, можно найти в трудах западных социальных антропологов, например, у Маршала Салинса.

Однако, несмотря на все усилия антропологов и историков, приходится признавать, что все современные системы периодизации Истории по-своему несовершенны. Существует немало примеров, когда народы Дальнего Востока в XVI–XVII вв., использовали каменные орудия палеолитической или мезолитической формы, хотя жили при этом родовым обществом с развитыми формами религии, а так же общественных и семейных отношений. В настоящее время принято считать, что общечеловеческая периодизация первобытного строя заканчивается на мезолите, когда культурное развитие резко ускорилось и протекало у разных народов разными темпами. При этом культуры, существовавшие одновременно, могут находиться на разных ступенях развития, в связи с чем, например, неолитические культуры могут соседствовать с халколитическими или с культурами бронзового века»