– И всё же мне кажется, что тебе лучше приехать домой, я сварю для тебя супчик, тот, что всегда от простуды помогает.
– Я приеду, – ответил он. – Мам, вы с папой сейчас дома?
– Да, твой отец, – фыркнула недовольно она, повышая голос, чтобы привлечь внимание мужа, который явно был где-то поблизости, – в кои-то веки решил провести вечер со свей женой, но не захотел выбраться ни в одно приличное место. Сказал, хочет побыть дома. Словно мы старики какие-то, право слово! А мы же у тебя ещё молодые, правда, сынок?
– Правда, – подтвердил Чонгук, – молодые и современные. Без предрассудков.
На том конце провода повисла настороженная тишина.
– Ты хочешь мне что-то сказать? – Мгновенно посерьёзнев спросила мама. У неё редко бывал такой голос – без артистичных ноток, с её естественным, чуть грубоватым, резки говором. Только когда она злилась или сильно беспокоилась. Пока что это было второе. Но Чонгук совсем не был уверен, что скоро она не начнёт злиться. Он-то переживёт, а вот Джису…
Сперва он хотел не говорить родителям. Быстро пожениться, пережить операцию, и потом как-нибудь тихонько их подготовить. Но Джису сказала, что так нельзя. Она потребовала от него благословения. Чонгук, не смягчая углы, твердил, что они могут её не принять. И тогда она отвечала, что ничего страшного, что попробует завоевать их расположение. Он спрашивал про свадьбу. Она убеждала его, что неспособность видеться лишь придаст ей сил скорее выздороветь и выбраться из реанимации.
«Мы должны проявить уважение», – твердила она, и Чонгук поджимал губы, сдаваясь.
– М-мама, – он вдруг начал заикаться, как в далёком-далёком детстве, – у меня есть новость, которую я должен тебе сообщить.
– Что такое? Ты заболел? – Где-то на заднем фоне зашевелился отец, спросил у неё, что случилось. Мама его проигнорировала, настойчиво повторила: – Ты заболел?
– Нет, мама. Я не заболел, – Чонгук представил, что стоит на ринге. И противник его – жесток и беспощаден, и надо его победить. Только вот в прямом бою он не выстоит. Задавят его мощью материнской любви и силой её влияния. Ему надо сделать что-то обескураживающее. Выходящее из ряда вон.
– Тогда что? Сынок, пожалуйста, побереги мои нервы! – Молитвенно попросила она.
– Мама, я люблю девушку, которая не может ходить. И собираюсь жениться на ней. Через три дня. Ты примешь нас на ужин сегодня?
Он выпалил эти слова, словно ответ у строгого преподавателя. Быстро, будто бы надеясь на то, что ошибка останется незамеченной. Стремясь создать образ уверенности своим напором. Не сомневаясь. Точнее, оставляя сомнения позади.
Он молчала.
– Приезжайте прямо сейчас, парень. Мы будем вас ждать, – раздался в трубке спокойный, как и всегда, голос отца. Вызов прервался. Чонгук задохнулся от облегчения. Их будут ждать. Сегодня всё решится.
Забравшись в машину, он словил на себе сразу три встревоженных взгляда. Даже Тэхён, относящийся ко всему земному с лёгким презрением, и тот вынырнул из постоянного своего безразличия, всмотрелся в лицо друга. Поймав его беспокойство, Чонгук кивнул в зеркало заднего вида. Улыбнулся. Шумно, через рот, выдохнула Дженни.
– Поехали к моим родителям. Будем знакомиться, – взял он руку Джису в свою. Не смотрел ей в глаза, боялся – опять боялся, сколько же можно! – увидеть в них отказ. Отказ от своего согласия, от их планов и от него, от Чонгука.
– Ладно, – сказала Джису, – только сперва заедем в магазин. Надо купить им подарки.
– Разве этим не парни обычно занимаются? – Хохотнул Тэхён, заводя машину.
– Что-то я не припомню, чтобы ты пришёл к нам с букетом и тортом, – ехидно отозвалась Джису, и они засмеялись.
Она действительно купила подарки. Вытащила из памяти Чонгука всё, что он знал о предпочтениях своего отца в алкоголе и матери – в букетах. Они двадцать минут выбирали бренди, потом оставили на Дженни с Тэхёном покупку торта в кондитерском магазине и зашли в цветочный. Джису было некомфортно в маленьком помещении, она боялась задеть коляской какую-нибудь кадку, но продавщица оказалась достаточно мила, чтобы подойти к ней и заговорить первой.
