– Да, пиздец, – глаза Чонгука стали похожи на два больших блюдца, и Тэхён видел в них своё отражение. Взлохмаченный, хмурый, осунувшийся какой-то, изломанный, состоящий из теней.
– Пиздец, – повторил эхом, – и что с этим делать, неясно.
Чонгук допил своё пиво, потянулся за ещё одной банкой. Прежде чем открыть её, несколько секунд разглядывал, вырисовывал на жестяной крышке узоры, шкрябал её ногтем, и звук этот Тэхёна нервировал.
– Чел, я уже говорил тебе, – наконец поднял голову Чонгук, – тут не мои советы нужны и не твои глубокие изыскания внутрь собственного я. Тебе к психологу надо. Или психиатру, не знаю, кто там помощнее.
– Я и сам могу, – попытался было возмутиться Тэхён.
– Не можешь, – отрезал друг, – иначе не сидел бы тут сегодня побитой собакой, а спокойно бы жил и жизни этой радовался, потому что она у нас обоих, кажись, начала входить в колею. А ты и твоя башка дурная, слишком мозговитая, да всё не в тех местах, не можете наслаждаться, всё у вас не слава богу, всего недостаточно. Так и свихнуться недолго, а я не хочу возвращаться в твои шестнадцать. Сори нот сори, но ты был просто невыносим в то время, и твоя компания объёбаных дружков – тоже. Поэтому, чел, записывайся на приём и выбирай ближайшие даты, потому что, раз ты ко мне за душеспасительными советами пришёл, значит крах уже близко.
– Маме психолог не помог. И Джину тоже, – болезненно отозвался Тэхён. Он думал, это Чонгука заткнёт, и они свернут разговор, замнут его, потому что он уже жалел о том, что вообще его начал.
– Нихуя ты меня не собьёшь с мысли, чел, – неожиданно зло ответил Чонгук. – Брат твой может и вылечился бы, было бы у него больше времени. Мать успела на пару сеансов сходить. И это – не показатель. Моя мама тоже, знаешь ли, не образец здравого рассудка. Но ничего, вот уже десять лет каждую неделю ездит к своему психологу, и пока жива. И ты, Тэхён, чтобы ты себе не думал, тоже во многом благодаря психиатру в клинике поправился, ожил немножко, перестал быть похожим на живой труп.
– Да ничего он не сделал такого, – пробормотал Тэхён, но уверенности в его голосе поубавилось.
– Я могу узнать у мамы номер её психолога. Не парься, – заметил Чонгук возмущённое выражение лица друга, – не скажу, что для тебя. Наплету про то, что мне для проекта в универе эксперт нужен.
– Не думаю, что человек, помогающий женщине за пятьдесят – мой вариант, – с сомнением протянул Тэхён, и они рассмеялись от нелепости воображаемой картинки.
– Тогда найди другого. Только найди обязательно. Добазарились? – Чонгук первый поднялся на ноги, протянул Тэхёну ладонь, чтобы помочь подняться. Он мгновение смотрел на неё – на руку, которая всегда была рядом, всегда была готова перенять часть его веса на себя. Часть боли, как говорила Дженни.
– Добазарились, – с громким хлопком стукнул он по протянутой ладони, сжимая её в крепком рукопожатии.
– Вот и супер. А теперь пошли посмотрим, что там мама наготовила. По-моему, я чую запах мяска, – Чонгук принюхался, несколько раз глубоко затянул воздух носом.
– Ты когда-нибудь перестаёшь хотеть есть? – Засмеялся Тэхён, и разговор их закончился так, как могут заканчиваться очень тяжёлые беседы только у самых близких людей: уверенностью в том, что каждый из них будет думать о словах, сказанных друг другу ещё очень долго, но, чтобы не ворошить старые раны и не образовывать новые, они вернулись в привычную свою среду дружеских подколов, и было сделано это не специально, а по наитию, потому что они привыкли друг друга беречь.
Тэхён действительно быстро записался к специалисту. Облазив пол интернета, наткнулся на психолога – приятную молодую женщину, выглядящую опытной и не слишком серьёзной одновременно. Приём у неё стоил недёшево и запись была распланирована на несколько месяцев, это его обнадёжило. К счастью, у неё появилось окошко, и Квон Чиа согласилась принять его практически сразу.
