Это был её первый поцелуй, и Джису задохнулась сперва от значимости момента, а Чонгук этот её восторженный вздох поймал, улыбнулся прямо ей в губы, поцелуй углубил. Он изучал её рот так внимательно и тщательно, будто надеялся отыскать там клад, и Джису старалась не отставать, старалась ему соответствовать. Её руки забрались ему под ворот. Чонгуку явно было неудобно стоять вот так, изогнувшись, но он не подавал вида, он гладил Джису по щекам и по шее, и пальцы его летали по её коже, оставляя за собой ворох мурашек.
– Я влюбилась в тебя с концами, – сказала Джису, когда он от неё оторвался, но остался в том же положении, заглядывая ей в глаза, опираясь одной рукой о спинку коляски, чтобы не упасть, а другой мягко поглаживая её лицо.
– Хорошо, – ответил он, – мы придумаем, что с этим делать.
Комментарий к XXIV.
Я вас утомила уже, наверное, своими постоянными включениями, но, чувствуя, что скоро нам придётся расстаться с этой историей, чувствуя приближающийся конец, я очень хочу рассказать вам как можно больше и услышать от вас всё, что вы хотите сказать. Не переживайте, последняя глава выйдет, скорее всего, к Новому году, так что у нас с вами ещё целый месяц впереди, и всё-таки мне заранее грустно расставаться с этой работой. Поэтому я прихожу в комментарии и болтаю всякую ерунду, вот так.
Если честно, эта глава, наверное, больше похожа на отдельный рассказ. Когда я начинала писать “Право голодных” (кстати, до этого было ещё два названия, обязательно расскажу вам о них в конце), хотела сфокусироваться только на Дженни и на Тэхёне, только на их истории. Однако личности Джису и Чонгука оказались мне так близки, так близки друг другу, что я просто не смела сопротивляться. Мне было безумно интересно читать ваши предположения о том, как у них всё будет и будет ли. Но я не представляю, чтобы получилось иначе. Они - вот такие. Все мои герои поломанные, но продолжают жить. В этом их главная сила, наверное. Надеюсь, вы тоже её чувствуете.
Хочется верить, что эта работа делает ваши дни чуточку лучше. Мне и самой малости будет достаточно.
Спасибо за то, что читаете и комментируете! Вы делаете меня счастливой.
========== XXV. ==========
Дженни сидела над своим блокнотом, и не могла написать ни строчки. Она злилась, потому что ведение дневника стало единственной её отдушиной, помогало не жечь себя и не калечить, а цивилизованным способом раскладывать свои эмоции по полочкам, худо-бедно с ними справляться. Слова не шли к ней. Ничего не получалось в этот день, хотя она вымыла всю квартиру, созвонилась с несколькими возможными арендодателями, доделала все задания по учёбе, полазила на сайтах по поиску работы и приготовила ужин.
Джису вернулась полчаса назад, о чём-то долго шушукалась с Чонгуком в прихожей, а после, счастливая и торжественная, несколько раз проехалась по кухне, где Дженни мученически пыталась собрать мысли в кучу, явно надеясь, что сестра спросит, что с ней случилось.
Дженни не было нужды спрашивать. И так понятно всё было по алым щекам, искусанным, припухшим больше обычного губам, по пьяному блеску глаз. Ясно, что у них с Чонгуком что-то начало складываться, но у Дженни даже на волнение за будущее этих отношений сил не осталось, и она сестру бессовестно проигнорировала.
Джису уехала в комнату, обиженно фыркнув, а Дженни так и осталась сидеть, поджав по себя одну ногу, другую, раскачивая в воздухе. Пора было собираться в клуб, но ей не хотелось. Казалось, ещё более гадким ехать туда вновь, после вчерашней ссоры, после того, как Тэхён ушёл из собственного дома. Она была себе противна, но у Дженни не было другого выбора. Не открылось перед ней после этой ссоры никаких радужных перспектив, не свалилось на неё наследство и все проблемы её остались нерешёнными. Это только в романтичных фильмах у Золушки обязательно оказывалась фея крёстная, а красотку спасал Ричард Гир. В её жизни на такое надеяться не приходилось, Дженни вынуждена была со всем справляться сама.
