Вот и ответ. Дженни хотела сохранить себя. Хотела быть с ним честной. В кои то веки не юлить, не обманывать и не манерничать. А рассказать всю правду. Сделать себе харакири прямо перед ним. Аккуратно вонзить лезвие в живот, и одним резким движением провести его до груди, так, чтобы все внутренности вывались на колени. Так, чтобы было видно, из чего она состоит. Чтобы было понятно, чего ей её честность будет стоить.

Дженни нажала на звонок. Резкий, неприятный звук, ударил по ушам, и она вздрогнула. Подождала несколько секунд, ещё раз коротко позвонила.

За дверью послышались шаги, и в горле у неё пересохло, и ноги сами, против её воли, сделали маленький шаг назад. Не чтобы сбежать, нет. Чтобы увеличить расстояние между ними, чтобы не сразу вваливаться в его пространство – родное и знакомое, а дать себе передышку. И ему тоже. Ему она ещё больше пригодится, он явно видеть её не хотел.

– Ты что, ключи забыл? – Тэхён распахнул перед ней дверь, и глаза его, наткнувшись не на Чонгука, а на Дженни, дрожащую от холода, красную от мороза и смущения, удивлённо расширились. – Ты почему тут? – Спросил растерянно.

– Можно пройти? – Дженни не хотела говорить вот так, на проходе, а ещё, она, только увидев его, поняла, как замёрзла. Будто бы Тэхён – её тёплая зона, и конечности, почувствовав наконец себя в безопасности, начали приходить в норму, заболели, задрожали пуще прежнего.

Он ничего не ответил, только посторонился, пропуская её внутрь, и она, протиснувшись мимо него, утонула на мгновение в запахах и ощущениях, знакомых до боли, и одёрнула себя, надавала мысленных пощёчин за то, как захотелось уткнуться ему в грудь лицом, обхватить его руками и обнять так крепко, чтобы тела их почти превратились в одно.

Тэхён захлопнул дверь, подождал, пока она скинет туфли и пальто. Дженни успела сделать два шага вглубь квартиры, но он дёрнул её за плечо. От ощущения его руки на своей коже, пусть и через ткань платья, она замерла и зарделась, словно невинная девица из средневековья.

– Надень, – буркнул он и бросил ей под ноги тапки.

Дженни посмотрела на свои босые ноги, на тапки, и сама вцепилась в его руку, чтобы удержать равновесие, быстро обулась.

– Спасибо, – сказала тихо.

Тэхён промолчал. Она убрала свою ладонь с его руки, получилось неловко и глупо, но Дженни не жалела. Она перестала робеть, внушила себе, что перед ней – её человек. Её. Она его выучила, она его полюбила, и нечего теперь строить из себя непонятно кого. Ей нет смысла перед ним стесняться, потому что она пришла душу обнажать, какое уж тут дело до её странных поступков.

Тэхён первый двинулся с места и Дженни последовала за ним. Она мельком осмотрела квартиру. Жилище Чонгука было куда более персонализировано, чем у Тэхёна. Украшали одну стену в прихожей DVD диски, создавая радугу из света лампочки, тут и там были развешаны постеры незнакомых Дженни групп. Особое место занимал уголок, посвящённый Нирване. Она подумала, что сестра с ума бы сошла от восторга, увидев столько мерча.

Тэхён завёл её на кухню – небольшую, но уютную, полную дерева и мягких кресел, которые в произвольном порядке расположились вокруг круглого стола, вместо стульев. Он включил электрический чайник, хозяйским жестом достал с полки коробку с пакетированным чаем. Поставил на стол две кружки ярко красного цвета, тоже с эмблемами какой-то группы, в обе кинул по пакетику.

– Ты не кофе будешь? – Спросила Дженни расслабленно, словно не было в их совместных вечерах перерыва в несколько недель.

– Вредно на ночь, – ответил он.

Они молчали, пока взволнованно булькал чайник. Тэхён изучал деревянную столешницу, а Дженни – его. Впилась глазами, будто пиявка, и не выпускала его из поля зрения, разглядывала его лицо, морщинку на переносице, ранку от бритвы на подбородке, трепетание ресниц. Следила, как напрягались вены на его руках, когда он наливал воду, как тонкие, музыкальные его пальцы, обхватили ручку, подвинули одну из кружек к ней. Всматривалась в то, как несколько раз дёрнулся его кадык, когда он тяжело сглатывал, явно не зная, с чего стоит начать разговор.

