Мух не слышно на шумных вечеринках, в клубах с орущей музыкой, в больших компаниях. Мух не слышно, когда стонет ему в ухо очередная девчонка. И если их не слышно, можно притворится, что их нет. Можно почувствовать себя почти нормальным, почти здоровым, почти чистым, почти счастливым.

Одной Дженни слишком мало. Когда она рядом, мухи прячутся внутри него, и голос их становится едва различим, но забывать не получается. Сперва, с ней было, как со всеми остальными, хорошо от стонов и дыхания, которое его мучителей отгоняет, а больше ничего. Но со временем она становилась всё ближе, всё глубже залазила под его кожу, всё чаще подбиралась к мухам, и им это не нравилось, они поднимались роем, кружили в его желудке, и становилось тошно, по-настоящему тошно.

Дженни пока этого не замечала. Чонгук не замечал тоже, не замечала Суджин, не замечали остальные его друзья, и даже Пак Чимин с его пронзительными глазами не замечал тоже. Но Тэхён находился в постоянном страхе. Не только от того, что боялся, будто его оставят. Он боялся, что мухи перекинутся на его друзей. Что, если они попадут в Дженни? А остальные? Суджин, которая жутко занята учёбой, но раз в неделю звонит Тэхёну и докладывает обо всех своих делах? Или Чонгук, который вытащил его из ада? Или Дин, у которого совсем скоро свадьба? А его невеста – Лия? А Хосок, учащийся в Америке и присылающий бесконечное количество фотографий с каждого кажущегося ему привлекательным места? А отец и новая его жена, пусть и не близки они, но на такое Тэхён никого обречь не мог.

За девушек Тэхён не боялся, мухи знали, что ему на них всё равно, и интереса не проявляли. С остальными постоянно приходилось быть настороже. Притворятся. Подстраиваться. Не конфликтовать.

Тэхён знал, что беды случались с людьми после того, как он их обижал. Нелепая случайность – так говорил об этом психиатр в лечебнице. Но психиатр не видел мух, и Тэхён был слишком умён, чтобы ему о них рассказывать. Психиатр не помнил так ярко, как Тэхён, что происходило за несколько дней то смерти его близких людей.

Он забыть не мог.

Тэхён вполне мог поверить в то, что его память может подводить. С ней вообще часто случались такие неприятности. Он ничего не забывал, но постоянно путал имена, названия и последовательность событий.

Так он запомнил, что поругался с Джином за неделю до его смерти. Брат тогда вновь поссорился со своей женщиной, вернулся домой, а там, выслушав от родителей тонну нотаций, словив разочарованный взгляд Намджуна, заперся в комнате Тэхёна вместе с бутылкой виски.

Тэхён такого брата, пьяного и чересчур весёлого, побаивался. Но Джин травил байки, много ругался матом и общался с ним, как со взрослым. В конце концов, они включили фильм – Тэхён до сих пор помнил, что это был «Пролетая над гнездом кукушки». Брат плакал, начиная с середины, хотя Тэхёну было смешно наблюдать за приключениями героев.

– Разве тут происходит что-то плохое, что тебе грустно? – Спросил он.

– Я просто знаю, что будет в конце, малыш, – Джин плакал, не стесняясь, хотя родители убеждали Тэхёна в том, что «мужики не ревут», и он, когда с ним случались маленькие детские беды, сильно-сильно, до звёздочек на внутренней поверхности век, зажмуривал глаза. Он подумал тогда, что с братом что-то не так, что-то совсем плохое случилось, раз он так спокойно утирает слёзы, не стесняясь выдувает нос в платочек. Тэхён понял, что это с ним не всё в порядке, когда не проронил ни единой слезинки на похоронах своих родных, а стоял каменной статуей, безразличной и отстранённой.

Позже, пересматривая этот фильм по кругу, он вспомнил, в каком моменте брат вздрогнул, будто его ударили током. Глядя на огромного индейца, который в детстве Тэхёна немного напугал, вслушиваясь в его слова, он печально улыбался. Не брат его выпивал бутылку, а она его. Не он занюхивал порошки, это они его сжирали.

В тот вечер Джин уложил Тэхёна спать, и он, уже в полусне, попросил:

– Не пей так много, а то мама расстраивается. И ты выглядишь не круто.

