– Я тоже думаю о тебе, – хихикнула она, отзываясь на щекотку его дыхания, – но ещё в моей голове миллион вещей.
– Но я ведь самый важный? Там, в твоей голове? – Настойчиво, как дитя, требовал ответа Тэхён.
– Ты не только в моей голове, – голос Дженни стал серьёзнее, она кое-как повернулась в его руках, запрокинула голову, чтобы встретиться с ним взглядом, – ты в моём сердце и в моей душе. Разве этого мало? – Она дождалась отрицательного его жеста – неохотного поворота головы из стороны в сторону, улыбнулась, а после, не выдержав, фыркнула. – Честное слово, ты меня заразил своей слащавостью, это невыносимо, – ткнула его пальцем в живот, выражая своё недовольство, и вновь завозилась, заворочалась в его руках, в безуспешных попытках выбраться.
Тэхён отпустил её, уселся на стул. Наблюдать за Дженни ему тоже нравилось. И если раньше, в самом начале, когда не возникло у него ещё такой жуткой зависимости от неё, он просто наслаждался тем, как она красива, то со временем научился вбирать эти моменты в себя. Точно говорят, что бывших наркоманов не бывает. Раньше это выражение обижало его, как же, вот он, какой молодец, слез без единого рецидива, и вдруг оказалось, что нихуя он не слез, что просто менял зависимости одну за другой, потому что не в наркотиках было дело, а в его желании иметь в жизни что-то постоянное, доставляющее удовольствие.
Наркотики, секс без обязательств, теперь вот Дженни Ким. От неё единственной счастье было настоящим, не искусственным и не временным. И поэтому он не мог от неё отказаться. Отпустить Дженни значило навсегда закрыть для себя эту возможность: хоть моментами, хоть урывками, когда она обращала внимание на его существование, быть счастливым.
Тэхён сам себе был смешон, но он запутался и устал от бесконечных перепадов эмоций, от паршивых своих мыслей, от постоянной тревожности. Когда её не было рядом, он беспокоился о том, как она там, вдали от него. Когда она была с ним, не мог найти себе места из-за того, что скоро она его покинет, что ему надо бы стараться изо всех сил, насладиться ею, надышаться ею перед смертью. Он сходил с ума, и понимал это, но не мог ничего изменить, не мог никому рассказать даже, потому что собственные смешанные чувства били по самолюбию, заставляли усомниться в здравости рассудка.
– Тэхён, – позвала она, поставила перед ним тарелку с несколькими блинчиками, – с шоколадным соусом будешь? Или с брусничным?
– Давай шоколад, – безразлично отозвался он, потому что выбор соуса беспокоил его ещё меньше, чем смерть черепах в мировом океане, а Тэхён долгое время не мог найти тему, на которую ему было бы больше начхать, чем на долбанных черепах, дохнущих от пластика.
Она достала из холодильника шоколадный соус – появившийся в его квартире вместе с ней, как и многие другие вещи. Пространство оживало, когда в него вторгалась Дженни, и он обожал то, как изменилась его среда, его быт, с тех пор, как они стали жить вместе.
Дженни быстро, не задумываясь, нарисовала на его блинах смайлик, поставила бутылку на стол, чтобы Тэхён мог взять добавки, когда захочет, вернулась к плите. Никто после смерти Джина не делал для него такого. Не украшал его еду. Не заботился о нём.
Он замер, опустив голову над тарелкой, потратил несколько мгновений на то, чтобы совладать с собственным голосом, вдруг ему отказавшим. Он думал о том, как много она изменила не только вокруг него, но и внутри, как много стала для него значить. Тэхён никогда не строил из себя хорошего человека, но ради неё, ради того, чтобы продолжать с ней оставаться, он хотел попробовать. Он хотел стать тем, кому она до смерти будет рисовать смайлики на еде, кого будет целовать перед сном, на кого будет надеяться в трудные жизненные периоды. И внутреннее это решение, возникшее внезапно и спонтанно, придало Тэхёну сил.
Он жил с этой мыслью несколько дней. Дженни постоянно спрашивала, что его тревожило, но он не хотел обсуждать с ней эти переживания, и отшучивался, отмахивался от расспросов, объясняя состояние своё тем, что она не проводит с ним достаточно времени. «Вот экзамены закончатся, и я буду рядом», – обещала она, и убегала от него зубрить очередные понятия или работать в дополнительную смену, чтобы скопить побольше.
