И вот только теперь, осознав всё то понимаю я, что настоящая ценность иконы той это, когда мысль моя надолго, зависшая в том храме, а затем с колышущимся плазменным пламенем свечи, пробившаяся в шатровом куполе церковном свой путь к небесам по прошествии какого-то времени становится, как бы вне воли моей чем-то по-настоящему материальным, становится она чем-то видимым и даже таким мною ощутимым. Даже камнем фундамента дома моего, картиной ли или даже книгой вот этой одна тысяча шести ста страничной или даже шестисот страничной, как этот первый том, а то и внучком моим Степушкой таким мною любимым и таким только мне родным и родимым…
Вот именно в этом сила самой той неведомо кем-то давным-давно, писанной божественной иконы в храме том у, которой я так искренне молюсь, ничего ведь лично себе не прося и, естественно, не требуя у самого нашего Господа Бога, у вечного и великого нашего Иисуса Христа, а только разве изредка прося Всевышнего, прося Вседержителя нашего и моего, чтобы дал он мне еще сил, чтобы дал он мне еще то душевное особое вдохновение, чтобы именно он дал мне тот пусть и маленький в его то космических масштабах промежуточек лично моего Времени, чтобы я смог бы оставить хоть какой-то след на землице этой черной-пречерной и здесь, и теперь вот на савинской той харьковской, и здешней камчатской часто песчаной и такой насыщенной морским галечником, так как она буквально за века и за все столетия вместе с материковыми плитами поднялась из самых темных глубин морей тихоокеанских здешних, чтобы все свои богатства пред очи наши явить и в виде чуть фиолетовых аметистов хаилинских здешних и никем не мерянных запасов желтого золотишка и еще, блестящей на Солнышке платины, серебра да никеля, а еще и серы, да и черного-пречёрного калорийного медвежкинского уголька, который давным-давно миллионы лет назад, впитав хоть чуточку Солнца через листья папоротников теперь своё накопленное им тепло отдает его в печурке моей одинокой здешней тополевской, где я уж не один день в полном затворничестве своём пишу строки эти даже нисколько не надеясь, что их кто-то другой еще и прочтет, и еще увидит ли их. Вот так далеко от всех людей я ушел в свой духовный монастырь! Вот так далеко я теперь от люду всего, как тот боярин русский, отрекаясь от всего богатства своего собранного и в трудах тяжких, нажитого еще прадедами, и я, как бы от мира всего спрятался здесь на своей Камчатке и в этой его и моей Тополёвке!
И понимаю теперь я в полном одиночестве своём, что и его того отстоящего далеко по времени от меня Малевича Казимира «Черный квадрат» для меня всё таки ведь он икона! Но я бы лично предпочел видеть и долго-предолго смотреть картину Александра Иванова «Явление Христа народу. Явление мессии» и я бы в сто и в тысячу раз больше бы за неё дал бы и больше бы заплатил лично я, чтобы наслаждаться увиденным и радоваться общению с ним с Господом Богом нашим Великим и Могучим Иисусом Христом, через его особое видение мира Иванова Александра из того 1852 года…
Глава 5.
Все наши земные камчатские богатства вокруг нас и все мы сегодня.
Но ведь сегодня для всех нас важно и существенно, что и сама с металлическим отливом платина, и это почти вечное желтое золото, и многие тысячи тонн тихоокеанской красной рыбы и еще красной икры из неё, важно ведь, что все эти несметные богатства оберегают такие необычные и ранимые, живущие вместе со мною совсем рядом в каких-то девяноста восьми километрах Хаилинские люди, люди одаренные особым талантом и тем особым видением нашего окружающего мира, люди способные в красках рассказать об их видении этого мира не только нам, но и грядущим после нас поколениям.
Если же считать на тысячу жителей, то другой такой край, другой населенный пункт и на самом Камчатском полуострове, и в целом в России не давал столько много талантов, как это произошло с Хаилинской землею в прошлом в бурном на события ХХ столетии.
