Спустя около получаса, раздав щедрые пожертвования бездомным, Драко умудрился отыскать ресторанчик, который примыкал к маггловскому продуктовому рынку. Он прошёл сквозь стену и оказался в туалетной кабинке, что было по его мнению худшей из возможных идей, но, к счастью, та оказалась пуста в момент его появления.
Ему потребовалось пятнадцать минут на то, чтобы отыскать паб, и целых две минуты на то, чтобы заметить тех, чьё присутствие не должно было так уж шокировать. Ресторан находился всего в нескольких кварталах от банкетного зала, им пришлось пройти совсем немного, чтобы попасть в маггловскую Англию. И хотя никому из бывших гриффиндорцев, конечно же, не стоило волноваться о доступе в магическую пивнушку, их, наверное, тревожило то, как сильно их будут там доставать. Все они пришли сюда по одной причине — в поисках анонимности, вот только руководствовались при этом разными резонами.
Похоже, ему всё никак не удавалось получить передышку. Судьба была самой злобной сукой, что ему доводилось знать. А он состоял в родстве в Беллатрикс Лестрейндж, так что это о чём-то да говорило.
После Башни
Во время рейда в деревушку неподалёку от Ливерпуля в убежище предполагаемых Пожирателей Смерти Люциуса Малфоя взрывом разметало на аристократически высокомерные куски. Бóльшая часть волшебного мира посходила с ума от радости, ведь Люциус Малфой был близок с Тем-Кого-Нельзя-Называть. Будто уничтожение человека, хорошо всем известного как сподвижник, подразумевало, что за ним последует Волдеморт. Эта новость подарила ненормальное кровожадное счастье Англии, которая бросилась читать газеты и выискивать как можно больше подробностей.
Драко жил в обветшалом доходном доме, расположенном в трущобах северо-восточной Франции. Такие жилища Нотт называл жирными, потому что всё в них было замызганным и лоснящимся. Ты чувствовал себя грязным, едва лишь туда войдя и зашаркав своими дорогими ботинками по заляпанному потёртому ковру или покорёженному полу. До Франции Драко был в таком доме лишь однажды — в компании мальчишек, с которыми водил дружбу. На летних каникулах, когда все они были богаты, юны и бессмертны. Когда ещё не существовали барьеры и не было никакой войны, заставляющей отстаивать свою сторону. Они тогда принялись дразнить проституток, что в тонкой, поношенной одежде вышагивали на высоких каблуках по узким коридорам под неприятным жёлтым освещением. Наверное, для того, чтобы удовлетворить жгучее любопытство или развеять скуку, а, может, и по обеим причинам сразу. Они все тогда были девственниками, пусть у каждого в запасе имелась дюжина историй о различных похождениях. Они вынудили Крэбба заплатить за одну из девушек. Прижав уши к тонкой деревянной двери, они с хихиканьем прислушивались к стонам отрабатывавшей деньги женщине и к бормотанию Крэбба, который путался и в словах, и в её лифчике.
Пять лет спустя, когда Драко жил там сам по себе, всё оказалось совсем другим. Шлюшки сидели в самой прохладной комнате и отмахивались от мух свёрнутым журналом годичной давности, их макияж растекался от пота, и женщины не обращали на Драко никакого внимания — он с трудом мог оплатить ежемесячную ренту, что уж говорить об их услугах. Ничего общего с теми флиртующими женщинами, на которых в своё пятнадцатое лето он смотрел с высокомерной ухмылкой, скрывавшей его невинное юное очарование.
Именно тогда, бесцельно шатаясь во Франции, он умудрился углядеть в газете новости о смерти отца. Он брёл по переулку, когда бумагу принесло к самым его ногам; будто судьба оторвалась от другой своей жертвы и снова принялась за него с той же извращённой радостью, с которой французские заголовки — «Мёртв, Мёртв, Мёртв! Англия, Мир, Ликуйте!» — сообщали о случившемся. Газета была месячной давности, и, не заведи его случай в тот переулок, Драко не представлял, как быстро бы об этом узнал.
