Этот звук внезапно стал громче, заглушая все остальные звуки. Плач ребенка. Обиженный надрывный крик. ЧТО ВСЕ ЭТО ЗНАЧИТ????

Новый виток боли полоснул по нервам. Ему вдруг показалось, что он снова горит. Жуткая, полыхающая жаром волна окатила все тело, сминая остатки воспоминаний. Остался только жалобный плач – единственный звук, не утонувший в бушующих вокруг него волнах. Ребенок звал на помощь. Именно его…

Боль ведь давно стала привычкой… Да, сейчас она в сотни раз сильнее. Но если он все еще жив, разве может не отозваться на этот крик? Если действительно нужен… кому-то…

И вдруг совсем рядом, взрываясь в голове пронзительной вспышкой, раздался незнакомый, совсем чужой голос:

– Он приходит в себя. Готовьте операционную.

Следом наступило спасительное забвение.

Ее не пускали в палату уже несколько дней. Ничего не объясняя. Врач ограничивался короткой фразой «Пока жив» и торопился уйти, словно боялся сказать что-то лишнее, или просто не хотел дарить ложную надежду. Ольга видела, что он по-прежнему не верит в положительный исход и ждет конца. И приходилось собирать все свои силы, чтобы не уподобиться ему.

Дни смешались в сплошной полосе ожидания. Вся жизнь сконцентрировалась в узком коридоре ожогового отделения, где она проводила время с раннего утра до позднего вечера в надежде попасть к Алексею. Но и настаивать не смела, боясь, что ей вообще запретят появляться в больнице. А здесь становилось легче, несмотря на удручающую обстановку. Если не рядом, то хотя бы недалеко, как будто мужчина мог чувствовать ее присутствие.

Полина настояла, чтобы она все-таки показалась врачу, просто чтобы исключить возможные проблемы. Ребенок развивался нормально. Гинеколог хотя и посетовала на сильную худобу и бледность Ольги, тут же поспешила успокоить тем, что на ранних сроках это довольно распространенное явление. Все рекомендации свелись к приему витаминов и спокойному образу жизни.

Витамины она купила, а вот обрести покой никак не получалось. Даже во сне не могла расслабиться,  потому что стоило закрыть глаза, как в памяти тут же восставали страшные кадры из реанимационной палаты.

Почти каждую ночь снился пожар. Огромное озеро огня, окружающее со всех сторон окружающее. Она пыталась убежать, но ноги не слушались, делаясь ватными и бессильными. И, падая в пылающую пропасть, Ольга каждый раз слышала крик, не понимая, кому он принадлежит: Лешке или ей самой.

Просыпалась, словно от удара, вздрагивая от гремучей тоски, стягивающей сердце.  И, уже не рассчитывая на продолжение сна, до рассвета лежала без движения, уткнувшись лицом в подушку, еще хранившую его запах. А потом спешила в больницу, в надежде, что новый день принесет какие-то изменения, и они не станут трагедией.

Доктор позвал ее в свой кабинет, когда она уже отчаялась этого дождаться. Но приглашение внезапно вызвало страх. Что если опять скажет о том, что шансов нет? А она едва сдерживалась, чтобы не пасть духом...

– Проходите, Ольга. Присаживайтесь. Да что же Вы так побледнели, милая? На Вас лица совсем нет…

Она машинально приняла стакан с водой, почти впиваясь глазами в лицо, пытаясь оценить каждое слово, уловить любой, даже глубоко скрытый намек.

– Как … мой муж?

Доктор устало улыбнулся.

– Он жив… хотя признаюсь: это для меня более чем неожиданно. Я до сих пор не понимаю, какая сила его удерживает на этой земле. Могу только догадываться, – и он неожиданно подмигнул ей.

Ольга растерянно молчала.  Если он пытался так ободрить, то это не очень получилось. Во всяком случае, его намерения оставались для нее загадкой.

Мужчина снова предложил ей сесть. И сам, расположившись за рабочим столом, пододвинул к себе какие-то бумаги. Голос стал серьезным.