Стоит нам сегодня упомянуть только никогда неугасающую звезду самобытного народного таланта, как принято говорить сейчас, Кирилла Васильевича Килпалина (05.10.1930 – 06.12.1991 гг.), нымыланско-корякская фамилия, которого так тот знаменитый и довольно дорогой желтый покуда безымянный бриллиант, украшает не только само здешнее северо-камчатское Хаилино, но и весь Олюторский район, весь Корякский автономный округ, да и весь громадный Камчатский край. Это и есть тот самой природой здешней суровой отшлифованный нымыланско-корякский самородок, рожденный потомственными оленеводами, тогда в тридцатые на Ветвейваяме в далеком октябре 1930 шестого числа матерью Рультын Анной Кирилловной и отцом Лэхтыле Василием Васильевичем, которому, к большому нашему сожалению, ни сама северная Природа, ни наш так благосклонный ко всем другим Всевышний, да и судьба ведь все вместе ему не дали дожить, и дойти своей тропою по хаилинской тундре до того радостного для всех нас дня, когда талант сына вот так ярко здесь засверкает не только в его Ветвейваяме и в здешней Тополевке или их и его Хаилине, но и во всём Корякском автономном округе, да и на всей Камчатке, а то и в России.
И вот, тогдашние обстоятельства жизни и обитания их не дали ему возможности дожить до рассвета таланта своего единственного и уникального сына – художника и творца здешнего.
И пусть, его родной сын, как и он сам достоверно и по научному всю историю своего нымыланско-корякского народа не знал да и не мог он её знать, как и я, не всю историю своего корякского края знал, так как не было тогда ни того должного физического образования, которое позволяет нам сегодня разобраться даже в сложнейшей радиоуглеродной датировке таких здешних почти пятидесяти корякских стоянок, которой является Зеленый холм, что между здешними селами Тиличики и Культушном затерялся на берегу здешнем Тихоокеанском. Да и не было у Кирилла Васильевича и настоящей полной семьи, после смерти отца и не было у него также достаточных денежных, и всех иных финансовых средств, чтобы много ему самому путешествовать, расширяя свой здешний хаилинский горизонт, ни даже реальной возможности по первому желанию полететь в тот же Якутск, или ближайший от нас Хабаровск, а то и в Москву или в Санкт-Петербург, посидеть там, в бесчисленных архивах адмиралтейства, где хранятся довольно таки древние бортовые журналы образованных не, как сегодня российских офицеров, а также достоверные письменные свидетельства множества очевидцев и невероятно смелых путешественников, посетивших Камчатский полуостров и в 1645, и в 1694, и еще в 1725 и даже в 1737 годах и намного позже.
Но, в его Килпалина Кирилла довольно цепкой и еще свежей на события, и лица памяти, стояли светлые и одухотворенные образы даже его деда Лэхтыле Василия и своего отца Лэхтыле Василия Васильевича и незабываемые им никогда светлые образы деда Рультын Кирилла и родной матери Рультын Анны Кирилловны. Он не только помнил всю жизнь их, а с возрастом он явственно ощущал, что они откуда-то оттуда свысока, с самих высоких с небес, где мы все со временем будем, внимательно наблюдают за ним, незаметно для всех нас ведут его этой извилистой тропой хаилинской его жизни, вдыхая в него ту необходимую ему, и каждому из нас неимоверную нечеловеческую силище, и даже первородную энергию для ежедневного преодоления всего того земного, для преодоления всего того трудного, что каждый из нас испытывает буквально ежечасно не только здесь на Камчатском полуострове, но во всей необъятной его России.
Он без труда часто вечерами рассказывал нам о том, что ему поведали его деды, а тем его дедам их деды и его родители, а также он делился всем тем древним, впитанным еще может быть его генами опытом своего нымыланско-олюторского здешнего народа, который, даже не имея современных технических средств передачи и накопления информации, из уст в уста не раз и не два передавал самое важное и самое значимое в их многовековой жизни на камчатском полуострове, может с момента, как четыре тысячи лет назад со своими стадиями они вышли сначала на берега Охотского, а затем по замерзшему льду и Берингова моря. И это всё было и в их народном эпосе, и было не раз им рассказано в тех сказках, которые здешние камчатские нымыланские дети, слышали, может быть еще у своей младенческой колыбели, и та их вера, с которой они шли по своим жизненным тропам, впитывая, как губка окружающую их информацию, идущую здесь буквально из-под земли, вместе с её особой вибрацией и её гулом часто и без всякой системы извергающихся здесь величественных вулканов и даже грозных, периодически в разных участках часто независимых от самих вулканов возникающих от подвижек гигантских материковых плит здешних не очень и страшных для тех, кто их пережил землетрясений.