Тэхён волновался. Вспоминался ему стерильный кабинет врача в лечебнице, с белыми стенами и несколькими дипломами, которые хозяин поместил в массивные чёрные рамки, и бумажки эти почему-то напоминали висельников, и Тэхёна пугали. Стул, на котором он сидел, тоже был неудобным и так скрипел, что проще было вообще не двигаться, чем пытаться улучшить своё положение.
Кабинет Чии был совсем иным. Офис располагался в большом здании в центре города, он состоял из огромных окон, в которых отражалось хмурое, серое небо. Однако, поднявшись на третий этаж пешком, Тэхён попал в уютное помещение, пёстрое и жизнерадостное, полное безделушек: вроде фарфоровых слонов, примостившихся на полке, или горы подушек в виде зверей, валяющихся на диване. Он сперва испугался, подумал, что случайно записался на приём к детскому психологу, однако улыбчивая девушка-администратор радостно его поприветствовала и сказала, что доктор Квон будет готова принять его через пять минут. Никаких опасений по поводу возраста Тэхёна она не выказала, поэтому он успокоился.
Чиа и в жизни оказалась приятным, комфортным человеком. Она не налетела на Тэхёна с наскоку, желая поскорее выведать причины, по которым он к ней пришёл. У них завязался лёгкий, ни к чему не обязывающий светский разговор о бесконечных пробках, но уже через десять минут Тэхён вдруг осознал, что рассказывает о том, как мама всегда цедила сквозь зубы: «Вот козлы», когда кто-то смел ей – шумахеру и гонщице – сигналить.
– Ваша мама волевая женщина, верно? – Улыбнувшись, спросила Юна.
– Была такой, – моментально напрягся он. Уже предвкушал, как она попросит прощения, как тут же спишет его приход к ней на эту потерю, и заранее разочаровался и потерял интерес к дальнейшему разговору.
– Вы говорили о ней в настоящем времени. Как давно Вашей мамы не стало? – Его психолог не выглядела смущённой, продолжала смотреть Тэхёну в глаза спокойно и без заискиваний.
– Уже шесть лет прошло.
– Долгий срок, – понимающе кивнула она. – Как она умерла? – Заметив, как напрягся Тэхён, как до этого расслабленно лежащие на столе руки его, напряглись, она уточнила. – Если Вы пока не готовы к этому разговоры, можем его отложить.
– Я же сюда пришёл зачем-то, – хохотнул Тэхён, и тут же, не давая женщине опомниться, продолжил, – мама повесилась после того, как моего среднего брата убили в какой-то подворотне. Ещё за пару лет до этого умер мой старший брат – спился, не выдержало сердце.
И в таком же тоне, отстранённо и чуть насмешливо, он рассказал Квон Чие свою историю. Когда говорил о семье, тон его голоса становился выше, и напрягались плечи, хмурились брови. Многочисленным своим девушкам он уделил больше времени – в мельчайших подробностях описал самые грязные свои опыты, совершённые, в основном, под действием алкоголя и мух. «Мух?», переспросила она. И Тэхён, до этого наблюдающий за её реакцией, ищущий повод, за что бы уцепится, в чём бы обвинить её, оторопел и дрогнул, а после, отпустил вожжи и признался: «Кажется, у меня галюны. Это я Вам так легко об этом рассказываю, но, иногда я думаю, что эти мухи меня убьют». Лицо её стало ещё более сосредоточенным. Тэхён отбросил всякое стеснение, осознав, что его внимательно слушают, что, может быть, эта собранная, улыбчивая женщина, действительно ему поможет. Он ругался на «блядских этих созданий» и жаловался на чувство одиночества. «Я постоянно хочу трахаться, понимаете?», – злостно втолковывал ей, параллельно отбивая ногой нервную дробь.
– И Дженни не хочется ранить, если она от меня откажется, я не переживу, – завершил свою исповедь, и рассмеялся от облегчения. Так ему стало хорошо наконец-то сбросить с души тяжеленный камень. Пусть не рассосался груз этот, а просто немного сместил локацию, упал на пол, всё ещё прикованный к его внутренностям цепями, но и этого было достаточно для колоссального чувства лёгкости, возникшего из ниоткуда. Тэхён последний раз такое во время прихода испытывал.
– Почему Вы думаете, что от Вас можно отказаться, Тэхён? – Обрубила его эйфорию женщина. Она обратилась к нему по имени, на лице её играла приятная, умиротворяющая улыбка.