«Блядские деньги», – написала она маленькими буквами в углу страницы и с раздражением закрыла блокнот. Не было времени с собой нежничать, пора было краситься и крутить волосы в большие локоны, которые к утру превратятся в сосульки, но всё равно так надо, потому что красота, пусть и недолговечная, ценилась в клубе куда больше удобства.
Дни шли. Она видела Тэхёна в университете, но они не разговаривали и не смотрели друг на друга. Точнее, Дженни пялилась на него постоянно, он же всеми силами её взгляда избегал. Вновь пересел на задние парты к своим друзьям, а она в столовую ходить перестала, чтобы не сталкиваться с искушениями, не делать ситуацию ещё более неловкой.
Она не понимала, как должна разрешиться эта ситуация. Нашла неплохой вариант для съёма квартиры, и даже встретилась с хозяином, чтобы подписать договор, только он заявил, что необходимо дождаться конца месяца, пока предыдущие арендодатели не съедут. Дженни сказала, что подумает, договорилась о дополнительных сменах в клубе, и нацепила на себя новую личину – безразличия и тотального контроля. Это была ситуация, больше подходящая для ситкомов, а не для её трагичной реальности, но пришлось мириться с тем, что, пока её парень – а может уже и не парень, они этот вопрос не обсудили – жил в квартире своего друга, они с сестрой оккупировали его собственную. Да и друг этот, надо сказать, тоже почти у них поселился. Чонгук и Джису прилипли друг другу, словно палочки твикс, и раздражали Дженни до зубовного скрежета своим нежным друг к другу отношением. Она была счастлива за сестру, безусловно, но ещё она завидовала, она хотела вернуться во времена, когда у них с Тэхёном было также.
Только это был самообман. Дженни прекрасно понимала, что никогда у них так не было. Над ними всегда висело её враньё и вина, и знания об этом Тэхёна. Они никогда не были честны друг с другом. Никогда. И это мучило её и угнетало, и Дженни не могла набраться сил, чтобы подойти к нему и решить этот вопрос. Она боялась, что Тэхён устанет от её наглости, боялась, что окончательно расстанется с ней, порвёт, и ничего уже нельзя будет исправить, боялась, что он будет смотреть на неё с презрением, и тогда у Дженни точно кончатся все силы и она сдастся и откажется от борьбы.
И поэтому она лишь бросала на него печальные, ждущие взгляды, и не смела с ним говорить и ему писать. Вокруг Тэхёна было много девушек, и он со всеми шутил, никого не обделял вниманием, а Дженни ревновала жутко и не могла понять, как раньше могла настолько спокойно к его неверности относится. Хотя было ли это неверностью, если они ни о чём не договаривались?
Всё упиралось в разговоры и в человеческое неумение честно рассказать о своих чувствах и о своих бедах. Она за это на себя злилась. Она множество раз собиралась подойти к нему и прямо при всех сказать, что она не лгала. В одном она всегда была честна. Когда говорила, что любит его, Дженни даже немного преуменьшала. Она любила его как безумная. Она его обожала. Он стал её идолом, и она приходила к своему капищу, склоняла над ним голову и молила, молила, молила о снисхождении. Она была честна.
Она помнила о своей клятве. Она помнила, как пообещала любить его всем своим существом, каждой костью и каждой мышцей, глазами, ушами и губами. Она обещала любить его так, будто он её гневливый бог и её верный раб. Любить его так, будто он противоядие от всех её горестей, её счастье и её защита. Она своё обещание сдерживала. Она была предана ему бесконечно и целостно, она жалела его и боготворила, она испытывала рядом с ним счастье и надеялась, что и он тоже хоть немного, хоть десятую часть этих чувств от неё перенимал. Ей кроме надежды ничего не оставалось.
На очередной совместной паре он опоздал, и ввалился в аудиторию сильно помятый и хмурый, и в руках его была неизменная бутылка с минералкой. Дженни вспомнила те времена, когда она его ещё не знала и не любила, когда она была совсем другой – холодной и живущей едва ли на четверть, отрекшейся от себя и от счастья. Рядом с ним, несмотря на все свои долги, она оттаяла и ожила. Поэтому, наверное, так больно было его лишиться.
