– Что такое, Берн? – тихо спрашивает Одетта, поворачиваясь к нему.

Понимая, что его укрытие раскрыли, он выходит из-за двери и опускается к ногам жены. Одетта плавно переносит одну руку ему на голову. Вглядывается внимательно в его лицо, мягко перебирая тёмные пряди. Берн бы всё на свете отдал, лишь вечно вот так любоваться её нежным взглядом и задумчивым выражением. Но кажется, Берну и так придётся отдать всё, и даже собственную жизнь, лишь бы его любимые глаза продолжали созерцать этот свет, лишь бы эти руки продолжали порхать, касаясь невесомо чьих-то волос, даже если и не его.

– Душа моя, вам с Лаббертой придётся уехать в Леонтрас, – произносит Берн и прижимается губами к её колену, скрытому расшитым шёлком.

Рука Одетты на миг замирает на его волосах. Берн поднимает глаза и видит на её щеках слёзы. Она плачет совсем беззвучно, чтобы не разбудить дочь.

– Я не хочу покидать тебя, мой господин, – отвечает она почти неслышно.

Берн прикрывает глаза. Слёзы Одетты – это то, чего он когда-то самому себе поклялся не допускать. Сердце Берна разбивается, когда он видит их, а душа мечется в панике. Ещё одна вещь, которую он пообещал самому себе – это никогда не лгать жене. Однако сегодня ему придётся нарушить оба данных себе обещания.

– Это ненадолго, – пересилив себя, шёпотом произносит Берн. – Как только королевские войска придут в графство, я вышлю за тобой людей. А может, и сам приеду, если удача будет на нашей стороне.

Он утирает слёзы с её лица. Одетта смотрит на него широко распахнутыми глазами. Берн подозревает, что ему не удалось обмануть её. Но та ничего не говорит, только чаще дышит и сильнее прижимает к себе Лабберту. Берн минуту-другую смотрит на них растерянно и ждёт. Но Одетта молчит, как и прежде продолжая смотреть на огонь. В конце концов, Берн поднимается и, склонившись над ней, осторожно касается любимых губ. Затем целует в лоб дочку и уходит.

После Берн ещё не раз вспомнит тот вечер и будет сожалеть, что не остался тогда. Будет сожалеть, что не сказал жене правды, побоявшись напугать. Но сожаления оттого так горьки, что приходят после времени и совершенно не приносят пользы.

Гонец от Дедрика прибывает к Берну на следующий день после отбытия Одетты в Леонтрас. Король обещает прислать тысячу копий сразу же после того, как закончатся празднества по случаю его женитьбы. Берн не глуп, он понимает, что к тому времени может быть уже поздно. Обычно хагры медлительны, но те, кто управляет ими, не дают тем как следует полакомиться своей добычей. Они подгоняют их, заставляя продвигаться вперёд с неимоверной скоростью. Злые и голодные хагры рвутся вперёд. Дедрик рассчитывает, что они доберутся до Церигарда за три недели, и надеется подтянуть войска к тому времени. Но велик шанс, что через три недели не останется камня на камне ни от Церигарда, ни от столицы Бернтраса. Берну не на кого надеяться, кроме самого себя.

Он отдаёт приказ своим воинам собрать ополчение на вверенных им наделах. Многие из них уже сделали это. Остальные в то же время спасали людей из приграничных районов. Берн понимает, что им не избежать падения Церигарда. Но они должны продержаться до тех пор, пока люди не сумеют перебраться в безопасные районы. Берн намерен лично возглавить оборону форта и отправляется в Церигард.

– Что ты здесь делаешь, Бернхард?! – возмущается Улрич, когда отряд прибывает в форт. – Ты видно совсем обезумел, раз оставил Зоденлин без управляющего!

Пусть он кажется недовольным, но всё равно помогает спешиться и радостно обнимает. Берн видит, что Улричу нездоровится. Он сильно сдал с их последней встречи.

– И я рад тебя видеть, друг, – отвечает Берн, вглядываясь в немолодое лицо тестя. – Я оставил в столице Каспара. Будь уверен, он не допустит там беспорядка.

– Да уж, с твоим кузеном люди графства скорее от скуки умрут, чем от нападения хагров, – усмехается воевода и тянет Берна в сторону харчевни.

