– Тшш, – Дженни приложила палец к губам, сделала вид, что расстроилась из-за того, что он выдал этот секрет.

– Значит парня мы ставим выше сестры, всё понятно, так и запишем, – Джису была несерьёзна, она смеялась и подкалывала их, но Дженни всё равно стало грустно.

Не объяснять же им, уже переключившимся на обсуждение нового трека какого-то рэпера, что она попсой сыта и в клубе, что не хочется ей ещё и дома терпеть то, как бьют по ушам биты. И Джису можно попросить выключить, а с Тэхёном она не так свободна. Она же видела, как ему нравится, когда орут что-то непонятное из динамиков, и от того, как ему хорошо, ей и самой становилось лучше. Сестре же не принципиально. Она и в наушниках может слушать, это другое дело. С ней можно быть честнее. Пусть не объясняя причин, но указывать на какие-то триггеры, и Джису, пусть злилась иногда, но Дженни никогда не отказывала. Помнила, наверное, про плейр, с закачанной туда классикой, который мама Дженни отдавала, когда хотела повеселиться с очередным своим гостем.

Мама тоже не была музыкантом, просто ей нравилось строить из себя романтичную особу, и классическая музыка казалась ей отличным способом повысить собственную значимость в глазах невидимой общественности. А Дженни правда привыкла и полюбила её, и научилась чувствовать отличия пятой симфонии Чайковского и Бетховена не только на слух, но и внутренним ощущением. Ей правда было хорошо с бессловесными инструментами, с переливами мелодий, звучащими в этом мире уже сотни лет. Она будто бы была под защитой от исчезновения, когда прикасалась к такому искусству. Казалось, что, если она, такая маленькая и незначительная, хотя бы на пару минут ощутит всё величие Листа или Дебюсси, то сможет оставить незримый свой след хотя бы своим искренним восхищением.

Она наблюдала за Тэхёном и Джису, и ей было хорошо. Они ели привезённые за полчаса пончики, и Тэхён пододвигал сестре коробку, чтобы не приходилось тянуться, и подливал чай, и подсыпал сахар. Он был так заботлив, будто уже имел опыт ухода за человеком с ограниченными возможностями, и Дженни думала, что не заслужила, наверное, такого счастья, но была ему благодарна.

Вспоминалась известная поговорка: «Всё, что ни делается, всё к лучшему», и, если раньше она против её смысла протестовала, потому что каждое неожиданное изменение в жизни делало эту самую жизнь только хуже, то сейчас неожиданно осознала весь её смысл. Если бы их не выселили, разве могла она представить, что её сестра и парень будут так по-семейному обсуждать какие-то обыденные вещи, и она, Дженни, будет так расслаблена и спокойна?

Не могла.

Стук в дверь прервал её благостные мысли.

–Ты кого-то ждёшь? – По озадаченному лицу Тэхёна можно было догадаться, что гостей он не звал.

– Пойду посмотрю, кто там, – он вновь мимоходом погладил Дженни по голове, быстро встал из-за стола.

Дженни взглянула на сестру. Пропала у неё вся настороженность и зажатость, она откинулась на спинку кресла, облизывала с пальцев шоколадную глазурь.

– Клёвый у тебя парень, – Джису почувствовала, что от неё хотят услышать, – я понимаю, почему ты его выбрала.

Конечно, она не знала, что изначально Дженни выбрала Тэхёна из-за его денег и из-за того, что все девчонки, которые с ним общались, трещали о его небывалой щедрости. К тому же, он был рассеянным, часто терял дорогие вещи и не испытывал по этому поводу никаких сожалений. Дженни часто слышала от него в универе: «Как пришло, так и ушло», – и всегда жутко злилась в такие моменты. К ней всё приходило после тяжёлого и упорного труда. К нему же летело в руки, едва не сбивая с ног. Её план по его соблазнению был отчаянным и нелепым, и она до сих пор поражалась, как он мог сработать. Дженни давала себе всего один шанс – одну вечеринку, одну попытку затащить его в постель, одну возможность привлечь его внимание. Она глотала свою гордость, когда он называл её чужими именами. Она склоняла голову перед собственным самоуважением, когда понимала, что он параллельно спит с другими. Но в конце концов, как всё обернулось? Он рядом с ней, она его любит.

