– Сейчас, я быстро, – Дженни вскочила, но Тэхён остановил её, усадил обратно.

– Мы гостей не ждали, но, так уж и быть, только благодаря моей колоссальной доброте, – он протянул это слово – колоссальной, намекая на то, каких усилий ему стоило не выкинуть друга за порог, – я позволю тебе остаться.

– Ко мне в гости завалилась мама, я не выдержал её страстных уверений в том, что мне пора искать жену, и сбежал, можно хоть каплю сострадания? – Он совсем не выглядел человеком, которому требовалась жалость, в два куска проглатывал пончики, пожирал их один за другим, и Дженни быстро отхватила себе ещё один, шоколадный, чтобы не остаться голодной.

– Я так понимаю, ты жалуешься на свою любящую мать трём людям, у которых её нет, верно? – Голос Джису разрубил дружелюбную атмосферу, словно топор, со всей силы опустившийся на хрупкое стекло.

– Джису! – Одёрнула её Дженни, ещё не до конца осознавая, что произошло.

Чонгук захохотал первый, громко и искренне, похлопывая вымазанными в пудре пальцами себя по коленям, оставляя на чёрных штанинах белые следы. И Джису подхватила его смех, и даже закатила глаза, так была довольна собственной остротой.

Дженни и Тэхён переглянулись. Она чувствовала дискомфорт из-за того, что рассказала о его потерях сестре. Он, конечно, не говорил, что это тайна, но было что-то неловкое в том, как она обсуждала его жизнь с кем-то другим.

Дженни наблюдала за тем, как Тэхён, используя свою любимую хамелеоновскую тактику, подстраивается, как растягиваются его губы, и вот, уже спустя секунду, невозможно не поверить в то, что улыбка, так подходящая его губам, не искренняя, а вынужденная.

– И правда, стоило мне последить за языком, – Чонгук, наконец, успокоился, восхищённо уставился на Джису, – спасибо, что отрезвила.

– Всегда пожалуйста, – она кивнула ему, словно королева своему стражнику, – на будущее, учти, в нашей компании также нельзя разговаривать про отцов, сломанные мечты и марафоны, – взглядом указала она на свои ноги.

– Как с вами тяжело, но интересно, – поддержал её чёрную шутку Чонгук, – я буду очень стараться не быть слишком счастливым, чтобы вам не стало неприятно.

Джису снова засмеялась, радостно и звонко.

Дженни знала, что ей не хватало общения, но только в тот момент поняла, насколько сильно. Сестра всегда была с ней осторожна, хотя авария сделала из неё циника. Из девушки, отдающей всю себя танцам, обожающей мальчишек и мечтающей о высоких каблуках, Джису превратилась в художницу мрачных полотен, любительницу кровавых ужастиков и грязного рэпа. Она пару раз пыталась в таком же стиле общаться с Дженни, но та, привыкшая выбирать самый нежный тон для травмированной психики сестры, так и не смогла привыкнуть к новой её личности. Ей было больно от её шуток, она слишком близко к сердцу воспринимала подколы и уничижительные замечания, а ещё совсем не умела прятать от Джису свои настоящие чувства, поэтому та сдалась, и с сестрой оставалась нежной и спокойной. И только по её картинам – мрачным и тревожным, Дженни догадывалась, какая на самом деле Ким Джису. Холодная и уверенная. Сильная. Совсем не такая, какой была раньше.

Эти двое нашли общий язык так быстро, что совсем перестали обращать на Тэхёна и Дженни внимание.

– Твоя сестра куда более социализирована, чем ты, – прошептал он ей на ухо, хотя мог бы и кричать, так парочка напротив была увлечена обсуждением преимущества хорроров категории Б из поздних 90-ых перед современными триллерами.

– Она много общается в интернете, – отозвалась Дженни, впитывая в себя расслабленное и удовлетворённое лицо сестры, когда она вот так непринуждённо с кем-то болтала.

– Не надо делать этого, – снова прошептал Тэхён ей в самое ухо.

– Чего? – Дженни поёжилась от щекотки.

