– Раньше я думала, это от того, что я тебя не привлекаю, – проигнорировала она жалкие попытки замять эту тему, – но такая причина видится бессмысленной, учитывая, что мы собираемся пожениться. И сколько бы я не думала, я не могу найти других. Я ведь нравлюсь тебе? Как девушка? – Он осмелился поднять на неё взгляд, заметил, какими её глаза стали беспокойными и тревожными.
– Конечно. Ты невероятно красивая, моя драгоценность, – поспешил уверить её.
– Тогда почему?
Почему? Он боялся. Боялся сделать ей больно, боялся ранить, боялся сказать что-то не то. Чонгук был хорошим парнем, почти джентльменом, но ещё – обычным мужчиной. Конечно, он хотел девушку, которую любил. Но он знал, что у Джису нет опыта, и потому верил, что будет правильным подождать столько, сколько ей потребуется. Он прочёл все статьи в интернете, которые нашёл, и понял, что она будет чувствовать всё тоже, что и остальные девушки, – её ноги не должны были стать проблемой. И всё же Чонгук отчаянно трусил.
– Я боялся, – признался он. Заметил её непонимающий взгляд. – Мне страшно причинить тебе боль. Страшно надавить на тебя, ненароком принудить.
– Ты дурак? – Возмущённо спросила она. – Нет серьёзно, ты дурак?
– Почему, – не вопросительно, но растерянно, протянул он.
– Ты – мой первый парень, мой первый жених и моя первая любовь. Как ты можешь меня принудить? Как ты можешь причинить мне боль?
– Я думал, тебе нужно время.
– Сколько у меня времени, Чонгук? – Поспешила оборвать зарождающие внутри него возмущения. – А у тебя? Никто не знает, сколько нам предопределено. Ни ты, ни я. Но, Чонгук, даже если бы я знала, что у меня впереди ещё сотня лет, я всё равно хотела бы быть с тобой. Сегодня. Сейчас, – она заглядывала ему в глаза, вкладывала слова свои прямо ему в подкорку.
– Ты уверена? – Шёпотом спросил он?
– Если ты сделаешь мне больно, я скажу, обещаю, – она тоже понизила голос.
Джису резким движением сбросила с себя одеяло. Он не мог оторвать от неё взгляд. На самом деле, она была совсем не его типажом. Чонгуку всегда нравились спортивные девчонки с бронзовым загаром. Не хрупкие. Те, что круто справлялись и без него. Джису была им полной противоположностью. Он знал, что ему нравится заботиться о людях. Порой, возможно, несколько сильнее, чем им – принимать его заботу. Но она – она была синонимом к слову хрупкость. Имея внутри стальной стержень, его невеста выглядела так, словно могла вот-вот разбиться. Как фарфоровая куколка. Такие несколько лет назад коллекционировала мама: безумно красивые, с пухлыми губами и каштановыми локонами, наряженные в платья, которые нынче никто не носит. У всех кукол глаза были печальными-печальными, будто никакой радости им не доставляла неземная их красота.
Он встал. Стянул с себя толстовку, штаны и носки, бросил их у подножия кровати. Опустился назад. Ближе к ней.
Джису пожирала его глазами. Следила за каждым жестом, впитывала их в себя, ни один не пропускала.
Чонгук не выдержал первым. Рукой провёл от её уха, скрытого за копной волос, к глазам. Она их закрыла, и он наощупь, словно слепой, исследовал её веки. Потом её нос – с двумя веснушками, которые он раньше не замечал. Подобрался к губам, и она, не открывая глаз, тяжело вздохнула. Грудь её приподнялась, и он совсем потерял голову.
Повторил путь своих пальцем губами. Поцеловал её, сдерживаясь из последних сил, чтобы не быть грубым. Его руки в нерешительности застыли у неё на спине. Спустились ниже, вернулись к животу.
– Я не хрустальная, – прошептала она, когда его рот опустился на её ключицу, – не разобьюсь.
И у Чонгука слетели все тормоза, он уронил её на простыни, прочертил своим языком маршрут по всему её телу, не оставляя без внимания ни малейшего участка. И Джису стонала, но совсем иначе, чем от боли: хрипло, гортанно, останавливая звук где-то в глотке. Она цеплялась ногтями за его волосы, царапала его спину. Чонгук осознал, что она нуждалась в нём также, как и он в ней. И понял, что никогда, никогда больше не сможет отпустить свою невесту. Он слишком сильно её полюбил – всю без остатка.
