Блять, Пчёлкин, что ты… Спросить его, остановить или хотя бы предупредить Лизок не успела: горячий язык уже коснулся её прямо там, сперва нежно и неспешно, будто дразня. Впрочем, даже такого начала хватило для того, чтобы вцепиться обеими руками в подлокотники кресла и едва слышно зашипеть.
— Только тихо, — мягко велел Пчёла, ненадолго оторвавшись от своего сладкого занятия.
Новикова окинула томящимся взглядом кинозал: не сказать, что людей собралось совсем мало — ровные ряды были заполнены чуть более, чем наполовину. На нижнем сидела пара подростков, громко жующих попкорн, чуть левее расположилась взрослая женщина с сыном школьного возраста. Слава богу, хоть рядом с нами никого нет… Тем временем шальной язык вновь коснулся пульсирующего эпицентра удовольствия, а после к нему присоединились и умелые губы. Девушка невольно дёрнула бёдрами, спустившись по сидению ниже: сейчас ей хотелось ощущать только ласкающие круговые движения. И сдерживаться из последних сил, только бы не обратить на себя их внимание…
Пчёла мастерски играл с темпами — то трогал легонько, почти без проникновения, то ускорялся, жадно и до последней капли собирая губами её влагу. Вот так. Ох, малышка… Как же ты дрожишь, с ума сойти можно. И какая ты мокрая. Далеко не каждой девушке хотелось дарить такое удовольствие, пусть даже украдкой, под спасительным покровом темноты. Витя кружил языком, вылизывая её, собирая на самый кончик нейтрально-сливочный привкус. До пятен перед глазами. До нетерпеливого хныканья и слабых стонов над ухом. Молодец… Но тише, нахер всяких свидетелей, которым лишь бы зрелищ подавай.
Лизок уже с трудом контролировала себя: экстаз подступал короткими волнами, заставляя забыть обо всём на свете. Голова кружилась, желание вскрикнуть от восторга нарастало, пальцы чуть ли не до побелевших костяшек давили на чёртовы подлокотники, перед глазами вспыхивали сверкающие молнии. Она заметалась, что-то неразборчиво шикнула от бессилия — и полностью отдалась частой дрожи, будто рассыпавшись на миллионы мелких частей. Это было невероятно. Ярче всех фантазий, лучше любого пережитого опыта.
— Ну вот, — Витя поднялся, смахнув назад взъерошенные волосы. Облизывал губы и пытался успокоиться, прийти в себя от нахлынувшего возбуждения.
Новикова закусила губу, рассматривая его и представляя, какими могли бы быть ответные действия. С тобой ведь тоже надо что-то делать… Решившись, она хитро улыбнулась и взглядом указала на выход, потянув мужскую руку:
— Пойдём-ка отсюда…
========== Вкус юности (август 1998-го) ч.2 ==========
Не случайно и не просто так,
Неизвестно, что будет через час.
Но ты кайф, но ты рядом
И никак по-другому сейчас…
Теперь уже Пчёлкин беспрекословно повиновался и быстро шёл за ней, едва успевая оглядываться по сторонам. Вот Лизок взяла курс на станцию пригородных электричек Бирюлёво-Пассажирская и с полной уверенностью перебежала дорогу. Задумчиво закусив губу, осмотрелась ещё раз: полное незнание местности совсем не смущало её — слишком уж сильной была жажда доставить ответное удовольствие. Девушка с ходу обратила внимание на ряд разрисованных гаражей-ракушек вдоль железнодорожных путей и, улыбнувшись, потянула товарища в приглянувшееся безлюдное место.
— Надеюсь, бомжи и маньяки тут не ходят, — коротко рассмеявшись, спутница подтолкнула Витю в самый укромный угол гаражного кооператива.
— Что ты там задумала, малышка? — сбивчивым шёпотом спросил Пчёла, с ожиданием и тревожным любопытством глядя в карие глаза напротив.
— Да вот, — соблазнительно облизав губы, Новикова пощекотала мужскую шею, после чего расстегнула на его рубашке две верхние пуговицы, — думаю: могли ли бы мы с тобой в восемьдесят девятом познакомиться?
— Так в восемьдесят девятом мне двадцать всего было, а тебе то… — парень пытался прикинуть в уме возраст подружки, но цифры упорно разбегались, испуганные таким страстным напором. — Лет пятнадцать?
— Четырнадцать, — беспечно выдала Лизок и неспешно продела в петлю следующую пуговицу. — А что, не посмотрел бы на меня тогда? — она явно провоцировала: склонила голову набок, изучая помутневшие от наваждения глаза, а языком вновь бегло скользнула по губам.
