– Это импульс, – согласна кивнул он. – Я ни в чём не уверен в этом мире. Вообще ни в чём. Кроме одной вещи. Когда ты будешь в реанимации, Ким Джису, меня туда не пустят. Я ведь не родственник, как я туда пройду? И я знаю, что ты сильная, сильнее меня во много раз, пусть и тощая, как тростинка. Но я без тебя не справлюсь. Не смогу не видеть тебя, понимаешь? Поэтому, Джису, окажи мне милость, и выйди за меня замуж.

Она замерла перед ним испуганным зверьком. Чонгук говорил уверенно. Она понимала, что, несмотря на все его слова, это было отнюдь не импульсивное решение. Это было решение, которое он принял после долгих раздумий. В конце концов, кольцо он явно купил ещё в Сеуле, заранее. И таскал его с собой в кармане, поджидая правильный момент.

Джису никогда не думала о том, что сможет выйти замуж. Она ещё надеялась на романтические отношения, но мысль, будто кто-то захочет связать с ней – проблемной и больной – свою жизнь, казалась смешной и нелепой. И тут вдруг, Чонгук. Человек не её круга, как бы не ненавидела она эти установки. Для него не проблема оплатить чудовищно дорогую операцию девчонке, с которой он знаком чуть больше месяца. Для него не проблема сорваться и поехать к морю, и, если бы Дженни позволила, они жили бы в дорогущем отеле на лучшем курорте. Но за себя и Тэхёна она платила сама, и Чонгук, этот парень, хороший и добрый, но совсем не сталкивающийся с тяжестью жизни, принимал это. Как принимал очень многое. Джису боялась, что она для него – приключение. Возможность снять документалку, познакомиться с другим миром: бедным и тревожным. Она боялась, что слишком сильно проникнется им, и, когда придёт время расставаться, просто не сможет это сделать.

Переживёт. Конечно, переживёт, у неё живучести больше, чем у тараканов. Но что с ней останется, после него?

«Прочь», – сказала она этим мыслям.

«Вон из моей головы», – закричала.

Джису знала, что любой человек ценен сам по себе. Даже просто по факту своего существования. Она верила в ценность человеческой жизни, именно поэтому она постаралась простить и водителя, её сбившего, и отца, бросившего их, и маму, так отчаянно стремящуюся оставить своих дочерей. У неё получалось. Она не держала на них зла, и умершим искренне желала спокойного упокоения, а живым – облегчения их страданий. Но перенести собственные установки на себя было сложно. Она большую часть жизни прожила с ощущением того, что доставляет сестре только проблемы, что без неё Дженни было бы лучше. И вот сейчас соглашаться на то, чтобы просто перекидывать ответственность за себя с одного человека на другого?

Нет. Джису не перекидывала ответственность. Она принимала помощь, потому что пока что не могла справиться сама. Она помнила, как папа, когда они были в Японии, сказал однажды: «Самая большая сила состоит в том, чтобы признать собственную слабость и не отказаться от руки, которую тебе протягивают из искреннего желания помочь». Она старалась так жить. Здраво оценивая свои возможности и не хохрясь без причины.

Чонгук предлагал ей свою руку. Она не была уверена, что он и сердце предлагает ей тоже. Но в чём Джису была уверенна, так это в том, что и ей без него в реанимации будет худо. Ей без него будет плохо, так зачем нагружать себя бессмысленными сомнениями? Она собиралась довериться себе. Довериться ему. И посмотреть на то, что из этого получится.

– Тогда ладно, – сказала Джису. – Я выйду за тебя замуж.

Он несколько мгновений вглядывался в ей лицо, и она не могла не улыбаться.

– Боже, Ким Джису, я клянусь, я правда постараюсь сделать всё, чтобы ты была счастлива, – прокричал он так громко, что она дёрнулась от неожиданности.

Он подхватил ей в объятия, легко, будто она ничего не весила, закружил, и Джису хохотала от счастья и облегчения, резко накатившего на неё.

– Стой, голова кружится, – пробормотал Чонгук, и остановился, и сжал её крепче, заглянул в глаза.

От него пахло алкоголем, морозом и снегом, и она не выдержала, поцеловала его первая. Поцеловала, чтобы не видеть урагана счастья, который метался, запертый в его зрачках. Джису боялась, что этот ураган унесёт и её, словно Элли, и она никогда больше его не увидит. Думать об этом было невыносимо, и поэтому она целовала его, чувствовала, как податливо он отзывался на её страсть, как сам разгорался.

