– Когда это было? – Спросила севшим голосом. – Когда он был с другими девушками?

– Дженни, – на неё посмотрели, как на идиотку, – да постоянно. Уж не знаю, когда вступили в силу ваши договорённости, в последний месяц его и правда не было видно на вечеринках, но я точно помню, что на Хэллуин и в первые числа ноября я видел его с другими постоянно. Поправь меня, если я ошибаюсь, но ваши отношения начались намного раньше.

– Ты врёшь, – она не верила ему. Она не могла поверить в то, что Тэхён – её любимый человек, её парень с медовой кожей и мягкими руками, её оплот спокойствия и поддержки, – что он её обманывал. Этого просто не могло быть.

– Не надо было мне лезть, – тихо пробормотал Чимин.

– Не надо было, – машинально кивнула головой.

– Но об этом все знали, Дженни. Он даже не скрывался. Споры ходили: свободные у вас отношения или ты просто дура. Я ставил на второе.

Он говорил что-то ещё. О том, что она напоминает ему знакомую, и поэтому он вмешался, хотя обычно ненавидит встревать в чужие дела. О том, что она не должна принимать подобное близко к сердцу. Заметив, что слова его не долетают до адресата, Чимин замолчал.

Вздохнув тяжело, словно она сильно его расстроила, он встал из-за стола, похлопал её по плечу.

– Я сброшу контакты директора. Он правда будет рад принять тебя на работу. А за то, что вывалил на тебя, прости, не стоило мне это делать. Я обычно не такой эмоциональный. Мне жаль.

И он ушёл.

Она поймала себя на мысли, что ему совсем не жаль. Он смотрел на неё так, будто бы каждую эмоцию впитывал с наслаждением, будто бы ему доставляла удовольствие её боль. Он наверняка хотел добиться яркой реакции. Может быть слёз? Или истерики? Реакции не было.

Дженни сковало. Сковало голову ледяным обручем, сковало лёгкие тяжёлыми цепями, сковало руки, ноги и туловище стальными канатами. Она не могла пошевелиться, да так и сидела с прямой спиной, крепко сжимая в потных ладонях сумочку.

То, что она не могла двигаться, было мелочью. Страшнее было то, что парализовало и её мысли. Они, словно теннисные мячики, отскакивали от её головы. Никак не получалось зацепится хоть за одну, а она пыталась, пыталась, пыталась.

Что она должна чувствовать? Что она должна думать? К кому идти?

Ничего не было. Никаких эмоций. Только опустошение и дикая, невыносимая боль во всём теле. Она никогда такой не испытывала. Это было жуткое чувство, потому что она совсем не понимала, что надо делать, как с ним справляться. Что делать с глупым сердцем, которое билось в истерике, сжималось в судорогах и сокращалось слишком сильно, слишком зло? Что делать с лёгкими, которые отказывались работать нормально и не давали ей кислорода? Совсем не давали, и Дженни осознала, что перестала дышать. Просто не могла сделать это крохотное усилие – вдох. Не получалось.

Она с трудом подняла руку, прижала её к груди. Постаралась сфокусироваться на том, чтобы почувствовать стук сердца. Не выходило. Всё заглушала бьющая в голову кровь. Она покраснела – ярко алые пятна выступили на белых щеках.

– Могу забрать посуду? – К ней подошла официантка, забрала пустой стакан, стоящий напротив стула, где совсем недавно сидел Чимин. – С Вами всё в порядке? – Девушка озабоченно заглянула в её лицо, видимо увидела, насколько сумасшедшей она выглядела. – Воды?

Дженни с громким свистом запустила в себя кислород, но говорить не смогла – кивнула.

Ей принесли холодную минералку, и она едва не расплескала половину, пока пыталась поднести чашку к губам. Пальцы дрожали, как у последней пьяницы.

– Может быть вызвать врача? – Сердобольная официантка так старалась помочь, что ей стало неловко.

– Нет, спасибо, я в порядке, – соврала. Так и не смогла нормально говорить, а только шептала-хрипела, срываясь на беззвучное открывание рта.

Она покинула кафе, чтобы никому не доставлять неудобств. Её немного шатало, и ноги казались ватными, словно и не её, а тряпичной куклы. Как в таком состоянии ехать домой к семье Чон? Нет, нельзя портить всем настроение. Надо поговорить с Тэхёном. Надо выяснить всё, удостоверится в том, что слова Чимина – наглая ложь. Он ей всё объяснит. И она ему поверит.