— Блять, Лизок, когда ты так смотришь, мне слабо представляется, как мы бы познакомились, — шёпотом заметил Пчёлкин, стиснул в ладонях упругие ягодицы и притянул девушку почти вплотную, как бы намекая на уровень возбуждения. — Потому что меня бы посадили к херам, понимаешь?
— Ладно тебе, мы бы никому не сказали, — подначивала Новикова, скользя рукой всё ниже. Нетерпеливо коснулась самого чувствительного места и, поймав тихое шипение, бросила на парня вызывающий взгляд: — Да и губы мои никто не отменял…
Твою ж мать… Витя зажмурился, изо всех сил стараясь отогнать фантазию, которую так быстро набросало воображение. Что, малышка, хотела бы получить первый опыт со мной? Я бы, конечно, вряд ли привёл тебя для такого в эти гаражи — дождались бы, пока предки свалят куда или Царёвскую дачу использовали. Хотя «дождаться» и ты — слова никак не совместимые… Его обдало волной липкого мальчишеского возбуждения. Надо же было представить подобное: совсем юная Лизок касается его ещё неумелыми, но от этого не менее горячими губами. Тёмная волна накрыла с головой; кровь прилила к вискам так, что её сумасшедшее биение отдавалось прямо в ушах.
— Уверена, что сделала бы такое в четырнадцать? Совсем же малышка ещё, — Пчёла шумно вздохнул, с трудом сдерживая эмоции и слабо пытаясь отговорить хитрую подружку от этого безумия.
— Не сомневайся, — Новикова дерзко улыбнулась, расправилась с оставшимися пуговицами и тут же скинула рубашку на землю. — Фантазии у малышки в этом возрасте уже совсем недетские были…
Женские губы тут же дразняще прильнули к его шее. Подвижный кончик языка едва касался горячей кожи, наконец добираясь до тяжело вздымающейся груди. Да-а, Пчёлкин, как же тебе не терпится… А постой, мне же четырнадцать лет? Наверное, я бы точно волновалась. Да и первый раз наш явно не в Метле бы произошёл. Здесь всё по-другому должно быть… Поцелуи стали более влажными, дыхание — частым: она уже предвкушала, как сладко коснётся губами почти в самом низу, как Витя подастся вперёд от нетерпения… Нет, не сейчас. Глаза и губы обнаружили на своём пути глубокий шрам на животе, и череда ласк вдруг прервалась. Лиза вспомнила, что мельком видела след ранения ещё вчера, но в спешке и полумраке комнаты не придала этому значения. По ходу, от ножевого…
— Кто тебя так? — встревоженно спросила, едва ощутимо поглаживая след кончиками пальцев.
— Да вот, друг лучший, хорошо тебе известный, уже дважды прибить меня хотел, — едва слышно произнёс он и заметно напрягся.
— Белов, что ль? — девушка вопросительно вскинула бровь. — За что?
— Первый раз во взрыве тачки подозревал, а второй, вот… За дело…
Возбуждение схлынуло, уступив место мрачным воспоминаниям. Стыд и боль, гораздо сильнее пережитой физической, по-прежнему вытесняли всё. Это событие оставило неизгладимый след и на душе, и на коже. Пчёла опустил глаза и тихо произнёс:
— А я, Лизок, в жену его влип. Крепко влип, на несколько лет, знаешь. Хотел из семьи её увести, планов всяких настроил, чтобы всё по-настоящему, — он запнулся, с тоской посмотрев Новиковой в глаза, мол, и что ты на это скажешь? — Только Саня Белый такого не прощает. Всё его должно принадлежать ему, — выдохнул горько: эта девушка из клуба была первым человеком в мире, которому Витя доверил самое сокровенное — свою искалеченную сторону.
Некоторое время она молчала, видимо, осмысливая услышанное. Ни о чём больше не спрашивала, не упрекала в скрытности — просто ждала, пока товарищ сможет продолжить.
— Вот потому я и пропал на полгода. Непросто всё это переварить было, понимаешь…
И Лизок правда всё понимала. Девичьи ладони осторожно коснулись напряжённых плеч, погладили их и мягко обвили шею. Тактильный контакт совсем иного рода, чувственный, поддерживающий, как будто Новикова хотела вложить в эти объятия всё своё тепло, показать ему: я здесь, я рядом, и так будет до тех пор, пока тебе это нужно… Даже если в следующий раз я понадоблюсь лет через двадцать.