Это был тот поцелуй, которого она так долго ждала. Взрослый. Сносящий башню. Встряхивающий её внутренности и заставляющий желать большего. Ей не хватало воздуха, у неё плавились внутренности, но оторваться от него было выше её сил. И она, вцепивший одной рукой в его волосы, другой яростно держалась за ворот его пальто, и ей казалось, что она слышит и его сердце – мощное и восторженное. Сердце, которое никогда не затихнет. Её сердцу нужен был такой напарник. И ей, Джису, Чонгук тоже очень нужен.

– Я очень счастлива за вас, ребята, – голос Дженни, истеричный и высокий, чуть притушил ту исступлённую страсть, с которой они исследовали губы друг друга, – но что за реанимация? Онни, о чём он говорит?

Внутри у Джису всё перевернулось. Ни следа не осталось от страсти, под ворохом одежды она вдруг почувствовала, как тоненькой струйкой стекает по спине холодный пот.

– Блять, – прошептал Чонгук у неё над ухом, аккуратно пересадил её в кресло, быстро натянул на её безымянный палец кольцо, будто надеясь, что от гнева Дженни оно их защитит, – прости меня, я всё объясню, – заглянул ей в глаза. Он был встревожен, её жених, он искренне сожалел о том, что нарушил своё обещание хранить её секрет, но Джису не злилась. Она была рада, что он был с ней искренен, пусть и совсем неромантичен. В ней тоже романтики особо не наблюдалось, так что в этом они были друг на друга похожи. А Дженни всё равно рано или поздно надо было сказать.

– Дженни, – вздохнув поглубже, позвала сестру. Та перевела недоумённый взгляд с Чонгука на неё. Опять на Чонгука. Она держалась за Тэхёна, будто бы боялась упасть. И тот, до этого весёлый и очевидно наслаждающийся представлением, тоже выглядел обеспокоенно, недобро поглядывал на своего друга. – Я ложусь в больницу на операцию. Чтобы избавиться от болей.

– Каких болей? Когда они начались? Что за доктор? И почему ты мне не сказала? – Она споткнулась о последний вопрос, осеклась. – Почему ты мне не говорила? – Повторила чуть тише.

– Я не хотела тебя беспокоить, – Джису тоже понизила голос, обернулась к Чонгуку, – вы идите, мы попозже подойдём. – Тот понятливо кивнул.

Они с Тэхёном быстро зашли в ресторан, над сёстрами воцарилось молчание.

– Ты боялась меня беспокоить, – утвердительно продолжила оборвавшуюся мысль Дженни, – но почему? Разве мы не семья? Разве сейчас я беспокоюсь меньше? Почему ты не брала меня на обследования? И не дала поговорить с врачами? Онни, как же так?

Видя её растерянность, Джису впервые за долгое время почувствовала себя старшей. Дженни, пусть и стояла, не присела перед ней на колени, по старой своей привычки, всё равно казалась маленькой и испуганной.

– Отпусти меня, Дженни, – попросила Джису. Нет, не попросила. Она её умоляла. – Пожалуйста, давай станем теми, кем мы должны были быть всегда. Ты не моя мама, ты не обязана мне ничем. Мне жутко грустно, что из-за заботы обо мне ты столько упустила в жизни, но, – она выбросила вверх руку, останавливая поток разъяснений, готовый вырваться изо рта сестры, – я тебе за это благодарна. Именно поэтому, Дженни, именно из любви к тебе и из благодарности, я хочу, чтобы ты меня отпустила. Не потому что у меня появился Чонгук, дело не в нём. Хотя, – усмехнулась она, – и в нём, конечно, тоже. Просто я вдруг поняла, что даже в инвалидной коляске я всё ещё могу быть интересна миру. Могу быть ему полезна. Я хочу жить свободно, Дженни, но, когда мы вместе, когда мы так неразрывно связаны, это не придаёт нам сил, но разрушает нас. Ты так не думаешь?

– Нет, – глаза сестры, всего пару минут назад затянутые пьяной поволокой, светились праведным гневом, – я не понимаю тебя! Мы же всегда были рядом? Ты придавала мне сил, Онни! Ты никогда не была обузой, я только из-за тебя и выжила!