Обязательно поверит.

Иначе просто не может быть.

«Приезжай домой», – написала ему сообщение.

«Почему? Мы только начали, тебя ждали», – ответил ей спустя пару минут.

«Приезжай», – повторила свой приказ, который был на самом деле мольбой.

«Что-то случилось?», – он явно начал волноваться, но у Дженни не было сил отвечать.

Случилось.

Что-то случилось с ней, но она старалась изменения эти игнорировать. Она старалась держаться. Притворялась, что всё ещё в порядке. Что ничего ещё не разрушено.

Он позвонил, видимо испугавшись отсутствия ответа. Наверняка переживал. Только она не могла владеть своим голосом в полной мере. Она не была уверена, что готова его слышать. И видеть тоже, но ей это было нужно.

Дженни не хотела терпеть и мучиться в неведении. Злые мысли уже сжирали её, уже забирали слишком много сил. Она ослабла. Она потерялась. Она запуталась и опустила руки. Ей необходимо было успокоение.

– Да, – всё-таки подняла трубку.

– Что такое? Где ты? Что произошло? – Не было слышно других голосов, он наверняка отошёл в отдельную комнату, чтобы никого не беспокоить.

– Я еду домой, – она действительно почти добрела до остановки. Обычно этот путь занимал три минуты максимум, но она шла слишком медленно, постоянно останавливалась, и брела до неё уже достаточно долго.

– Дженни, – от того, как он назвал её по имени, у неё закололо в сердце, – ты в порядке?

Она была не в порядке.

Она была разбита, растерзана и раздавлена. Она сходила с ума. Может быть, уже сошла.

– Нет, – она просто не могла ему соврать, и потому сказала эту обезоруживающую, жуткую правду, – я не в порядке. Поэтому приезжай прямо сейчас. Скажи, что мне надо помочь. Но не волнуй их. И приезжай, Тэхён. Пожалуйста.

Она не стала ждать его ответ. Просто не смогла. Сбросила вызов.

Дженни впервые за долгое-долгое время не слушала музыку, пока ехала в автобусе. Она знала, что никакая мелодия не смогла бы заглушить орущие, беснующиеся мысли, злыми осами роящиеся у неё в голове.

Она пыталась придумать, как задать ему этот вопрос. Как спросить у своего дорого человека, спал ли он с другими девушками, пока она с каждым днём отдавала ему всё больше и больше себя и своей любви. Когда она мучилась от вины за то, что танцевала с парнями за деньги, он всё ещё трахал других? Когда он назвал её шлюхой, он всё ещё был с другими? А вчера? А в тот день, когда повёл её на концерт? А все те вечера, когда она держалась только благодаря его фигуре, маячащей на подъездной дорожке? Сколько прекрасных воспоминаний было замарано его изменами? Сколько?

Он приехал первым.

Всё та же фигура на той же подъездной дорожке. Та же сигарета в пальцах. Только взгляд другой. Не радостно-взволнованный, а напряжённый. И она другая. Не бросилась к нему в объятия. Ноги теперь были не ватными, они, наоборот, налились свинцом, стали невыносимо тяжёлыми, и она замедлилась, пока, в конце концов, не остановилась совсем.

– Дженни, – он сам к ней подбежал. Сжал её плечи, заглянул в глаза. Он ожидал от неё каких-то слов, но она не знала, что сказать. Так и не придумала. – Почему ты такая белая? Тебе плохо?

– Отведи меня домой, – попросила и опёрлась о его плечо

Он не произнёс больше ни слова. Подхватил её на руки, и она вспомнила, как всего несколько недель назад жаловалась, что он первую Джису на руках понёс. Вот и её время пришлось. Вцепилась ледяными пальцами в его шею, прижалась щекой к его щеке, задохнулась практически в его запахе – запахе дома.

Она не должна была так себя вести. Должна была накричать на него. Должна была устроить разборки, качать права и высказывать претензии. Дженни сама себе казалась жалкой, но ей очень хотелось продлить это время. Время, когда у них всё было хорошо. Ей хотелось продлить время их любви, и она прижималась к нему и хотела, чтобы лифт ехал бесконечно, чтобы никогда не приходил на нужный этаж.