Любить его она тоже не выбирала. Это было сумасшествием чистой воды, совсем ей не свойственным. Это была мечта, вдруг взбеленившаяся, взбесившаяся, переставшая подчиняться. Дженни никогда с таким не сталкивалась, и потому не уследила, потому не заметила, как мечта её стала такой отчаянной жаждой. Упустила момент. Теперь уже ничего не поделаешь. Теперь уже она смирилась. Она не может себя без этой любви представить. Разучилась без любви жить. Всё из-за него, из-за Тэхёна.

– А он меня почему? – Глупый вопрос, не стоило его задавать, но она не могла, в это счастливое утро, она абсолютно не могла контролировать свой язык.

– Я уже тысячу раз говорила, – Джису хмыкнула, – потому что невозможно тебя не любить.

– Почему? – Дженни улыбалась, давая понять, что понимает абсурдность вопросов, но ответ хотела услышать. Она ведь знала правду, знала, что таких, как она, не любят.

– Что за почемучка, тебе будто снова пять, – она закатила глаза, но тут же посерьёзнела, – просто, потому что ты очень хорошая. Тебя или любить, или ненавидеть, третьего не дано.

– А ненавидеть за что? – Дженни искренне удивилась.

– За то, что сам таким хорошим быть не можешь, – Джису пожала плечами, будто говорила что-то до того обыденное, что это не требовало никаких разъяснений.

Странный их разговор прервал Тэхён, выглядящий раздражённым. Дженни поняла, что это гипертрофированная эмоция, что на самом деле, он просто растерян, она научилась читать его лицо также хорошо, как книги. Вслед за Тэхёном зашёл Чонгук.

– Ничего себе, какие люди! – Воскликнул он, и медведем пошёл на Дженни, она приподнялась, провалилась в его объятия, вдохнула запах сигарет и какого-то парфюма.

– Привет, – улыбнулась она.

– Дженни, очень рад тебя видеть! – Он потряс её руку, слабую и крошечную, в его большой ладони.

– А ты? – Обернулся он на Джису, и Дженни хихикнула, вспоминая, что точно также он познакомился и с ней самой.

– Это сестра Дженни, – быстро проговорил Тэхён, – я тебе рассказывал.

Дженни удивилась. Тэхён говорил со своими друзьями о её сестре? Она не знала, как к этому относится. Было ли это в хорошем ключе? Потому что она важна для него? Или он жаловался на то, что она стала слишком навязчивой? Может она напрягала его своими разговорами?

Нет.

Дженни махнула головой, отгоняя мысли. Тэхён совсем не такой человек. Он не такой трус, как она, он бы сам ей сказал.

Лицо Чонгука на несколько мгновений приобрело крайне задумчивое выражение, а после, когда он вспомнил, просветлело.

– Вспомнил! – Он обошёл стол, присел на корточки, чтобы столкнуться с Джису взглядом, протянул ей руку, ни капли не стесняясь. – Чон Чонгук.

Дженни обескураженно посмотрела на Тэхёна. Тот напряжённо наблюдал за другом, будто бы контролируя, не сделает ли он ничего глупого и неприятного. Он рассказал Чонгуку о том, что Джису не может ходить. И тот, не смущаясь, будто так и надо, моментально включился, включился так, как не могли многие медсёстры, что к ним приходили.

Дженни знала, как для людей, не могущих встать в полный рост, важно, чтобы с ними говорили на одном уровне. И вот этот парень, татуированный и накачанный, глядящий на мир из-под густых чёрных волос, закрывающих глаза, проявил к её сестре такую чуткость. Никакой неловкости в нём не было, никакой жалости, возникающей у людей. Даже Тэхёну вчера было тяжело, Дженни это чувствовала и не винила его. А Чонгук вот так просто с ней поздоровался.

На глаза у неё навернулись слёзы, и она посмотрела на потолок, быстро заморгала, чтобы их прогнать.

– Ким Джису, – тоже немного опешив, но быстро придя в себя, холодно произнесла сестра, и вложила свою бледную ладонь в его загорелую и чёрную от красок, впившихся в кожу.

– Приятно познакомиться, – Чонгук, будто и не заметил напряжения, возникшего в комнате, поднялся, подтащил стул поближе к Джису. – Налей мне кофейку, – протянул он, длинными пальцами доставая из коробки пончик с яркой розовой глазурью.