Так что Драко покинул Францию и отправился в Англию. Он использовал множество старых связей, истребовал кое-какие давние долги и вернулся в мэнор. К возвышающемуся надгробному камню с элегантно выведенным на нём отцовским именем и к комнате, которую Драко раньше называл своей. Он был отрезан от всего мира, не особо следил за новостями, озабоченный течением своих дней, и никогда не покидал мэнор из-за страха быть схваченным. Там он был в безопасности. Сначала его защищала лазейка в законе, не дававшая Министерству без причины вломиться в дом, а потом, когда законы перестали кого-либо волновать, уже сами охранные чары.
Защитная магия поместья Малфоев не позволяла никому, в ком текла иная кровь, проникнуть на территорию без сопровождения. Чтобы взломать эти чары, нужно было знать, как именно это сделать. Для чего требовался либо представитель рода Малфоев, либо тот, кто эти чары наводил и поддерживал. Для того, чтобы получить разрешение Министерства на такое колдовство, Абрахасу Малфою ещё задолго до прихода Волдеморта к власти пришлось месяцами дёргать за разные ниточки и искать заслуживающую доверия компанию, которая бы возвела требующуюся защиту. Будучи компанией, как раз-таки заслуживающей доверия, а также имеющей доступ к ежемесячному депозиту, поступающему в малфоевских галлеонах на её счёт в Гринготтсе, эта фирма отказалась снимать чары без надлежащего министерского закона. Так что защита поместья продолжала действовать, а Министерство так и не сумело никуда попасть.
Так дела обстояли четыре месяца после возвращения Драко. Но в один из дней авроры ворвались в парадную дверь мэнора, будто бы зная, что там кто-то есть. Особняк представлялся отличном местом для того, чтобы отсидеться, и раздражённому министерству было почти до боли очевидно, что поместье Малфоев — либо тренировочная база Пожирателей Смерти, либо темница, либо хранилище темномагических артефактов. Так что этот период жизни Драко завершился внезапно, а сам он оказался и в Министерстве и на каждой передовице в Европе.
Похоже, его отец тогда не погиб. Среди авроров, участвовавших в том рейде в деревушке возле Ливерпуля, оказался предатель. В том доме, наверху, кроме дублера Люциуса находилось лишь два молодых Пожирателя Смерти. Знай Драко об этом раньше, то никогда бы не стал искать способа вернуться в мэнор, чтобы отдать дань уважения поддельному телу. Его отец был одним из ближайших сторонников Волдеморта, доверенным членом Ближнего круга. Ему нечего было делать с двумя новичками.
Существовало мнение, что Волдеморт решил пожертвовать одним из своих последователей, но кандидатура была очень уж странной, к тому же никто не мог ответить, зачем. Насколько понимал Драко, не существовало никаких реальных причин инсценировать смерть Люциуса, только если Волдеморт не хотел запудрить всем мозги, что его голова на очереди. Но об этом Драко ничего не знал. Судя по тому, как допрашивали Драко, Министерство тоже ни черта не понимало. Предатель-аврор взорвал мальчишку, находившегося под оборотным зельем, так что единственными уликами стали кусок черепа с платиновыми волосами да заверения аврора, что это был именно Малфой. Адвокат Люциуса подключился к делу, словно ему подпалили хвост, и едва все важные министерские шишки провели осмотр и отпраздновали победу над тем, что осталось от трупа, увёз останки, дабы выполнить последнюю волю покойного.
Под гигантским могильным камнем на земле малфоевского поместья был похоронен какой-то парнишка, в то время как его отец был жив-здоров и отрывался где-то с приятелями. Играл в замечательные игры «передай грязнокровку» и «трахни шлюху», курил сигары и пил заграничные вина. Отлично проводил время, пока Драко ночевал с проститутками под одной крышей, потел как свинья и сходил с ума над чужим телом.
Драко узнал, что его отец жив, за минуту до того, как выяснил, что тот всё же умер. Достаточный срок для того, чтобы испытать шок, злость и даже немного облегчение, а потом опять прочувствовать все эмоции по кругу. За исключением облегчения. Ну только если чуть-чуть.
Когда Люциуса убили во второй раз, тело тщательно проверили, прежде чем удостовериться, что это действительно он. И тогда возник вопрос, кого же похоронил юрист? Это дало основание для взлома защиты поместья, которое так долго искали. И пока одна группа авроров откапывала на заднем дворе останки юного Пожирателя Смерти, другая впечатывала Драко в дорогой, натёртый воском пол.
