– Эй, Берн, всё ведь обойдётся? – шепчет ему любимый голос.

Бернхард жмурится от первых лучей восходящего солнца на горизонте. Его душа полна тревоги, но он не должен показывать её своей женщине. Одетта слишком хрупка и нежна для тревог. Она как солнечный блик, как полёт бабочки – рождена для любования, для невесомых, бережных ласк, для сладких, как цветочный нектар, поцелуев.

Первое время Бернхарду даже было трудно из-за этого. Он же Чёрный Медведь, хозяин всех восточных земель Кроненгарда от реки Златовицы и до Пурпурного моря. Он тот, кто ломал черепа своих врагов голыми руками, тот, кто не ведает ни жалости, ни трусости. А тут вдруг двоюродный дядька, воевода Улрич, сосватал ему свою младшую, омежку восемнадцати годков, худенькую, изящную, точно ивовый прутик. И чего душой кривить, девушка сразу полюбилась Берну. Ещё бы не полюбилась. Ведь такая улыбчивая, кудрявая и рыжеволосая. Будто само солнце в обличье человеческом. Вот только Берна с роду никто не учил, как с омегами надобно обращаться. В его семье, кроме матери, больше омег не было. Да и ту, Берн почитай и не помнил, ведь умерла она рано.

Напугал Берн невесту своей суровостью. Одетта бросилась отцу в ноги, умоляла не оставлять её в замке у Медведя. Воевода только посмеялся. Велел дочери не позорить его и мужа во всём слушаться. Даже сам Берн, на это глядя, омежку пожалел. Она ведь совсем как молодой оленёнок – тонкая, хрупкая, глаза большие, испуганные. И решил Берн, что не тронет её, пока та сама к нему в объятия не попросится.

Трудно было держаться. Кровь молодая, горячая не давала покоя, подстрекала идти к новообретённой жене за супружеским долгом, или и в город, в распутный дом, как в былые дни. Хмель в крови подбрасывал разные смелые фантазии, про нежные плечи Одетты и округлые бёдра. Но слово мужчины сильнее его похоти. А потому Берн держался. Ухаживал за молодой женой, навещал во время коротких прогулок, дарил подарки, беседовал. Прошло время, и та поняла, что ей в мужья достался достойный мужчина, пусть и суровый на вид.

В тот день, когда Одетта сама пришла к Берну в покои, счастью последнего не было предела. Он усадил её к себе на колени, обнимал и гладил до самого заката. После собирался уложить её спать рядом, но Одетта вдруг скинула с себя ночную сорочку, осташись полностью нагой, и спросила:

– Я тебе не мила, господин?

Берну вновь стоило огромных усилий, чтобы совладать с собой и не броситься на любимую, будто дикий зверь. Он подошёл к ней и дрожащей рукой коснулся нежной груди.

– Мила, – зашептал он безумно. – Ты мне так мила, душа моя, что я будто пьяный. Голову кружит, когда смотрю на тебя, а ноги не держат совсем.

– Отчего же ты тогда говоришь про сон? – удивилась Одетта, чуть зардевшись.

– Потому что от безумной страсти боюсь причинить тебе вред, – признался Берн и опустил взгляд.

Мягкие, изящные ладони Одетты коснулись через рубаху его торса. Берн задышал взволнованно, чувствую, как любимая прижимается к нему всем телом. Его грубая рука легонько коснулась нежной кожи между лопаток. Одетта выдохнула и подняла глаза на мужа. Её губы алые, точно спелая земляника, были такими же сладкими на вкус. Той ночью Берн не был уверен, что не перешёл границы и не причинил ей боль, но он был абсолютно уверен, что сделал всё, чтобы подарить своей молодой жене наслаждение. Спустя три недели после свадебной церемонии они наконец-то стали настоящими супругами. А ещё через неделю, во время течки, они зачали первенца, красивую и смышленую омежку Лабберту.

Сейчас Одетта ждёт второго, но её стан всё также тонок, как и прежде. Берн бережно касается небольшого округлого живота, сквозь плотную ткань платья. Лекарь говорит, на сей раз будет альфа, наследник и защитник. Когда Берн думает об этом, его охватывает волнение. Он любит старшую омегу, души в ней не чает. Но сын-альфа – это совершенно другой разговор. Берн представляет, как будет учить его драться на мечах и пользоваться Даром богов, священным огнём, ездить верхом и даже ухаживать за омегами, чтобы тот не угодил в ту же ловушку, что его непутёвый отец. Это славные мечты о счастливом будущем. Но чтобы это будущее наступило, Берн должен защитить своё графство. Ибо те, кто им угрожают, не ведают жалости и милосердия.