– Ольга… Я по-прежнему считаю состояние Вашего мужа крайне тяжелым. И не исключаю того, что все кончится… совсем не так, как хотелось бы. Но сейчас я не буду настолько категоричным в этом заявлении, как раньше. У него есть шанс…

Она вскинулась в ответ на произнесенное, но доктор жестом осадил ее.

– Дослушайте меня до конца. Этот шанс ничтожен. Но я хочу предложить вариант, который может существенным образом изменить ситуацию.

Ольга почувствовала, как вспотели ладони. Сердце подскочило в груди, забившись так сильно, что ей стало не хватать воздуха.

– Я сделаю все, что нужно…

Врач  опять покачал головой.

– Не спешите давать обещания, которые можете не суметь исполнить. Я решился предложить Вам это, видя, как много значит для Вас супруг. И зная о Вашем положении. Поверьте, мне бы от души хотелось, чтобы ребенок, которого Вы носите, знал своего отца.

Ей снова стало страшно: слишком напряженно звучало предисловие. Но она молчала, не решаясь перебить.

– Ольга, травмы Вашего мужа очень серьезны. И если лицо почти не пострадало и шрамов на нем, скорее всего, не останется, то остальное тело и внутренние органы… там все гораздо хуже. Мы делаем все возможное, чтобы помочь ему, но у нас нет ни препаратов, ни оборудования, способных гарантированно поставить его на ноги. И я почти уверен, что даже если он выживет… здесь, то останется инвалидом.

Женщина закрыла глаза, борясь с подступающими слезами. «Пусть так… Как угодно… Любой… только пусть живет…»

Погрузившись в собственные мысли, она не сразу услышала его следующие слова.

– В Германии есть клиника, которая считается одной из лучших в Европе по лечению ожогов. У нас существует некоторый опыт отправки практически безнадежных больных туда. И блестящие результаты. Возможности немецких врачей в сотни раз превосходят то, что мы можем предложить для лечения здесь.

Ей показалось, что в окутывающей ее темноте внезапно вспыхнул яркий свет. Наконец-то… Впервые за долгое время забрезжила какая-то, пусть и довольно призрачная надежда.

– Это же замечательно… Спасибо Вам…

Врач снова остановил ее.

– Сразу хочу оговорить, что это дорого. Очень. И многие наши пациенты оказались просто  не в состоянии оплатить подобное лечение. Но и не предложить не имею права. Это действительно реальный шанс для вашей семьи вернуть полноценную жизнь.

Ольга невольно усмехнулась, подумав  с горечью: «Знали бы Вы о нашей «полноценной» жизни». Но вслух, естественно, сказала совсем другое. Уточнила:

– О какой сумме идет речь?

– Не могу пока назвать точные цифры. Если тема Вам интересна, я сегодня же свяжусь с моими немецкими коллегами и все уточню. Но цена будет высокой. Ваш муж в таком состоянии, что перелет регулярным рейсом он не перенесет. Поэтому доставить его в Германию можно только специальным медицинским самолетом.  А это дополнительные расходы, причем весьма большие. Как только у меня будет какая-то определенная информация, я сразу свяжусь с Вами.

Она благодарна кивнула, направляясь к выходу. Но мужчина снова остановил ее.

– Не обижайтесь, что лишил Вас возможности видеть мужа. В ходе последней операции мы удалили омертвевшие ткани и сделали пересадку кожи. Восстановительный процесс после данных процедур требует полнейшей стерильности, поскольку любая инфекция может оказаться смертельной. В подобной ситуации, естественно, ни о каких посещениях не может идти речи.

– Я все понимаю…

– Вот и хорошо. Если не возникнет никаких осложнений, на днях Вы сможете к нему зайти…

Озвученная врачом сумма оказалась не просто высокой: для Ольги она была баснословной. И вспыхнувшая было надежда тут же угасла, так и не успев разгореться.  Таких  денег в короткие сроки, которые обозначили в клинике, просто не найти, даже если продать квартиру, на что в любом случае уйдет не меньше месяца.

Ей удалось добиться приема у начальника полиции и рассказать о возможных перспективах  лечения, но особого результата это не принесло.

– Я рад бы помочь Вам… Алексею… Но не могу. Сумма действительно фантастическая.

Она едва не разрыдалась от отчаянья.