– Здорово, – завистливые нотки пробрались в её голос. Не желчь, нет, просто сожаление от того, что ей никто хорошую работу не выберет.

– Ты меня презираешь? – Он всё также на неё не смотрел, только склонил чуть вбок голову, будто показывая, что слушает внимательно, что для него её ответ важен.

– Нет, с чего бы мне? – Она искренне удивилась. – У тебя есть возможность избежать некоторых жизненных трудностей, какой дурак не воспользовался бы такой?

– Некоторые думают, что я назло должен всего добиться сам, – он ухмыльнулся, и Дженни догадалась, что сам он так не считает.

– Это от зависти. Если это кто-то твоего уровня, значит ему внутренние зажимы не позволяют пользоваться благами, доставшимися по наследству. Если моего, значит просто завидует, что у него такого нет.

– И ты завидуешь?

– И я, – она кивнула в подтверждение собственных слов.

Он взглянул на неё – коротко, тут же вновь обратил внимание на дорогу, но ей хватило, чтобы разглядеть его удивление.

– Не думай, что я какая-то особенная, – пробормотала она, но тут же кашлянула, заговорила твёрже, – есть разные типы зависти. Чёрная, это если бы я хотела, чтобы всё, что было у тебя, перешло ко мне. И белая, это где я хочу, чтобы у меня было тоже, что и у тебя.

Он хохотнул, и Дженни замолчала.

– Сомневаюсь, что ты хотела бы прямо всё, что есть у меня, – всё также невесело улыбаясь тихо сказал Тэхён.

– Но ты бы не хотел ничего из того, что есть у меня, – она ответила не задумываясь, будто парируя его удар.

Только после того, как слова вылетели из её рта, она поняла, что это правда. У неё нет ничего, что он мог бы желать. Совсем ничего. Она настолько бедна, что это почти смешно.

– Я не очень хорошо тебя знаю, но уверен, что-то бы да нашлось.

– Разве что моё поразительное очарование, – она надула губы и захлопала глазами.

Старый как мир приём. Если не хочешь, чтобы человек понял, какое воздействие его слова на тебя оказали, обрати всё в шутку. Смейся над собой и над миром. Смейся до слёз в глазах и рези в животе. Смейся, только не позволяй сделать ещё больнее.

– Очарование у тебя и правда поразительное, – он поддержал её шутку, и облегчение накрыло Дженни с головой.

Они доехали до её работы быстро, оставалось ещё полчаса до открытия. Она сидела в машине, комкала подол юбки, и не знала, как попрощаться и намекнуть на телефон. Тэхён же, будто бы и не испытывая никакой неловкости, проверял что-то в своём.

– У нас же ещё есть время? – Продолжая водить пальцем по экрану, уточнил он.

Дженни растерянно кивнула.

– Тогда сходим позавтракать, если ты не против, – он не спрашивал у неё, первый вылез из машины, открыл дверь с её стороны.

Девушку удивляла эта привычка. Иногда Тэхён вёл себя как человек, не заслуживающий никакого доверия, а потом делал что-то настолько джентельменское так обыденно. Он был полон противоречий, и ей нравилось узнавать новые его стороны.

«Опасно», – промелькнула в голове быстрая мысль.

Ничего страшного. Её сердце уже давно превратилось в пустыню, а мечты слабы и эфемерны, они не имеют над ней никакой власти.

Никакой.

– Я не против, – произнесла она, и вложила свою руку в его. – Что мы будем есть?

– К сожалению, выбор не большой. Я посмотрел, в такое время поблизости открыта только одна кофейня. Но там есть завтраки.

– Отлично.

Вообще-то она наелась своей безвкусной овсянки и редко пила кофе – от чашки, выпитой утром, её колбасило до ночи, а крепкий сон Дженни ценила куда больше сиюминутных удовольствий. Но ей хотелось пойти с ним на завтрак. Хотелось говорить с ним также непринуждённо, как в машине. Хотелось притвориться, что у них что-то серьёзное. Что у них отношения.

Кафе оказалось небольшим и пустым. Девушка за кассой зевала, пока пробивала чай и салат для неё, айс-американо и сендвич с индейкой для него. Тихо играл Брамс, Дженни улыбнулась, узнав третью симфонию. Косо падали на столики лучи несмелого сентябрьского солнца, уже потерявшего свою силу, но всё ещё радующего душу.

