– Да всё заебись, онни, – она засмеялась, хрипло, срываясь на кашель. – Только на что нам дальше жить, непонятно?

– Разве твой парень не помогает нам? – Джису выглядела искренне удивлённой.

Дженни знала, что сестра её немножко презирает. Нет, всё ещё любит, но будто бы заранее прощает ей все грехи. Джису словно дева Мария, а Дженни – грешница, которую едва не закидали камнями. Джису не очень понимала, как можно просить у человека что-то тебе купить, не понимала, как можно просить деньги. Дженни тоже так этому и не научилась, а Пак Хисын окончательно убедил её в том, что с такими отношениями пора кончать.

Если бы Дженни рассказала сестре, что воровала, вот тогда бы та по-настоящему расстроилась. А Дженни не хотелось быть плохой, не хотелось, чтобы её осуждал самый близкий человек. Ей самой себя за глаза хватало.

– Я больше не буду… Не смогу у него просить.

– Вы расстались?

В каком-то смысле, они действительно расстались. Дженни больше не устраивали их отношения без обязательств, ей теперь хотелось, чтобы её любили. Но что со своими желаниями делать? Разве что проглотить, подавиться и сдохнуть в мучениях. Больше ничего и не оставалось.

– Нет.

– Тогда что не так?

– Я влюбилась в него, онни.

Слова, произнесённые вслух, возымели какую-то сверхъестественную силу, и она инстинктивно прикрыла рот ладонью, словно стремясь их задержать, не дать вылететь, стать реальностью.

Поздно.

Её признание повисло в воздухе грозовой тучей, дамокловым мечом.

– Я всё ещё не понимаю, в чём проблема, – Джису чувствовала, что что-то не так. Она видела, что для сестры эти слова, словно проклятие, словно их произнесёшь, и всё, пропала. Но не могла вникнуть, в чём именно была загвоздка.

– Теперь, когда я в него влюбилась, во мне столько гордости, что я просто не смогу. Не смогу его просить. Не смогу у него… – Она запнулась, налила новую стопку, резко выпила, запрокинув голову. – Теперь мне хочется для него быть любимым человеком, а не благотворительностью. Только я уже проебалась по всем фронтам.

– Как ты можешь быть благотворительностью? Что за идиотское у тебя мышление? – Джису искренне возмутилась, подъехала к кухонному шкафчику, достала из нижнего ящика – там стояли все вещи, необходимые в быту, чтобы она могла без проблем дотянуться – ещё одну стопку. Налила себе и сестре, выпила также быстро. – Помочь любимому в трудной ситуации – это естественно для любого нормального человека.

– Я для него не любимая, – в словах Дженни не было горечи, только тупая какая-то боль. Словно не сегодня к ней пришло осознание собственного положения, а давным-давно, и она уже успела смириться с ним и принять его.

– Это всегда может измениться. Я уже говорила, тебя невозможно не любить.

Джису была настроена воинственно, и Дженни улыбнулась. Хоть кто-то на её стороне. Хоть один человек. Правда, лучше бы Джису её ненавидела, но жила хорошо, а не так, как сейчас. Дженни бы всё отдала за то, чтобы с ними произошла ситуация, как в длинных индийских сериалах. Чтобы Джису отдали на усыновление в богатую семью, ей бы там вовремя сделали операцию, она бы ходила и жила счастливо. Дженни лучше бы одна была в этой бедности и темноте, лучше бы одна.

Но с ними никаких чудес никогда не случалось. Чудеса сестёр Ким обходили за тридевять земель, похихикивали над их молитвами, и показывали им голые задницы, как перепившие старшеклассники на вечеринках.

– Если он будет видеть мою бедность, никогда меня не полюбит.

– Да с чего ты взяла? – Джису начала злиться всерьёз, она не понимала, что за глупости вбила себе в голову младшая сестра.

– Помнишь Пак Хисына?

– Это тот странный дядька? – Джису нахмурилась, вспоминая рассказы Дженни об этом человеке.

– Да. Благодаря ему я всё окончательно и уяснила.

С Хисыном Дженни познакомилось как раз-таки во время подработки в клубе. К ней начал активно приставать какой-то парень, выглядящий лет на шестнадцать, но уже уверенный в том, что деньги папочки могут решить все проблемы. Не то чтобы Дженни его уверенность не разделяла, просто не хотела становится проблемой, которую таким образом будут решать.

