Она потянула его на другую сторону улицы, её ладонь крепче прижалась к его, и Драко сообразил, что она сжимает его поврежденную руку. Ему было немного неловко, но, кажется, Грейнджер не придавала этому значения. Он всё ещё испытывал смущение всякий раз, когда вспоминал о том случае. Но тогда ему это было отчаянно нужно.

Они свернули на улицу, которая вела к отелям, но перспектива возвращения в тот заставленный номер раздражала. Драко даже сомневался, что сумеет заснуть. Скоро должен был заняться рассвет, и, учитывая то, как рано Драко встал и как мало спал предыдущей ночью, он должен был с трудом переставлять ноги. Но Малфой держался вполне бодро. Ему хотелось выйти на улицу и немедленно воспользоваться начинающимся днём.

Может, он снимет где-нибудь квартиру. Симпатичную, но не слишком — ровно такую, какую надо. А, может, и нет. Или останется в мэноре, ведь окружающая обстановка роли не играла. Проживание там не означало, что у Драко не получится начать жизнь заново. Всё зависит от тебя и так было всегда. Если Драко чему-то и научился, так это тому, что человек всегда сумеет справиться с тем, что его окружает — даже если поначалу он этого совсем не хочет.

Так что он отправится домой, а завтра начнёт перестраивать и ремонтировать разрушенные комнаты. У него будет дело, палочка и, возможно, целая новая жизнь. Новый старт.

Он будет выбирать, что носить, что есть на завтрак, в какой цвет выкрасить стены в гостиной — самостоятельно. Это не должно быть слишком сложным. Вдруг это окажется таким же простым, как и полёты.

Жизнь не идеальна. Всё не возвратится в норму только лишь потому, что он получил обратно свою палочку. Но все цели казались сейчас достижимыми и не представлялись огромной, неприступной горой. Он сделал шаг на пути к обретению собственной жизни. Он никогда не забудет того, чем обладал раньше или того, как оказался здесь, но он всё равно сумеет начать всё заново. Сделать что-то новое. То, что принесёт ему счастье. Подарит свободу от якоря, от детства, от того мальчишки на башне. То, что даст ему право быть тем, кем он захочет, несмотря на то, кем он был раньше.

— Разве это не я должен провожать тебя до твоего отеля?

Гермиона отпустила его руку и, готовясь уйти, наколдовала чары над своей головой и пожала плечами.

— Это бы подразумевало то, что ты джентльмен.

— Действительно. Как такое можно подумать.

Её губы дрогнули в лёгкой улыбке, она оглянулась на здание, возвышающееся по соседству с его отелем.

— Он здесь рядом. Всё в порядке.

— Я знаю, — кивнул Драко, снова и снова поглаживая палочку в кармане.

Грейнджер скрестила руки на груди и дёрнула подбородком в сторону.

— Я ухожу. Увидимся, Малфой. Ещё раз прими мои поздравления. По поводу награды.

— Спасибо, — он смотрел, как она кивает и поворачивается. — И за палочку тоже.

— Ты заслужил это. И первое, и второе.

Возможно, так оно и было.

— Эй, Грейнджер?

— Да? — она развернулась и застыла в напряжении — будто стоит ей пошевелиться, как он выльет ей на голову ведро дождевой воды.

Драко шагнул к ней и, выпустив палочку, потянулся к застежке мантии.

— Ты мне рассказывала о том, как позаимствовала свитер у Уизли-младшей, так что, думаю, будет лучше и для меня, и для мантии, если ты вернешь мне её прямо сейчас.

Гермиона рассмеялась.

— Что, Малфой, боишься?

— Твоей мании стирать всё, что надо вернуть, или твоей неспособности справиться ни с тем, ни с другим? Да.

Драко прикасался к Гермионе с бóльшим пылом, чем требовалось, сначала нащупав пальцами материал её собственной мантии, а затем — мягкую и гладкую кожу. Шея Гермионы была тёплой, а его руки, похоже, холодными — он заметил, как от его прикосновений по её коже побежали мурашки. Он провёл пальцами по её шее и схватился за воротник, хоть особой нужды в этом не было.

Стягивая с Грейнджер мантию, он осознал, насколько близко друг к другу они стояли — он не мог припомнить подобной близости между ними. Дыхание Гермионы стало тяжелым. Прикусив щеку, она подняла на него глаза.

