Она испугалась, что слишком сильно на него надавила. Набросилась. Опять провалилась в свои чувства. Только время вспять не вернуть. И Дженни ругала себя за несдержанность, за то, что такой чудесный день взяла, и своими словами глупыми, испортила. Естественно, он опешил. Главное, чтобы не подумал, что это она из-за того, что ей плохо было, заплакала. Нет, такие слёзы – чистые и несдерживаемые, только от счастья бывают. От такого счастья, с которым человек, привыкший жить в беде, может и не справиться.
– Дженни, – заговорил он, и она сжалась – и внутри, и внешне, обхватила себя руками, перевела взгляд с его лица на скомканное одеяло, – ты моё тоже. Я люблю тебя, – сказал он, а она вдруг осознала, как ощущаются тысячи стрел, одновременно воткнувшиеся в слабое человеческое тело. Она покачнулась, и вцепилась в единственную свою опору – его руку.
– Правда? – Спросила, совсем как ребёнок.
– Я люблю тебя, – ответил он, и она обрадовалась, что была нагой, потому что прильнуть к нему вот так – и телом, и душой своей, и всем, что душа эта вмещала в себя, будучи в одежде, не смогла бы просто.
Слёзы её, солёные и горячие, смачивали его кожу, тёплую и живую, и он успокаивал её и говорил, что больше никогда в жизни ей этих слов не скажет, если она продолжит так реагировать.
– Это от неожиданности, – попыталась оправдаться она, шмыгая носом.
– Разве ты не знала? – Он задал этот вопрос ей в волосы, продолжая всю её большими своими руками гладить, как лампу, исполняющую желания: усердно и бережно.
– Знала, – всхлипнула она, – но слова для меня всё равно много значат.
– Мне жаль, что я раньше не сказал, – вздохнул он.
– Нет, – Дженни активно замотала головой, стукнулась макушкой о его челюсть, Тэхён поморщился и засмеялся, а она, инстинктивно, не задумываясь, подула на раненое место, поцеловала его. – Не извиняйся. Я рада, что ты сказал это, почувствовав. Без принуждения. Для меня это важно.
– Для меня тоже, – прошептал он.
Они сидели так – прижавшись друг к другу, став одним каким-то странным существом, и не чувствовали ни холода, ни тепла, а только всепоглощающую нежность. И сердце – его большое и её – поменьше, и лёгкие – его могучие и прокуренные, и её – маленькие и здоровые, работали в унисон, будто один слаженный организм. Будто им и суждено было пройти все испытания жизненные ради этого момента единения.
Стук в дверь и нетерпеливый голос Чонгука, требующий выходить поскорее, разорвал магию, сотворившуюся в спальне, но не связь – оставшуюся с каждым из них. Связь эта была прочна, как кандалы, но не весила ничего, как красная нить судьбы. Странная связь. Разорвать такую просто не получится. Она навсегда с человеком остаётся.
Дженни несколько раз была в школьных поездках, и вдруг, в 22 года, снова ощутила себя ребёнком. Ребёнком и взрослой одновременно, потому что надо было организовать Чонгука и Тэхёна, которые вдруг принялись дурачится и выяснять на «камень-ножницы-бумага», кто поведёт первым, и устроили не три раунда, и не пять даже – как во всякой приличной и честной игре, а пошёл 12, и они никак не могли определиться, кто чего хочет.
– Я всё-таки получше вожу, – усмехаясь, в который раз повторял Тэхён.
– Напомни, сколько у тебя штрафов за превышение скорости? – Тут же парировал Чонгук.
– А мы за этот год вообще доберёмся до места назначения, если нас повезёт маленькая боязливая черепашка?
– Боже, успокойтесь, – Дженни, заполошная и встревоженно-радостная, протискивалась мимо парней, вставших в коридоре Сциллой и Харибдой, запихивала в сумки купальники, чтобы поплавать в бассейне или полежать в джакузи, переносные крепления для Джису, купленные Чонгуком и подсунутые ей невзначай, будто ничего не значимые вещички, в сотый раз проверяла их паспорта и таблетки, которые надо было принимать Тэхёну. – Вроде всё, – наконец-то выдохнула, в очередной раз прошествовала мимо парней, опустилась на пол, устало опёрлась головой о стену, – можем ехать.
И тут же все собрались, и возник в квартире маленький шторм, и Чонгук таскал Джису на руках из комнаты в комнату, проверяя, чтобы она ничего не забыла, сама Джису искала по гугл картам, куда им можно будет заехать перекусить по дороге, Тэхён складывал коляску, и только Дженни, словно сторонний наблюдатель, улыбалась растерянно и радовалась, что она всё это придумала.