Дженни пришла не для того, чтобы его мучить. Она обхватила ладонями горячую кружку, блаженно вздохнула. Он поднял на неё взгляд, и она увидела там, в глубине расширенных его зрачков, поглотивших почти всё пространство, испуг. Боже мой, как она могла допустить, чтобы он боялся разговора с ней. Неужели её внимание так ему претит?

– Ты, наверное, хочешь спросить, зачем я пришла? – Первая нарушила молчание, только бы не вариться больше в собственных переживаниях, не загонять себя ещё глубже.

Он не ответил, просто приподнял бровь, показывая, что она угадала верно. Это было несложно, но Дженни хотелось слышать его голос. Хотелось взять от этого вечера всё.

– Если ты не хочешь со мной разговаривать, – сказала, стараясь вложить в слова всё своё отчаяние, – то просто выслушай.

Испуг пропал из его глаз, осталась только слабая заинтересованность. Дженни сделала маленький глоток, давая себе время собраться с мыслями, с громким стуком вернула кружку на стол. Таким громким, что сама испугалась, вздрогнула, а губы Тэхёна дёрнулись, желая растянуться в улыбке. Она уже смирилась с тем, что не быть ей в этот день крутой и сильной, и поэтому улыбкой этой насладилась, забрала её себе.

– В первую очередь, я хотела попросить прощения, – ладони её легли одна на одну, пальцы бессознательно начали царапать, раздирать тонкую кожу, – мне бесконечно жаль, правда. Я знаю, что воровству нет никаких оправданий и знаю, что не имею права просить тебя о снисхождении, – она осознала, что всё это время разглядывала собственные руки, не смотрела на него, резко подняла голову, столкнулась с внимательным взглядом, – но я всё равно прошу. Это бесстыдно и бессовестно, но я потеряла и стыд, и совесть уже давно, – вздёрнула подбородок, придавая силы своим словам, – поэтому я прошу тебя. Прошу тебя, прости меня. Ты был во многом прав. Когда сказал, что я шлюха, был прав тоже, – она силой выталкивала из себя эти слова. Она впервые собиралась признать то, что сделала.

– Нет, – Тэхён оборвал её, голос его был строг, – не стоит на себя навешивать всё, что я наговорил в порыве злости. Я тоже был не прав, – он не просил прощения, он признавал свою неправоту, только Дженни от этого было ещё сложнее, ещё невыносимее.

Но она решилась. Она сделала этот выбор уже давно, наверное, в тот самый момент, когда поняла, что в Тэхёна влюбилась. Она не жалела, что так долго тянула с признанием. Конечно, если бы сразу всё раскрыла, было бы легче. Как отодрать пластырь: быстро и резко, зато почти без боли. А она мусолила его, пыталась приладить, хотя пластырь этот давно уже стал бесполезен, заносил инфекции и ни капли не защищал. Дженни не жалела.

– Я расскажу тебе, – сказала она, – почему так с тобой поступила.

И она призналась ему. Ровным, спокойным голосом рассказала про то, как бежала, теряя тапки, за отцом. Как бегала по улицам и звала его, и умоляла вернуться, и её продолжать любить, а он всё не приходил, и не появился до сих пор. В полиции его признали без вести пропавшим, а Дженни посоветовали смириться с тем, что она его больше никогда не увидит. Загинул отец, сказали, пока нелегалом пытался через границу пробраться, сбегая от кредиторов. Может и получилось у него, да только такие обратно не возвращаются. Дженни о своём расследовании Джису не говорила. Не зачем той было знать.

Она рассказала ему о старшекласснике, чьего имени не помнила, и у Тэхёна сжимались кулаки, вены ходили ходуном, но он не перебивал её и не останавливал. Она рассказала о семье Сынчоля, благодаря которой Дженни вообще смогла позволить себе университет. С горькой улыбкой поведала о том, что их отношения на расстоянии и месяца не продержались, и перед ней не объяснились и не извинились, он просто пропал с радаров. «Недавно видела его в инстаграме. У него девушка и собака. Как я когда-то мечтала», – призналась Дженни. Она дошла до той части биографии, где в жизнь её вошли клубы и Пак Хисын, и голос впервые подвёл её. Она засипела, откашлялась, сделала несколько глотков.