Он был ненормальным. Совершенно чокнутым, если думал о таком и испытывал такие эмоции. Ведь начать всё заново — это одно, а вот это — уже совсем другое. Это было… сумасшествием. Это же Гермиона Грейнджер. Та самая девчонка. А он конченый человек, с мозгами набекрень и со всем этим прошлым. А ещё он придурок — она всегда правильно говорила. Он придурок хотя бы потому, что всерьёз рассматривает возможность утянуть её за собой. Он уже столько всего испортил, что не должен так поступать. Ему не достанутся такие девушки, как Грейнджер. Он не тот человек, для кого они предназначены. Грейнджер — она для Поттеров и Уизли этого мира. А не для мальчишки, фанатичного расиста, который так отвратительно к ней относился. Не для парня, который доводил её всякий раз, когда чувствовал себя куском дерьма. Не для него.

Она приподнялась на носочки, и Драко покачал головой.

— Ты не понимаешь, что творишь.

Она кивнула.

— Понимаю.

— Ты вообще соображаешь головой? Ты…

— Мы это уже обсуждали.

— Вот именно. Именно. Так что я не должен…

— Малфой?

— Что? — рявкнул он.

— Ты собираешься меня целовать или нет?

Ну разумеется, да. Конечно же, он собирался, потому что он действительно придурок и эгоист, и она об этом знала. И он думал об этом. Гораздо чаще, чем признавался самому себе. Ведь в нём по-прежнему жила надежда — эта беспощадная человеческая эмоция. И он разрешал себе иногда мечтать. Что будет, если Грейнджер позволит им навсегда застыть в том моменте, что предшествует удару о поверхность воды? Если она окажется настолько глупой, что останется с ним? Если у них что-то получится, она не придёт в себя, а он не испоганит всё слишком уж сильно?

Ведь Драко этого не достоин, он сволочь. И вовсе не Поттер. Но он не особо мучился совестью. Он дал ей достаточно времени, чтобы уйти, но она отказалась, и у него появился шанс. Вероятность, что эти отношения, как бы они ни назывались, могут стать реальностью. Это само по себе казалось немыслимым, но Драко решил, что это сродни полётам. Если ты веришь, что это может случиться, то это произойдёт. Просто закрой глаза, представь себя и заставь мечту сбыться. Продолжай двигаться вверх, продолжай верить, продолжай летать. Продолжай стремиться к этому всплеску адреналина, к свободе, к счастью; поднимайся в небо, не сдерживаемый ничем, что могло бы прервать твой подъём.

— Ты самая глупая из всех, кого я знаю, — проговорил он только для того, чтобы потом сказать, что предупреждал — только, чтобы убедиться, что она всё понимает.

Драко обнял её и, притягивая к себе, случайно коснулся ладонью её груди. Он крепко сжал Грейнджер, но изогнул запястье так, чтобы не дотрагиваться до тех мест, трогать которые ему пока не разрешили. Склонив голову, он дождался, пока Гермиона закроет глаза, и впился в её губы поцелуем. Он хотел действовать медленнее, нежнее, но не смог побороть нетерпение. Он обнаружил, что в нём скопились эмоции, которые вырвались наружу, едва он поддался желанию зацеловать её до смерти.

Внутренности скрутило узлом, он тяжело выдохнул через нос и чуть сместился. Грейнджер вцепилась в его футболку; кончиками пальцев он провёл по её щеке и шее. Она негромко хмыкнула, делая вдох на его выдохе, и Драко вдруг понял, что никак не может прижать её к себе достаточно крепко. Чтобы утолить ту жажду, что он сейчас испытывал, она должна была раствориться в его коже. Сдвинув руку ниже, он опустил ладонь на её бок. Драко хотел провести языком по её губам, но Гермионе пришла в голову та же мысль, и стоило их языкам соприкоснуться, как он громко застонал. Он набросился на её рот, слишком нетерпеливый, чтобы ждать проявления инициативы, обхватил второй рукой Гермиону за шею, и она резко выдохнула ему прямо в губы. У неё был вкус пива, арахиса и Грейнджер — он хотел её съесть, хотел целовать до тех пор, пока сам не свалится от нехватки кислорода. Её язык дразнил и ласкал. Драко приподнял её и зарылся пальцами в копну волос, чтобы придержать ей голову. Он отстранился всего на секунду, чтобы наполнить лёгкие кислородом, и снова припал к её губам.