Бернхард поднимает глаза к пасмурному небу, оглядывает своих воинов, уставших после долгой дороги, и отдаёт приказ отдыхать и готовиться к ночи заступать в караул. Улрич тяжело вздыхает и качает головой. От дверей таверны Берн уводит его на городскую стену. Дождь мелкой изморосью ложится на его походный плащ и ещё некоторое время остаётся на нём будто драгоценное шитьё.

– Как там Одетта? – спрашивает Улрич, глядя себе под ноги.

– Надеюсь, что хорошо. Она сейчас по пути в Леонтрас, – отвечает Бернхард. – А что говорят твои разведчики?

– Те, кто вернулся, не подходил близко, – глядя вдаль, хмурится воевода. – У хагров хорошее чутьё на человечину. Как я писал тебе прежде, погонщиков несколько сотен, но подобраться к ним невозможно. Также неясно, как им удаётся совладать с хаграми и не быть съеденными. Думаю, без магии тут не обошлось. Знать бы, какого рода эта магия.

Ветер треплет его косматые седые волосы. Берн, глядя на него, тоже невольно хмурится.

– Что, если попробовать сделать вылазку и захватить одного из погонщиков? – предлагает он.

Улрич качает головой.

– Мы пробовали. Но без толку. Только людей потеряли. Обороняться сейчас для нас лучший выход. Если боги будут к нам милосердны, то возможно мы дождёмся от короля подмоги.

Буря приходит с востока неожиданно и стремительно. Изморось сменяется шквальным ветром и ливнем. Небо чернеет, и лишь грозовые вспышки время от времени позволяют дозорным осматривать берег ревущей и бурлящей Златовицы. Берну неспокойно. Обычно о приближении хагров можно узнать по громкому топоту и рёву. Но в такую ночь их ни разглядеть, ни услышать. Так и не найдя себе покоя, он поднимается в сторожевую башню.

Сквозь стену дождя не видно ни зги. Бернхард замечает лишь очертания сгибающихся под гнётом ветра деревьев на том берегу. Беспокойное воображение рисует ему безобразные кривозубые морды среди листвы. Его сердце тяжело ухает в груди. Вспышка – ещё одна морда. А тут ещё и в валунах на берегу реки привиделась хагрова спина. Рука Берна инстинктивно тянется к мечу.

– Эй, дозорный! – кричит он одному из воинов. – Глянь-ка туда. Не видишь ли хагра среди валунов на берегу?

Дозорный вглядывается в темноту в ту сторону, куда указывает рукой Бернхард.

– Каких валунов? – спрашивает он, вновь поворачиваясь к нему.

Берн, холодея от ужаса, высовывается в окно. Новая вспышка озаряет ночь, и Берн видит на том месте, где были камни ровный, поросший травой берег. Нехотя он опускает взгляд на подступы к стене и видит внизу кишащих, точно черви в сырой земле, хагров.

– Тревога! – слышит он откуда-то совсем рядом. – Арбалетчики, заряжай! Копейщики, стройся!

– В чём дело? – раздаются крики с нижних этажей. На лестнице слышатся спешные шаги.

– Хагры! – отвечают дозорные со стены.

Бернхард произносит слова древней молитвы, вызывая пламя на своём мече.

– Побереги силы для ближнего боя, друг, – говорит ему Улрич, обходя справа и подавая копьё. – Эти твари лезут на стену. И что-то мне подсказывает, она не станет для них преградой, раз сама тундра не стала. Хэй, Сигберт, готовьте камни!

– Арбалетчики готовы!

– Стрелять по готовности! Цельтесь в головы! Бросайте камни! Помните, эти твари пленных не берут! Они хотят лишь вашей крови и плоти…

Берн встаёт у окна и прицеливается копьём в одного из хагров, сумевшего по спинам сородичей подняться на высоту в четыре человеческих роста. Целиться в потёмках непросто, но у него твёрдая рука и меткий глаз. Он ловит грозовую вспышку, примеряется и отправляет копьё прямо зелёной тварюге в шею. Остриё пробивает её насквозь, и хагр бесследно исчезает в темноте. Но уже через пару минут ему на смену появляется другой.

Каждый в крепости понимает, что это лишь вопрос времени, когда хагры окажутся внутри. Но ни один из воинов не желает приближать этот час, а потому использует любую оборонительную возможность от камней, до раскалённых каменных углей. Берн же раздумывает над вопросом, как достать погонщиков. В грозовых всполохах он различает фигуры всадников на том берегу. Теперь, увидев их собственными глазами, он понимает, что это люди. А если они люди, значит их можно победить.