– Не начинай вновь винить себя, – слова, окатившие её ледяной водой. Она посмотрела на него испуганно. Как мог он так точно понять, что она почувствовала? Как мог заметить, что чувство вины уже поднесло свои лапки к её сознанию? Она, Дженни, могла и почаще вывозить сестру на улицу. Могла понастойчивее предлагать присоединиться к каким-нибудь клубам. Могла получше скрывать свою радость от того, что Джису вроде бы не против проводить дома большую часть времени. Вроде бы – ключевое слово. Сестра явно была куда лучшей актрисой, чем Дженни. – Ты делала всё, что в твоих силах, – в противовес злым её мыслям продолжал тихо внушать Тэхён, – и ты отлично справлялась.

Дженни приложила все силы к тому, чтобы не разрыдаться прямо там, за столом, который почему-то хотелось называть праздничным, так за ним было тепло и хорошо.

========== XXII. ==========

01.11

Я постоянно чувствую себя ещё большей воровкой, чем являюсь на самом деле. Внутри меня столько чувств, что я могу разорваться в любой момент. От горя или от любви, не знаю. Ничего не знаю.

Всё кажется, что надо мной кто-то смеётся. Слышатся хлопки зрителей, голос ведущего, он шутит о чём-то, и только я не понимаю, что происходит. Верю, что всё взаправду. Шоу Трумана, не иначе.

Я не заслужила такого счастья. Не заслужила этих дней, когда мы вместе завтракаем, когда вместе едем в универ, а после он возит меня смотреть квартиры. Они все жуткие и дорогие, я не хочу там жить. И Джису тоже не захочет.

Тэхён говорит, что мы у него можем сколько угодно оставаться. Что он не против, что ему с нами веселее и приятнее. Он даже заикнулся как-то, что, если нас с Джису смущает, может съехать к отцу или друзьям. Так мы себя, мол, комфортнее чувствовать будем. Я тогда чуть не разрыдалась от того, какой он хороший, и как я перед ним виновата. Как много во мне этой паршивости – вины.

Я с ним постоянно смеюсь, но внутри меня творится ужас. Всё время как на иголках, всё время в напряжении. Мне начали сниться кошмары. Я просыпаюсь в них, а Тэхён обо всём узнал и выставил нас на улицу. Он так не сделает, я знаю. В нём слишком много доброты и благородства. И от этого мне стыдно.

Хочется признаться. Хочется рассказать ему всё, покаяться, что ли.

Я готова и к его ненависти, и к его презрению. Я не жду, что он меня простит. Хотя, зачем перед самой собой скрываться. Я об этом мечтаю. Чтобы он понял меня и простил. Чтобы это ничего не изменило.

Только так не получится. Если он простит, значит, будет жалеть меня, значит не любовь это будет никакая. Нельзя его так к себе привязывать-приковывать, втягивать в свою жизнь и своё горе. Нельзя.

Я хочу, чтобы он был счастлив.

Но меня ломает и корёжит от секретов, от того, что я с ним не честна.

Я принимаю его помощь. Принимаю его друзей. Чонгук с Джису, кажется, подружился, он каждый день приходит и даже гулять с ней ходил. Я сперва боялась, но Тэхён меня успокоил. И Джису такая довольная! Нельзя её было запирать. Нельзя. Ей нужна жизнь, ей необходимо общаться. Она сама расцветает, когда вместе с Чонгуком.

Думаю, он ей нравится, и это тоже неправильно, этого нам тоже нельзя. Потому что Чонгук исчезнет, когда исчезнет Тэхён. А мне всё кажется, что это произойдёт совсем скоро. Я предчувствую. Предчувствую, что совсем скоро всё раскроется, хотя это, конечно, глупости. Только мне всё равно страшно.

А что, если Джису по-настоящему влюбится? Не знаю уж, от того ли это, что Чонгук – первый парень, с которым она может нормально общаться, или и правда он в её вкусе, только мне всё это не нравится. Ей тоже будет больно.

Чонгуку, вон, родители невесту подыскивают. А моя Джису? Что я могу ей дать? Ничего. Ни ей, ни себе. Никому.

Человек я бесполезный, кажется, будто только боль и способна вокруг себя концентрировать. А сама, хитрая, наслаждаюсь. Счастьем наслаждаюсь. Любовью.

Сегодня возвращаюсь в клуб. Не хочу туда идти. Но деньги на залог и на аренду надо искать где-то. И так на это придётся все сбережения мои жалкие отдать, что Тэхёну возвращать собиралась.

Сейчас там будет ещё хуже, чем раньше. Ещё гаже.

Я предательница, будто бы. Как возвращаться к нему в кровать, после того, как была там?