— Прости. Мне лишь было нужно…

Она обеими руками обхватила его запястье, когда он, пытаясь вырваться, поднял руку обратно к груди вопреки всем её стараниям.

— Никогда не думал, что ты из тех, кто добивается желаемого болью.

Она вспыхнула.

— Малфой, я же извинилась. Просто дай мне свою ладонь.

— Нет.

— Я…

— Я сказал «нет» уже тридцать раз, Грейнджер! В чём твоя проблема? Ост….

— Просто дай руку. Позволь мне нанести мазь, перевязать и положить лёд. Вот и всё. Я пытаюсь помочь…

— Да не нужна мне твоя помощь. Я могу справиться сам. Почему тебе всегда надо всем помогать? Я не твой питомец. Не твой очередной проект. Я…

— Нет! Нет, ты идиот, который идёт и специально себя прижигает…

— Это не твоя проблема!

— Ну и что!

Грейнджер выглядела совершенно измотанной и запыхавшейся, будто невозможность кого-нибудь спасти — худшее, что могло с ней случиться. Драко не понял почему, но столь явный расстроенный вид, с которым она перед ним застыла, отчего-то заставил его пойти на попятный. Он позволил ей опустить свою руку и не произнёс ни слова, пока она стояла и пялилась на неё около минуты.

Её пальцы дрожали на месте биения его пульса, и Драко сообразил, что Грейнджер прикоснулась к нему впервые за месяц. Встретившись после поцелуя в коридоре, они ощущали скованность и не затрагивали ту тему. Ограничились делами, затем Гермиона ушла, и с тех пор они ни разу не упоминали произошедшее. Даже тогда, когда присутствовавшее ранее ощущение странного комфорта вернулось вновь. Пару встреч спустя Грейнджер, потянувшись, дотронулась до его локтя, чтобы привлечь внимание, и поразилась тому, как резко Драко отпрянул — это ясно читалось на её лице. Но она дала ему время обдумать и испугаться как того, что между ними творилось — чем бы это ни было, — так и ситуации в целом, и он дал задний ход. Закрылся в себе, чтобы сбежать от происходящего, потому что всё это ему не было нужно. Ему было совсем без надобности то, что собьёт его с толку или перевернёт жизнь. А поцелуи с Гермионой Грейнджер как раз подходили под эту категорию.

Она была сама мягкость: прикосновения, выражение лица. Гермиона выдавила прозрачный гель из тубы и втёрла его в кожу, охлаждая ожог. Малфой наблюдал за тем, как её пальцы проходятся по линиям на ладони. А когда Грейнджер закончила, поднял глаза.

— Это не было попыткой суицида или чем-то подобным. Я это сделал не для того, чтобы всего лишь причинить себе боль, если ты думаешь именно об этом.

Она хмыкнула и положила небольшие квадратики бинта ему на ладонь и на подушечки под пальцами. Доставая из коробки бежевый рулон и разматывая его, она выглядела не особенно уверенной в своих действиях.

— Я этого не делал.

Она встретилась с ним взглядом.

— Тогда почему ты это сделал, Малфой? Что…

Она покачала головой, начиная обматывать ладонь эластичным материалом. Драко пару секунд всматривался в её движения, потом сглотнул, понимая, как смешны его поступки и нелепы слова.

— Знаешь, моя магия не работала с тех самых пор, как я сломал палочку. Раньше, будучи злым или расстроенным, я мог двигать предметы. Делал то, чего не собирался — просто так получалось, ведь магию нельзя контролировать — и мои эмоции в те моменты тоже были неуправляемы. Я столько раз приходил в бешенство с момента отъезда и… ничего. Вообще ничего. Даже лист бумаги не дрогнул.

— Малфой, ты же не думаешь, что твоя магия тебя покинула? Это…

— Невозможно. Знаю. Но я проверил себя, понимаешь? В момент опасности твоё тело инстинктивно действует, чтобы постараться тебя защитить. Я прочитал об этом в семейной библиотеке, когда был младше. Твоё тело реагирует на внешнюю боль, например, вызванную огнем, и в момент опасности вокруг этого места появляется защитный барьер. Это длится недолго, это же реакция, а не контролируемая магия, но такое случается…

— Верно. И длится обычно от трёх до тридцати секунд.