Чонгук в цветах ничего не смыслил, и потому отошёл в сторону, чтобы не мешать их разговору. Джису говорила тихо, почти шёпотом, но он услышал, как растерянно переспросила продавщица: «Букет, чтобы вас полюбили?». Джису зарделась, а у Чонгука заболело в груди. Он должен был верить в свою маму. В её человечность и её доброту.
Она выбрала букет ирисов. Расплатилась сама, и сама же его взяла – огромный, едва умещающийся в тонких её пальцах.
– Знаешь, что они означают? – Спросила заговорщически, пока он вёз её к машине.
– Что? – Ему было всё равно, в общем-то, он просто надеялся, что мама не будет играть в великую актрису, и не окажется вдруг, что у неё резко развилась аллергия именно на ирисы.
– Бесстрашие и надежду.
– Почти как слабоумие и отвага, – закивал он, и, не обращая внимание на то, как недовольно сжались её губы, усмехнулся. Джису засмеялась тоже. Не могла она сдерживаться и долго держать покер-фейс. Рядом с ним не получалось у неё, и он бесстыдно этим пользовался.
Когда они подъехали к дому, Дженни напряглась. Чонгук изучил и её хорошо тоже, хотя, пожив с ней под одной крышей, проникнув внутрь их маленькой семьи, понял, что была Дженни Ким совсем не так проста, как казалось изначально. Она всё время была настороже, никогда не расслаблялась. Так вели себя плохие бойцы. Те, кто не умел вовремя отключаться от боя, превращали всю свою жизнь – в ринг. Они довольно быстро уходили из спорта, но в основном их просто выносили ногами вперёд. Из-за травм. Из-за потери формы. Никто не может постоянно быть в напряжении, и не устать. А она, кажется, так жила, сколько себя помнила.
У неё с Тэхёном складывались странные, непонятные Чонгуку отношения. Была какая-то история с тем, что она от него что-то скрывала, а он её обидел, но подробностей ему не сообщали. А он и не хотел в души лезть. И так тянула ему карман тайна о том, что Тэхён своей девушке постоянно изменял. Осекала его. Не давала дышать спокойно.
Он не был уверен, мучили эти двое друг друга или любили, но искренне хотел для них только счастья. Правда, неромантическая часть его души сильно сомневалась в том, что счастье это будет возможным.
– Что, нахлынули воспоминания? – Поинтересовался Тэхён, положил свою руку Дженни на бедро. Она ничего не ответила, кивнула только, и улыбнулась. Так ярко, словно не в гости к чужим родителям собиралась, а на красную дорожку.
Они выгрузили из багажника подарки, которые подготовили Дженни с Тэхёном. Джису внимательно выслушала от сестры краткий ликбез о том, что они купили: шоколадный торт – Чонгук усмехнулся, он не сомневался, что выберет она именно этот вкус, набор пирожных, перчатки из дорогого бутика для его мамы и несколько пластинок с Брамсом – для папы.
– Откуда? – Изумлённо воскликнула Джису.
– Хочется, чтобы нас хорошо приняли, – засмущалась Дженни, всучила сестре в руки пакеты, – я слышала, господин Чон любит Брамса, ему должно понравится.
– Но домой ты никогда такого не покупала…
– Скажешь тоже! Ты хоть знаешь, сколько эти пластинки стоят? – Она замолчала так резко, будто ей дали пощёчину, и даже голова её немножко дёрнулась в сторону. – Впрочем, это неважно. Ты и так им понравишься.
Джису ничего не ответила, лишь покрепче сжала в руках подарки. Чонгук обратил внимание на недовольный взгляд Тэхёна и понял, что Дженни заплатила за всё сама. Сколько в них было гордости – в сёстрах Ким. Не гордыни, но именно благородной гордости, о которой Чонгук читал в книгах про обнищавших аристократов Викторианской эпохи. Это была другая жизнь, ему совершенно незнакомая, и даже не манящая – слишком она была сложна и болезненна, но интересная и будоражащая.
Они наверняка толпились бы у двери несколько минут, пока девушки бы собирались с мыслями, и были бы в этом ожидании комичны и глупы, но дверь распахнулась точно в ту секунду, когда Чонгук подкатил Джису к подъездной дорожке. Но пороге дома стоял Чонхён – его брат. Не частый гость в отчем доме, совсем не частый. На лице его играла ехидная улыбочка. Такая же, как в те дни, когда он закладывал попытки Чонгука начать курить, школьные прогулы и не сделанные домашние задания по математике. Он явно предвкушал шоу, и не мог отказать себе в удовольствии посмотреть на него из первого ряда.