Брат тогда завис на несколько секунд, держа в распахнутых, будто для объятий, руках краешки одеяла, чтобы укрыть Тэхёна. Глаза его стали печальными-печальными, как у больной соседской собаки Герды, и Тэхёну стало стыдно, но извиняться он тогда ещё не научился.

– Не презирай меня, малыш. Только ты не презирай меня, пожалуйста, – Джин поцеловал его в лоб, и ушёл.

Закрылась за ним дверь, и Тэхён сразу же провалился сон, в котором он со своими одноклассниками бегал по школе в больничной форме, а у каждого учителя в руке было по электрическому проводу.

Больше Тэхён Джина не видел. В тот день он вышел из дома, да так и не вернулся.

Он умер у одного из своих приятелей-алкоголиков, такого же творческого, но в половину не такого успешного. Позже, пропадая в квартирах, которые по праву можно было считать притонами, Тэхён думал, что, возможно, это просто его судьба. Умереть вот так, как брат, незнамо где и ни ради чего. Умереть некрасиво и бессмысленно. Эта мысль – о единстве, которого они, в силу возраста, так и не смогли добиться тогда, казалась успокаивающей.

К телу брата Тэхёна не пустили тоже, мама посчитала, что он слишком мал.

Почему она не посчитала, что шестнадцатилетний ребёнок будет не в состоянии вынести вид её ещё тёплого трупа – вопрос, мучающий его, заставляющий окончательно уверовать в собственное несчастье.

Мама знала, в какое время он возвращается из школы.

Мама хотела его наказать.

С Джуном всё получилось прозаичнее. Очередная бытовая ссора, на которую в другом случае, Тэхён не обратил бы внимания. Он не вымыл за собой тарелку, оставил на кухне, и пошёл собираться в школу, а Джун разозлился, наорал на него и сказал что-то про безответственность и неумение быть взрослым. Тэхён ответил, что такому взрослому парню можно было бы уже и съехать от родителей, а после, в порыве ссоры, и вовсе выкрикнул: «Да я просто мечтаю о том, чтобы ты отсюда съебался!». Джун пообещал, что вечером их ждёт серьёзный разговор на тему общения со старшими, и, когда он не вернулся, Тэхён обрадовался тому, что удалось избежать взбучки.

Тэхён не знал, что никогда нельзя говорить людям уходить, когда больше всего на свете мечтаешь, чтобы они были рядом всегда.

С мамой у них были странные отношения. Она была холодна, редко проявляла эмоции, но после смерти старших сыновей, сперва, к Тэхёну потеплела. Она пыталась наладить отношения, однако всё больше приказами и новыми запретами.

Тэхён злился. Он не понимал, почему сейчас, когда он уже почти взрослый, когда наконец-то перестал так отчаянно нуждаться в родительской заботе, она к нему с ней пристаёт. Тэхён терпел её объятия, односложно отвечал на её вопросы о школе и его увлечениях.

Отец, ставший ещё более немногословным и замкнутым, за семейными завтраками, ставшими обязательной частью их жизни, сына ругал. «Как ты смеешь так разговаривать с матерью?», – спрашивал он, и Тэхён сдерживался из последних сил, чтобы не ответить ему правду.

Мама едва говорила ему пару слов в день последние десять лет. С чего он должен воспылать к ней любовью? С чего ему становится заменой её сыновьям, безусловно, куда более талантливым и любимым?

В день её смерти отца не было дома, ему пришлось пораньше уехать на какую-то встречу, и они завтракали вдвоём.

– Может, ты всё же съездишь в тот лагерь для одарённых детей по математике? – Она подливала ему сироп к блинчикам, и Тэхён злился, потому что это Джин любил, когда всё им залито, он же предпочитал макать.

– Нет.

– Почему? Мне кажется, тебе бы там понравилось. И можно было бы познакомиться с хорошими ребятами?

– Не хочу, – Тэхён был груб, но она его раздражала.

Её назойливость, её желание дать совет, когда он его не спрашивал, её страсть контролировать то, во что он одет, что ест и с кем дружит. Он рос без всего этого, так с чего бы сейчас рассыпаться перед ней в благодарностях за проявленное внимание?

– Джуну там всегда очень нравилось, – на имени сына, голос её дрогнул, – уверена, что и тебе…