По её гримасе Драко понял, что она уяснила всю ситуацию, так что он не стал утруждаться продолжением. Ей не надо было знать нюансы. Замечать очевидное отсутствие здравомыслия в решении проверить, на месте ли магия, чтобы снова уловить её пульсацию в венах. Или осознать наполнившее и подтолкнувшее его отчаяние.

В прошлом невероятное было возможным, и того, кто знал и чувствовал магию всю свою жизнь, её отсутствие опустошало. Драко испытывал неуверенность, мучаясь вопросом, почему он не мог её ощущать. Он находился в маггловском мире, но оставался волшебником, сломал свою палочку, но та была лишь способом контролировать и направлять магию. Он по-прежнему был до краев полон чистой магией, но не мог в этом убедиться. Так что да, он отчаянно жаждал удостовериться, и возбуждение от надежды снова почувствовать это внутри заставило его действовать без раздумий о том, что затея может не сработать.

— Малфой, — медленно проговорила Гермиона, и у него появилось ощущение, что он не захочет услышать то, что она скажет. — Ты знал, что за последние пять веков подобных случаев задокументировано не было?

Она посмотрела на него, и он не смог справиться с жаром на кончиках ушей и на скулах. Этого он не знал. Думал, что это факт — так просто происходит. Как дыхание или нечто подобное.

Драко обдумывал, как бы сменить тему разговора, и чем быстрее, тем лучше. Он не знал, что хуже: её понимание, что он пребывал в неведении, или её подозрения, что он сознательно решился на такой поступок.

Малфой высвободился, заметив, что Грейнджер закончила бинтовать кисть. Ладони Гермионы на несколько секунд замерли в воздухе, будто он и не убирал руки.

— У нас нет пузыря со льдом.

Он не особо знал, что это такое, но представить себе мог.

Грейнджер поколебалась, но поддержала смену темы. Ей же лучше: он больше не собирался это обсуждать, даже если она и не наговорилась.

— У вас есть лёд?

— На улице. Слева.

— Хорошо, — Гермиона кивнула, но то, как она продолжала смотреть на его кисть, заставило Драко почувствовать себя несколько неуютно.

Она схватила со штанги кухонное полотенце и направилась к выходу. У Драко едва хватило времени на то, чтобы взглянуть на свои ботинки и вздохнуть, когда он услышал, что она возвращается.

— Слева? Когда я выхожу или когда стою лицом к дому? Твой…

— Грейнджер, заткнись.

Он расслышал несколько оскорблений в свой адрес и мог бы разозлиться в достаточной мере, чтобы ответить, но не нашёл в себе для этого сил. Его рука сейчас пульсировала, и он чувствовал себя полностью опустошённым. Он хотел повернуть время вспять или хотя бы найти что-то, что бы облегчило боль. А потом просто заснуть до тех пор, пока не станет лучше.

Он расстегнул короб со льдом, откинул крышку к стенке дома и отодвинулся в сторону, чтобы Грейнджер могла взять, что ей надо.

— Малфой, ты всегда будешь волшебником, — пробормотала она из глубин ящика, и он уставился на её макушку.

— Грейнджер, я не один из твоих дружков, тебе не надо объяснять очевидное.

Она хмыкнула, выпрямляясь с горкой льда на полотенце, и сдула с лица выбившиеся пряди.

— Приходится, если твоя рука хоть о чём-нибудь да говорит…

— Эй, пошла-ка ты. Как тебе такое, Грейнджер? Пошла на хрен. Это моё дело. Моя жизнь, и то, что я делаю, тебя совсем не касается. Не говори, не смотри и не веди себя так, будто хоть что-то обо мне знаешь. Потому что ни черта ты не разбираешься в моей жизни, и тебе было бы проще присоединиться к Тёмному Лорду, чем хоть что-то в ней понять.

Она сердито посмотрела на него, её ноздри задрожали, а губы сжались в тонкую белую полоску.

— Малфой, ты не единственный, кому приходится тяжело. И всё, что я сделала, это постаралась тебе помочь. Может быть, я и не представляю, каково тебе приходится, но знаешь что? Я не настолько сошла с ума, чтобы поджаривать на плите свою руку, и кто бы там кем ни был по жизни, все отдают себе отчет в том, что это ненормальный поступок. Так что, возможно, я не знаю тебя, но зато я знаю вот это! Ты…