Дженни было хорошо.

Вот так вот просто и без дураков – хорошо.

Хорошо в этом месте в этот час рядом с этим человеком.

И она, привыкшая бороться, привыкшая сражаться за каждое мгновение спокойствия и тишины, ухватилась и за этот миг. Ухватилась крепко, но не жёстко, боясь спугнуть. Она знала, что это утро ляжет в коробку самых ценных её воспоминаний. Там мало чего лежит, если коробку взболтать, то послышится лишь редкий их стук о стенки. Из прошлой жизни воспоминания давно омрачились настоящем. В новой жизни она редко была счастлива. И вот это короткое «сейчас» – оно вдруг вознеслось почти на пьедестал. Это был апокалипсис всей её системы координат, но Дженни было всё равно.

– Так хорошо, – тихо произнесла она.

Тэхён, держась за горло, вдохнул-выдохнул, подтвердил:

– Хорошо.

Они улыбались, как дураки, и Дженни вдруг поняла, что очень проголодалась. Она ела свой салат, периодически откусывая от сэндвича Тэхёна. Он пил её чай, и говорил, что с такой периодичностью попадания кофеина в его организм, протянет максимум до сорока.

– Тогда ты уже больше половины жизнь прожил, – засмеялась Дженни.

Ей нравились разговоры ни о чём и обо всём, но она редко могла себе их позволить. А Тэхён предлагал множество тем, раскладывал их перед ней, словно уличный торговец весь свой скарб, и предлагал выбрать. И на чтобы она не ткнула пальчиком, всё им шло, во всём им было хорошо и весело.

– У меня, получается, кризис среднего возраста сейчас? – Он нахмурил брови, будто всерьёз задумался об этом вопросе.

– А ты неплохо сохранился, дружище, – она похлопала его по руке.

Тэхён взял её ладонь. Подержал несколько мгновений, поднёс к губам, и поцеловал.

Что-то в Дженни дрогнуло. Что-то внутри, в той самой пустыне, зашевелилось. Ей бы убрать руку. Убрать, во избежание катастроф. Убрать, чтобы не рушить свой мир, ровный и не дающий осечек.

Но Дженни вдруг захотелось рискнуть, и она поставила на это мгновение всё, и мягко убрала свою руку, погладила его по щеке.

Тэхён кивнул, будто понимая, что она с собой только что сделал.

Дженни опустила обессилевшую ладонь на стол.

– Я очень постараюсь прожить подольше, чтобы свой кризис в таком состоянии сохранить, – как ни в чём не бывало продолжил он прерванный диалог.

– Не знаю, я собираюсь прожить до ста лет, стать старой и немощной, и делать мозги всем своим многочисленным внукам, – это ещё одна мечта.

Дженни знала, что вряд ли когда-нибудь сможет позволить себе ребёнка. И знала, что по статистике бедные люди живут на 15 лет меньше, чем богатые, так что вряд ли ей светит дожить прямо-таки до седин. Поэтому появилась ещё одна необременительная мечта, в которой она всегда была слаба и на последнем издыхании, но говорила кучке безликих родственников – обязательно в светлых одеждах, какие-нибудь приятные напутственные слова.

– Ничего себе у тебя планы, – он откинул голову назад, и непослушная прядь упала ему на лицо.

У Дженни закололо, буквально заболело в кончиках пальцев, так захотелось её убрать. Ещё раз дотронуться до его кожи, нежной, тронутой лёгкой щетиной. Чтобы отвлечься, она перевела взгляд на стену за парнем.

– Вот чёрт!

Часы показывали, что до начала рабочего дня у неё осталось чуть меньше восьми минут. К счастью, забегаловка, в которой она работала, находилась совсем недалеко.

– Что такое?

Тэхён ещё не сообразил, что происходит, но увидев, как она поспешно вскакивает, в два глотка допивает оставшийся чай, тоже поднялся, засунул в карман телефон.

– Опоздаю сейчас, – коротко бросила Дженни, – бежим.

Она стартанула первая. Крикнула на прощание что-то между «Спасибо», «До свидания» и «Хорошего дня» работнице кофейне, распахнула дверь, звякнул приветственный колокольчик, побежала вглубь улицы, параллельно стягивая куртку, чтобы быстрее прыгнуть в фирменную майку.