Первым вёл Тэхён. Его и так постоянно клонило в сон, и они решили, что лучше будет использовать возбуждённое и бодрое его состояние сразу и по максимуму. Джису с Чонгуком шушукались о чём-то на заднем сиденье, а после дружно заснули. Её голова – у него на плече, и дыхание их переплелось и выровнялось, и стало – как одно.
Дженни сидела на переднем сиденье. Она разулась, подсунула под себя ноги, ткнулась лбом в холодное окно. Тихо играл её любимый Брамс – третья часть третьей симфонии. Музыка, больше подходящая осени, меланхоличная и нежная. Тэхён вёл осторожно, и она понимала, что надо бы развлечь его разговором, чтобы не заснул, что это долг человека, сидящего спереди – быть собеседником и ни в коем случае не засыпать. Спать ей и не хотелось, но в тишине, наполненной дыханием дорогих ей людей, шумом двигателя, музыкой и биением её собственного сердца, было столько красоты и спокойствия, что она не смела её нарушать.
– Дженни, – позвал её шёпотом Тэхён.
Она не ответила, кивнула только, обернулась на него. В свете билбордов лицо его стало мужественным и почти жестоким, словно у древнегреческой статуи. «Карающий бог», – подумалось ей. Мыслям своим, странным и нелепым, она улыбнулась.
– Дженни, – ещё раз повторил её имя, так же тихо. И оно разнеслось по небольшому салону, затопило её теплотой, обожгло щёки. Было в этом двукратном повторении её имени что-то интимное, предназначенное для спальни, для них двоих.
– Что? – Спросила таким же шёпотом, боясь спугнуть атмосферу, такую же мягкую и пугливую, как первый снег.
– Хотел сказать спасибо, – он вглядывался в дорогу, они подъезжали к окраине города, скоро должна была начаться трасса – пустая и холодная в этот поздний час.
– Ты уже сказал, – улыбнулась она.
– Не только за поездку. За всё. За то, что ты рядом со мной. За то, что любишь меня. Я хотел сказать спасибо за это. А ещё попросить, – он запнулся, и Дженни встревожилась, попыталась отыскать ответ на благородном его лице.
– О чём? – Произнесла одними губами.
– Продолжать любить меня, – твёрдость его голоса плохо соотносилась с просьбой этой, невинной и сумасшедшей, наивной до ужаса, совсем ему не подходящей. Дженни фыркнула. – Нет, рука Тэхёна легла на её колено, – не смейся, я серьёзно говорю, – он бросил на неё быстрый взгляд, и она действительно напряглась, столько тревоги было в холодных его глазах, отражающих истерично-жёлтые фонари встречных машин. – Продолжай любить меня, несмотря ни на что. Как ты обещала. Ты же сдержишь эту клятву? Не оставишь меня? – Он вновь посмотрел на неё, настороженно и с сомнением, будто бы она, Дженни, уже не отдала ему всю себя.
– Не оставлю, – ответила, потому что чувствовала, что нужна была ему серьёзность, – я не смогу просто, Тэхён. У меня без тебя вряд ли получится быть такой, как сейчас. Спокойной и счастливой, – улыбнулась, потянулась к нему, несмотря на больно врезавшийся в груди ремень безопасности, поцеловала в щёку, погладила по волосам.
– Я тоже, – прошептал он, тяжело сглатывая, – без тебя не смогу быть.
Дженни засмеялась радостно, и тут же прикрыла рот ладонью, оглянулась на заднее сиденье. Чонгук и Джису продолжали мирно спать, и она выдохнула, опустилась на своё место.
– Я довольна, – сказала, заговорщически, – я сегодня такая счастливая, что хочу расцеловать весь мир.
– Весь не надо, – слетела с Тэхёна серьёзность, и он тоже улыбнулся, – целуй только меня.
– Договорились, – Дженни снова потянулась к нему, оставила несколько следов красной помады на его щеках, тут же стёрла их пальцем.
И длилась дорога, расплывалось перед ними шоссе, расступалось, словно Тростниковое море перед Моисеем. Жутковато мелькали красным морды машин, которых они обгоняли, холодно слепили то голубым, то жёлтым, едущие по встречной полосе. Дженни в эти моменты прикрывала глаза и ловила в тоненькой щёлочке между ресницами и нижним веком крошечные всполохи, как от бенгальских огней. И они перебрасывались мягкими шутками и признаниями, журчала «Колыбельная» Брамса, и чувствовалось счастье. Не маленькое какое-нибудь, а огромное, но доброе и всеобъемлющее. Дженни смаргивала слёзы, нежданные и светлые, и улыбалась так, что болели щёки, и понимала, что таких моментов – и ещё лучше, во много раз лучше, у них с Тэхёном будет ещё великое множество. Это наполняло её силой.