Из воспоминаний его вырвало раздражённое бормотание Дженни.
Они покинули административное здание измождённые, но довольные. Тэхён под настойчивыми уговорами своей девушки признался, что просто попросил отца договорится о быстрой регистрации с кем-то из своих влиятельных друзей-политиков.
– Значит, твоё очарование – это просто выдумка, – радостно воскликнул Чонгук, за что и получил тычок в бок от Дженни.
– Спасибо, – сказала она, и Тэхён только кивнул, поморщившись.
В другое время Чонгук бы сошёл с ума от беспокойства из-за того, что заставил друга быть отцу обязанным. Он знал об их сложных взаимоотношениях, и при других условиях никогда так легко к жертве Тэхёна не отнёсся бы. Однако сейчас ему было не до этого. Его занимала Джису.
– Осталось самое сложное, – протянул Тэхён.
– Мама, – согласна кивнул Чонгук, и крепче сжал руку своей невесты. Белую, как и она сама.
Он ничего не говорил родителям. Просто никак не мог выбрать выражения для того, чтобы правильно сообщить им новость о том, что сын их, безалаберный, но послушный, решил жениться. Он не был мечтателем и примерно представлял, как к этому может отнестись мама. До этого она постоянно норовила устроить свидания в слепую. С девушками из престижных семей, красивыми и молодыми, едва достигнувшими брачного возраста. Джису была старше, со сложной историей и на коляске. И пусть для него, для Чонгука, это значило очень мало – сказать, что ничего, не поворачивался язык, – он понимал, что мама будет в ужасе. Если даже для него это было сомнением. Единственным сомнением. И вовсе не потому, что он боялся, что Джису будет как-то его смущать или стеснять. Нет. Он боялся, что, пообещав ей так много, не сможет эти обещания сдержать. Чонгук боялся, что от независящих от него обстоятельств – зависящих он бы просто не допустил – покинет её раньше времени. Чонгук боялся, что она снова останется одна. Но боролся со своими страхами, как и всегда. Это он умел лучше всего.
Бороться со страхами матери было сложнее. Как объяснить ей всё? Как сделать так, чтобы она поняла, что Джису – единственный его вариант. Он солгал ей, когда сказал, что не уверен, будто это на всю жизнь. Чонгук знал, что в сопливые обещания она не поверит, и потому поведал ей лишь часть правды. Ту её часть, которая хотела, чтобы он со своими признаниями ускорился. Его боязливую часть. Остальная – та, что знала о его чувствах и намерениях, молчала. Чтобы не спугнуть.
Они загрузились в машину. Тэхён и Дженни – на переднее сиденье, Чонгук и Джису – на заднее.
– Куда дальше? – Поинтересовался Тэхён, превратившийся за последние сутки в их личного водителя.
– Надо съездить и примерить платье, – отозвалась Дженни, – они обещали посмотреть из готовых вариантов, наверняка что-то подойдёт.
Речь её прервал телефонный звонок. На экране, обои которых представляла фотография того самого ресторана, чуть припорошённого снегом, в ночь с 30 на 31 декабря, высветилось: «Мама».
Чонгук снял трубку, поднял указательный палец вверх, прижал его к губам, призывая к тишине.
– Сыночек, привет, как ты? – Защебетала на том конце провода, высоко и артистично, госпожа Чон. Она иначе просто не умела.
– Привет, мам. Хорошо, – он понимал, что она по голосу почувствует его настороженность и неуверенность. И всё же не мог не ответить, потому что тогда она начала бы волноваться и сердиться. А этого ему хотелось в последнюю очередь.
– А голос какой-то нерадостный. Ты заболел?
– Нет, мам, – Чонгук заметил взгляд Джису, испуганный, словно у загнанного в угол зверька, и то, как сверлила его недовольными глазами-лазерами Дженни. Он потянулся к ручке, неуклюже выбрался из машины. Отошёл от неё на несколько шагов. Вдруг подумалось, что надо решить эту проблему разом. Перестать беспокоиться и нервировать Джису. Просто прыгнуть в омут с головой, и будь, что будет.