Тэхён не мог делиться своими мыслями с Дженни, но его разрывало, он нуждался во внешнем одобрении собственных решений, и поэтому дождался момента, когда Чонгук вернулся в родительский дом на пару ночей, чтобы побыть с мамой, вновь впавшей в тоску. «Я по ней тоже соскучился», – объяснил он другу своё желание наведаться к его семье тоже. Тот ничего не заподозрил, дом семьи Чон уже давно стал и домом Тэхёна тоже.
Госпожа Чон встретила их радушно, тут же принялась за готовку их любимых блюд, отправив парней отдыхать. «От чего отдыхать, мам?», – закатывая глаза спросил Чонгук, но Тэхёну это было только в радость. Застать лучшего друга без его девушки в последнее время стало просто невозможно, поэтому он был рад любой возможности побыть с ним наедине.
Он захватил несколько банок пива из холодильника, специально припасённых для таких случаев, потому что родители Чонгука пили только вино, потащил друга на второй этаж, в его комнату. Тот удивлённо приподнял бровь, указал подбородком на пиво: «В три часа дня, серьёзно?». Тэхён проигнорировал этот вопрос, плюхнулся на кровать, быстро, не обращая внимания на брызнувшую пену, осушил первую банку в несколько больших глотков. Отбросил её на тумбу и тут же взялся за следующую.
– Спокойнее, чел, – попросил Чонгук, по-турецки усаживаясь на пол, открывая своё пиво.
Тэхён сполз на мягкий ковёр тоже, вытянул одну ногу, вторую прижал к груди. Он некоторое время разглядывал стену, стараясь не замечать настороженного взгляда друга. Вдруг подумал о том, каким нелепым наверняка выглядел, каким странным казался. Вроде и просто всё: перестать трахать других девчонок и забудь об этом, живи счастливо со своей девушкой, а он – не мог. После её обезоруживающей честности не мог так с ней поступить, не мог с собой совладать.
Чонгук вздохнул, глубоко, со свистом выпуская воздух через рот.
– Выкладывай, – нарушил привычное и спокойное их молчание.
– Кажется, со мной что-то не так, – Тэхён не скрывался за привычным своим образом шута и весельчака, говорил серьёзно. Он много раз прокручивал в голове этот разговор, и всё равно не смог найти нужных слов, поэтому приходилось импровизировать и выкручиваться на месте. – Помнишь, ты говорил, что я как Стейси Мартин? Как Джо?
– Ты опять хочешь похвастаться своими сексуальными подвигами? – Чонгук отшатнулся, так неприятна ему была подобная перспектива. – Пожалуйста, не надо. Я не смогу смотреть Джису в глаза после этого, она и так тебя недолюбливает. Не впутывай меня в ваши отношения, потому что я не хочу проблем со своими! – Он поднял обе руки вверх, сдаваясь, и пиво выплеснулось из банки, зажатой в правой ладони, тяжёлыми каплями упало на ковёр, но ни один из них не обратил на это внимания.
– Не хочу я хвастаться, – раздражённо ответил Тэхён, – да и нечем мне. Наоборот. Я, типо, – он замялся, так неловко и некомфортно было говорить о таких вещах вслух, – решил перестать так делать. И уже пару недель держусь.
– Ты говоришь так, словно это требует от тебя невероятных усилий, – усмехнулся Чонгук, а после, заметив отчаянную гримасу на лице друга, себя оборвал, – или требует?
– Я не знаю, как по другому, – произнёс шёпотом, чтобы не показывать, как осип голос, – справляться со всем.
– С чем справляться? – Чонгук непонимающе поморщился.
Говорить про мух было бы совсем нелепо, Тэхён и сам понимал, насколько ненормальны жуткие его галлюцинации, не хотел пугать друга, не хотел признаваться в слабости. Но объяснение было необходимо, и он постарался подобрать слова.
– С воспоминаниями. С картинами из прошлого. С моей тягой… Даже не знаю, к чему конкретно. Наверное, это генетика, и я по стопам Джина пошёл. Не могу не быть зависимым. А секс – это просто. И разрядку получаешь всегда, чтобы ни случилось. Легче становится, пиздец насколько. Только я недавно понял, что моё легче, – он недобро улыбнулся, – это полнейшая наёбка. Это хилая ширма, чтобы не думать и не разбираться со всем дерьмом. Вот так, – закруглился неловко, потому что и так выболтал больше, чем собирался.