Парень затащил её за свой столик, забирался руками ей под платье, и она сжимала ноги и зубы, улыбалась-скалилась, и всеми силами пыталась его руки убрать. Сил у неё было меньше, как и возможностей. Девчонки вроде неё, если подобное нарушение кодекса клуба случалось, должны были покорно дожидаться, пока это заметит и охрана. Нет, она могла бы закричать, оттолкнуть его со всей силы, учинить скандал, но и денег бы тогда не получила, и остались бы они с Джису без света, без газа и без воды. Дженни терпела.

Парень же терпением не отличался:

– Да кого ты, блять, из себя строишь? – Он вспылил, повалил Дженни на диван, лёг сверху.

Лицо у него было искажено от злости, глаза прищурены и ничего в них не читалось, кроме желания прямо на этом диване Дженни и унизить. Не заняться с ней сексом, а именно унизить, показать, насколько он сильнее, насколько выше по статусу.

– Извините, Вы, кажется, неправильно поняли, – она всё ещё старалась не отбрыкиваться, решить всё мирно, уйти, в конце концов, пораньше, но заработать хоть что-нибудь.

Главное, уйти.

– Нет, ты совсем охуела, сука, – он схватил её лицо своими пальцами, отчего-то ужасно холодными и твёрдыми, – я тебя чем не устраиваю? Мало дал, что ли? Мало, блять?

И он выпустил её на пару секунд, полез в карман пиджака, достал оттуда бумажник – кожаный и солидный, совсем ему не подходящий, будто украденный у бизнесмена за пятьдесят.

Купюры полетели на Дженни, а она, отмерев от страха, попыталась из-под парня выскользнуть. Ей почти удалось, но он крепко схватил её за волосы своими мертвенно-холодными, цепкими пальцами. Схватил больно, выдирая клоки, и она, дёрнувшись, словно марионетка, оказалась спиной прижата к его груди.

Крутанув её, парень снова оказался прямо перед ней, и Дженни стало по-настоящему жутко. Пощёчина едва не свалила её с ног. Следом за первой последовала вторая, а потом ещё одна, и ещё. Она не могла кричать, звук застрял в горле и отказывался выходить. Она выглянула из-под сложенных над головой в защитном жесте рук, но охрана, как назло, именно в этот момент куда-то пропала. Следующий удар заставил её упасть, и тогда, чтобы не прилагать лишних усилий и не нагибаться, парень принялся орудовать ногами.

Дженни, как в детстве, свернулась клубочком, крепче прижала руки к голове. Только раньше она всегда звала маму, а теперь некого было звать. Совсем некого.

Какая-то сила, страшная и сокрушительная, сбила её обидчика с ног.

– Ты кто такой, сосунок, чтобы с девушкой так обращаться?

Она подняла голову, и увидела, что парень тоже оказался на полу, а над ним возвышался представительный мужчина лет сорока. Костюм на нём был в мелкую белую полоску, а часы – Дженни не разбиралась в их марках, но часы точно были безумно дорогими.

– Я тебя спросил, – лёгкая пощёчина, не сильная, но обидная, заставила парня захныкать.

Он проблеял что-то про папу, у Дженни не было времени выслушивать подробности.

Она закупорила все свои чувства глубоко внутри, поднялась, и ровным шагом направилась в кабинет менеджера. Она не могла находиться в этом месте больше ни минуты. Она хотела только забрать деньги, вызвать такси и отправиться домой. Обычно она торчала в клубе до того времени, пока не начнёт ходить общественный транспорт – и заработать, и на такси сэкономить, но не в тот раз. Тогда на деньги было всё равно.

Менеджер, увидев, как распухло её лицо, не стал спорить, и выдал в два раза больше положенного. Столько, будто она всю ночь тут провела.

– Спасибо, – буркнула Дженни и коротко кивнула.

– Пару дней не приходи, – она посмотрела на мужчину с непониманием, – пока не заживёт, – уточнил он.

Дженни ещё раз кивнула, и вышла из кабинета.

Пробираясь через потные тела к выходу, она поняла, что ничего не чувствует. Да, болела щека и ныло где-то в районе рёбер, но это не страшно. В ней не было обиды, не было злости по поводу случившегося. Дженни тогда подумала, что в ней наконец-то сломался стыд. Девушки, работающие в клубе, говорили, что этот слом обязательно надо пережить, а не то не сможешь по-настоящему много зарабатывать.