– Может и обойдётся, – задумчиво отвечает Берн, гладя Одетту по животу и груди. – Я отправил гонца в Шиберг. Король – мой добрый друг. Я верю, он не оставит нас перед лицом такой угрозы.

Одетта тяжело вздыхает и прикрывает глаза. Ветер, проникающий сквозь открытое окно, треплет её кудри. Она морщится, моргает часто, а после ловит упрямую прядь и заправляет её за ухо. Новый порыв пуще прежнего доставляет ей неудобства. Берн спешит к окну, но внезапно замирает посреди комнаты. Вместе с мусором и пылью ветер приносит на подоконник чёрные перья.

– Дурное предзнаменование, – шепчет Одетта испуганно.

Берн хочет её успокоить. Мол, старики всякое брешут, но учёные мужи не верят приметам. Однако первей этого, омега быстро подходит к окну и смахивает перья прочь голыми руками.

– Пока я жива, не кружить воронам над моим домом! – произносит она, глядя куда-то вдаль.

Берн, восхищённый её поступком, подходит и целует перепачканные в пыли ладони. Он пойдёт на всё, чтобы защитить свою жену и своё графство.

Из всех живых существ в этом мире хагры самые тупые и кровожадные. А ещё они очень прожорливы, способны поглотить что угодно, если оно тёплое и шевелится. Говорят, хагры появляются на свет прямо из холодных, мшистых болот тундры, оттого всё человеческое им чуждо. Долгое время они жили и плодились в предгорье на севере. Те земли бедные и малопригодные для обитания, а потому их количество не представляло угрозу. Вплоть до последнего десятилетия. Бернхард был ещё юнцом, когда стали ходить первые слухи о том, что хагры мигрируют на юг. Тогда мало кто придал этому значения. Всё-таки эти твари малоразумны и примитивны. Никто и подумать не мог, что они сумеют пересечь все притоки Пурпурного моря и оказаться вблизи границ Кроненгарда.

Теперь хагры уничтожают одно поселение графства Медведя за другим. Они не оставляют ничего после себя, кроме руин и обглоданных костей. Жители приграничных сёл, кто сумел спастись бегством, рассказывают, что хаграми управляют всадники в серых одеждах. Их немного и сами они не принимают участия в схватках с обороняющимися крестьянами. Да это и не нужно им. Ведь в авангарде всегда безжалостные голодные до человеческой крови твари.

Сейчас последний рубеж защиты графства – форт Церигард, город на правом берегу Златовицы, где начальствует отец Одетты, воевода Улрич. Пока они держатся, отбивая атаку за атакой. Но если Церигард падёт, если хагры сумеют пересечь реку, то уже ничто не сможет остановить их на подступах к столице графства, Зоденлину. Воины Бернхарда храбры, но их мало. В прошлом само положение графства, суровый северный климат, пустоши тундры защищали его от набегов врагов. Кочевые племена с юга приходили налегке, доходили практически до столицы и уходили ни с чем, вымотанные холодами и голодом.

Единственная надежда теперь на помощь короля. Во времена смуты Берн был для него поддержкой и опорой. И даже сейчас многие мужи из Бернтраса несут службу в числе королевских войск. Берн искренне надеется, что Дедрик не оставит его в трудный час. Хотя бы потому, что сразу за графством Медведя расположен Леонтрас, родина невесты государя. День за днём он ждёт вестей с востока и запада, и ожидание это угнетает его пуще любой смертельной раны. Угольная дымка на горизонте с восточной стороны всё никак не рассеивается. Дым над Зоденлином клубится день и ночь. Кузнецы куют доспехи и мечи. Берн верит в Дедрика, но готовится к худшему.

В вечерний час в покоях Одетты темно и прохладно. Она сидит в широком кресле у камина и, не моргая, смотрит на огонь. Лабберта беспокойно дремлет у неё на коленях. Маленький носик сопит, пушистые кудри щекочут щёчки. Она морщится. Одетта, не отрывая взгляда от камина, убирает с лица упрямые волоски длинными тонкими пальцами. Берн смотрит на жену и дочь с бесконечной любовью и горечью. Ему не хочется отпускать их, но другого выхода у него нет. Сам он готов умирать в муках, если так будет угодно богам. Но позволить своей семье пострадать он не может.